Деятельная натура Миши не давала ему покоя. Едва закрылась дверь за директором, как кассир соскочил со стула, голова его прижалась к одному плечу, к другому. Он вышел из кассы. Длинные ноги ступали быстро и мягко, делая круги по помещению. Даже напрягая слух, уловить звук его шагов было бы непросто. Стены словно сдвинулись от присутствия большой фигуры кассира. Резко остановившись, Миша со смаком потянулся и вышел за металлическую дверь.
Через стекла входа било солнце, на аккуратно сложенные коробки падал свет. Мишина ладонь прижалась к нагретому картону. Нога уперлась в нижнюю коробку, которая чуть подалась, плотно встав в угол. Миша выпрямился. Его взгляд ушел за стекло. Стоянка была забита автомобилями. У стены растянулся пес и грыз косточку.
Проснулся голод. Миша вернулся в кассу, где в сумке лежали захваченные из дома пирожки, налил себе горячего чаю. Вдыхая аппетитный запах разогретых в микроволновке пирогов, вспомнил, как одноклассники потешались над его привычкой набивать карманы хлебом из школьной столовой. Мишу еще тогда мучили приступы голода. Он быстро рос, и ему не хватало обычных порций еды.
Присев над стоящей под вешалкой спортивной сумкой, Миша перебрал ремни, куртку. Пошарив в кармане, извлек блестящую флешку для компьютера. Там были файлы с дипломной работой и шаблоны букмекерских карточек.
Использовать технику в личных целях было запрещено, но Миша не отличался бессмысленным, на его взгляд, послушанием, поэтому открыл файл с дипломом. Но работа не шла, и Миша обрадовался, когда в контору вошел клиент.
Вошедший огляделся и подошел к стенду с линией. Он не был знаком кассиру, и Миша с любопытством стал наблюдать за новым посетителем. Тот, кинув взгляд на телеэкран, подошел к окошечку.
– «Лайв» есть?
– Конечно! – Миша заметил, что монитор для игроков выключен. – Пять сек! Я комп перезагружал.
«Лайв» – это электронная линия спортивных событий, идущих в режиме «он-лайн». Здесь коэффициенты постоянно меняются, в зависимости от хода состязаний. Иногда фавориты соревнований стремительно превращаются в аутсайдеров, и наоборот. Бывает удачей поймать максимальный коэффициент на одну сторону, а затем на другую. Тогда игрок в выигрыше при любом исходе. Для такой ситуации есть свой термин – «вилка». Некоторые игроки любят именно «повилковать»: это дает пусть и небольшую, но прибыль. Впрочем, все зависит от суммы ставок.
– Поставь тысячу на филиппинский баскетбол, – попросил незнакомец, изучая появившуюся таблицу котировок, – количество мячей больше двухсот. Какой кэф? Двойка?
– Нет, уже один и восемь, – ответил Михаил.
– Тогда не надо… А сейчас?
– Один и пять десятых.
Наблюдая, как стремительно падает коэффициент, Миша внутренне усмехнулся: не так уж и плохо было получить к тысяче плюсом восемьсот рублей. Чуваку показалось мало, а ставка сыграла. Кассир прямо-таки физически ощущал досаду и злость, охватившую клиента.
– Поставь на первый сет матча Надаль-Ферер, тотал меньше девяти с половиной.
– Коэффициент один и пять, – проговорил Миша. – Сколько?
– Полторы тысячи.
Миша взял деньги и отдал карточку. Его глаза, без того узкие, стали похожи на темные щели. Нелепые эти игроки! Восемьсот рублей к тысяче ему было мало, а семьсот пятьдесят к полутора – как раз! Игрока сейчас жадность давит, мысль точит, что он мог получить восемь сотен и не получил. А ведь новая ставка может проиграть. А если выиграет, то парень, скорее всего, выигранные деньги переставит на другое событие, и так – пока их не спустит. Воронка азарта и быстрых денег затягивает человека, как пыль.
– Слушай, ты у нас раньше был? – спросил Миша незнакомца.
Тот отвлекся от монитора и нехотя сказал:
– Нет. Я ставлю в «Фортуне». Тут недалеко, во дворах, – и вновь уставился в монитор, как в пасть удаву.
Сет затянулся, при счете пять-четыре игрок в сердцах воскликнул, стукнув себя кулаком по лбу:
– Вот козел, дебил, шиза! И че было чужие деньги ставить!? – пнул в стену и вышел, оставив грязное пятно.
Машина в самом деле была Костина. За стеклом мигал красный индикатор охранной сигнализации. Кристина покрутилась около автомобиля. Появилась мысль, что они с Костей разминулись, и девушка ринулась в подъезд, вслушиваясь в звук движущегося лифта. На площадке было пусто. Костя спустился на лифте! Она хотела было опять броситься вниз, но повернула в квартиру. Глупо бегать друг за дружкой, как в мультике: за гномом дом, за домом гном. Есть телефон.
Она нажала на кнопку вызова. Гудки шли вдаль, пока бесстрастный голос не констатировал: «Абонент не может ответить, позвоните, пожалуйста, позже».
Кристина смотрела в окно на серебристый «форд». Она не будет ни в чем подозревать Костю. Если он куда-то ушел, значит, так надо. Но сердце ныло от дурного предчувствия.
Не так лихорадочно, как в первый раз, она сунула ноги в босоножки, бросила в сумку телефон. Глаза равнодушно глянули в зеркало. В подъезде показалось холодно, но возвращаться не хотелось. Дверь за спиной со щелканьем затворилась. Лифт шумно двинулся вниз.
Во дворе Кристина села на полукруглую скамеечку недалеко от «форда». Если Костя приехал, значит, должен быть где-то рядом. Девушку знобило от вечерней прохлады. Ей не хотелось думать, что это нервная дрожь.
Стемнело, когда около Костиной машины неожиданно появились двое мужчин. Один был невысокий, поджарый, сутуловатый, с неправильным профилем: у него выступала вперед нижняя челюсть. Его друг, или напарник, был кругловатым здоровяком с коротко остриженными волосами. Мужчины тихо говорили о машине. Здоровяк нажал на кнопку сигнализации, и «форд» мигнул фонарями.
Получалось, что Костя отдал им ключи от автомобиля. Это его друзья. Кристина вздохнула с облегчением. Все нормально.
Она подошла к мужчинам и нетерпеливо спросила:
– А где Костя?
– Какой Костя? – с недоумением воззрился на нее сутулый мужчина, и Кристина отметила, какой у него неприятный взгляд исподлобья.
– Шла бы ты отсюда, – посоветовал круглый здоровяк.
– То есть как «какой»? – не унялась Кристина. – Хозяин автомобиля Костя Осокин.
– А, Костя!.. хозяин… – протянул здоровяк. – Так бы и сказала, что Костя… Домой ушел… А нас попросил машину сделать…
Девушка непонимающе хлопнула красивыми ресницами:
– Домой? Он живет в другом районе…
Холод опасности разом поднялся по телу к голове, шевельнув волосы. Кристина проговорила:
– Я пошла… привет Косте…
– Ты куда? – заволновался сутулый. – Он придет! Ты сказала: Костя? Вон он… в машине…
Но Кристина заспешила прочь и скорее почувствовала, чем услышала движение сзади. Кто-то цепко схватил ее за локоть и задышал в ухо:
– Куда же ты, куколка? Спрашиваешь Костю, а сама от него бежишь… Говорят тебе, он в машине…
Ее потащили назад. Стало ясно, что если ее запихнут в машину, она пропадет. Глаза остановились на ногах мужчины: голые ступни были обуты в легкие сандалии. Не раздумывая, девушка со всей силы опустила острый четырнадцатисантиметровый каблук-шпильку, попав прямо между мягкими ремешками обуви, и тут же убрала ногу, оставив воткнувшуюся между хрящами туфлю. Здоровяк не то взвыл, не то запел, ругаясь. Спина согнулась, круглые руки ухватились за пострадавшую ногу, и он волчком запрыгал на месте. Его напарник с шипением подскочил к Кристине:
– Ах ты поганка вшивая, выдра крашеная…
Девушка мигом скинула вторую туфельку и, схватив ее, с размаху ударила каблуком в мерзкое лицо.
Она не бежала – летела – босиком, кривясь и мучительно страдая от попадающих под ступни камешков. В одной руке у нее была туфелька, в другой – сумка. Чтобы запутать преследователей, она помчалась не к своему подъезду, хотя это было ближе, а к соседнему дому. Под козырьком подъезда не было лампы, она дернула металлическую дверь, а потом с размаху стукнула по металлу туфелькой, надеясь, что преследователи примут этот звук за шум хлопнувшей двери, а сама нырнула в щель между стеной и широкой опорой, поддерживающей козырек над входной площадкой. Неслышно опустилась на корточки, спиной ощущая шероховатость прохладного бетона, и сползла с площадки в раскинувшиеся у подъезда густые кусты. Возмущенно мяукнула кошка, вылезшая из подвального оконца.
Сначала на крыльцо взбежал сутулый. Он тупо дергал за ручку, но из-за кодового замка дверь только стукалась, но не открывалась. Потом до подъезда дохромал его напарник.
– Коза вонючая! – рычал сутулый. – Я ей глаза этим каблуком выбью! Я эту дуру изуродую, а потом закопаю!
– Ладно, хорош, Сутяга, – вздохнул кругляш. – Пойдем, надо с машиной закончить.
– Не, сначала эту крысу надо выгрести…
– Лучше побыстрее «форда» отогнать в другое место… – рассудительно сказал кругляш. – Надо было сразу поставить его в гараж и там разобрать…
– Ну, Толстый! Легко сказать! Но там же стоит машина! Надо было срочняком искать в аренду другой гараж.
– Ладно, некогда трендеть. Она мне ногу изувечила, надо в травмпункт. Я почему-то думаю, что эта гадюка живет не здесь, а в том доме, рядом с которым мы поставили «форда». Мы найдем эту крысу крашеную…
– Как? Как!? Если мы уйдем, она смоется! – заверещал Сутяга.
– Элементарно, Ватсон… У нас есть ее туфелька, у моего соседа имеется классная овчарка. Собака в два счета найдет хозяйку этой вшивой обуви. Кто придумал такие каблуки? По голове бы ими постучать этому дизайнеру хренову.
Кристина боялась пошевелиться. Когда мужчины ушли, она еще долго сидела, не двигаясь, у нее затекли ноги и заболела спина. Наконец она едва не ползком выбралась из кустов. Платье было изодрано. Девушка не удивилась тому, что ее руки продолжали сжимать туфельку и сумку.
Ее ничто не могло удивить, потому что ею владела одна мысль, страшная своей очевидностью: с Костей Осокиным, с ее ненаглядным, лучшим на свете парнем, произошло несчастье…
Ночная тьма со старческой скрупулезностью затыкала дыры в электрическом платье города, боязливо обходя сияющие фонари. Она уютно устроилась рядом с ощетинившейся огнями дорогой, по которой проскакивали суетливые машины, и прикрыла задремавшее здание торгового комплекса, опоясанное лентами огромных окон. Только на макушке здания аккуратной прорехой светились большие электронные часы и пульсировала вывеска «Локомотив».
Справа от торгового комплекса, опушенная огнями, сияла привокзальная площадь. А слева, на пустой автопарковке, предназначенной для персонала и покупателей, растеклась мягкая тьма. После девяти часов вечера автопарковка закрывалась, как и весь торговый комплекс.
Молодой охранник, приоткрыв окно, закурил сигарету и со вкусом затянулся. Площадка с этой стороны торгового комплекса казалась мертвой. Круглый фонарь на широкой бетонной тумбе изливал желтый свет на боковой стеклянный вход в здание. Над ним висела вывеска, на которой красовался футбольный мяч и надпись «Счастливое пари».
– Интересно, неужели у них кто-то выигрывает? – спросил он своего напарника, уткнувшегося в телевизор.
– Леха, ты о чем? О букмекерской конторе? Конечно, выигрывают! Тут надо хорошо в спорте разбираться… Интересно, как прошел у них первый день? Я думал, они в срок не откроются.
– А они взяли и открылись, только вот закрываться, похоже, не собираются, – проговорил Леха, наблюдая, как из стеклянных дверей вышел мужчина. – Ну и шкаф! Бугай! – невольно прокомментировал он. – Они так и будут работать?
– Как?
– Не как все… Все до девяти, а они до… до скольких?
– До последнего клиента, говорят…
– А как охрана?
– Их охрана – тревожная кнопка да мы…
– Только толку от нас никакого. Что мы можем отсюда сделать?
– Это твоя проблема?
– Не-а… Просто интересно…
Снизу донесся вой собаки, а затем короткое гавканье.
– Кто это там расшумелся?.. Или это пришлый пес?
Собака взвизгнула. Охранник высунулся в окно. Никого.
Здесь, около вокзала, бродили как бездомные собаки, так и бездомные люди. Четыре пса были «своими», а вот людей старались прогонять.
В десяти минутах ходьбы от «Локомотива» ровными струнами проходил первый железнодорожный путь, по которому шумно приближался поезд, сверля широким глазом темноту… И все же лежащий на сверкнувших рельсах человек остался незамеченным.
Со шваброй наперевес Кристина шла мыть нижнюю лестничную площадку.
Ведро, наполненное почти доверху, оттягивало руку, вода, противно пахнущая хлоркой, выплескивалась, обутые в тесные мамины кроссовки ноги скользили, попадая в лужицы.
Вскоре пол в подъезде от входа до самой двери в квартиру сиял чистотой и пах, как санузел в больнице. Так же был вылизан лифт.
Мысль о собаке уже не казалась такой катастрофичной: не учует ищейка Кристину.
Родители Кристины перебрались на майские праздники на дачу. Сначала счастье на несколько дней оказаться свободной от родительского контроля кружило девушке голову. Но последние часы все изменили: Кристина не знала, радоваться ей, что родители не дома, а значит, в безопасности, или переживать, что их нет рядом и они не помогут.
Свое знакомство с Костей Осокиным девушка считала мистическим. В любом случае, оно было невероятным.
В то время она была болезненно влюблена в знакомого спортсмена по имени Петр. Их отношения ее измучили. Петр периодически куда-то пропадал, а Кристина страдала, ревнуя его до ненависти. Он появлялся, и на короткое время в ее душе воцарялось счастье до следующего его исчезновения. Чем могла закончиться их последняя ссора? Кристина была уверена, что умерла бы, если б не Костя.
Накануне Петр ей позвонил и сказал: «Собирайся, Барби, я еду за тобой. У друга день рождения. Все ждут нас». Петр звал ее Барби. Кристина лихорадочно собралась на торжество и прождала весь вечер, а потом всю ночь. Петр не приехал и не звонил. Сама она позвонила раз сто, но «абонент был недоступен». Утром Петр сразу отозвался на звонок.
– Приветик, Барби! – весело отозвался он. – Как дела? Хорошо? У меня как? Тоже неплохо.
Он даже не пытался объяснить, что произошло, почему не появился. Тогда она, измученная ожиданием, страхами, подозрениями, сказала ему, чтобы он катился к черту, потому что ни видеть, ни слышать, ни знать его она не желает.
Днем Кристина случайно подошла к окну. Внизу, на полукруглой лавочке, около детской песочницы, сидел Петр, рядом с ним – худенькая блондинка с распущенными волосами. Они целовались на глазах у всего света. Боль от увиденного была нестерпимой. На подоконнике зазвонил пузатый телефон, Кристина машинально прижала трубку к уху. Не слушая говорившего, она повторяла:
– Да… Да… Да.
Рука аккуратно положила трубку, звонок повторился.
– Вы ошиблись… – механически сказала она.
Ее глаза не отрывались от пары на лавочке, звуки поцелуев летали по комнате, шелестели в ушах, кружили в голове. Кристина решала, прыгнуть ей вниз или выпить разом все таблетки, чтобы не было так больно?
А телефон все звонил, она отвечала: «Вы ошиблись» и клала телефонную трубку на рычажок.
Губы Петра скользили по щеке незнакомой девушки, сильные руки перебирали длинные волосы. Иногда его взгляд поднимался на окна Кристины, заставляя вздрагивать.
Раздался очередной звонок. Кристина сняла трубку, но звонок продолжал долбить в уши. И до девушки дошло, что кто-то звонит в дверь, наверняка родители. Она, как во сне, вышла в прихожую и, не спрашивая, открыла.
На площадке стоял незнакомый светловолосый парень. Девушка равнодушно отметила про себя, что он симпатичен и модно одет. Поодаль облокотился на перила лестницы другой молодой человек, который нервно сказал:
– Костяня, она жива. Чего тебе втемяшилось? Пошли отсюда!
А светловолосый Костяня, внимательно посмотрев на Кристину, проговорил:
– Помоги, а? Я ногу сломал… Оступился. Больно очень. Мне бы врача вызвать. И таблетку обезболивающую.
– Что? – непонимающе уставилась на него Кристина.
– Мне соседи ваши нужны, а их нет. Подождать можно? – Он двинулся прямо на Кристину.
Она испуганно отскочила:
– Кто вы? Что надо?
– Подождать соседей можно? – громко, как у глухой, спросил парень.
– Я милицию вызову, – прошептала Кристина, и ее глаза наполнились слезами.
– Вызывайте, – кивнул Костяня, нога его встала в дверной проем, рука протянула мобильный телефон: – А мы здесь, на лестничной площадке, подождем… Только, если мне мама позвонит, не отвечайте, а то она подумает, что вы моя невеста… вас как звать?
– Кристина, – по щекам поползли слезы.
Словно ничего не замечая, юноша проговорил:
– Мое имя – Костя, – он повернулся к другу. – А это Слава, от слова «славный». Слава Олин. Мы работаем в праздничном агентстве… А вы?
– Я учусь… – Кристина судорожно всхлипнула, – в университете.
Может, и не видно, подумала Кристина, что она плачет, как маленькая. Ведь парень, стоящий напротив, совершенно спокоен. Щеки девушки вспухли краснотой и от слез, и от стыда. Если б этот нахальный человек ушел, она бы опустилась на пол и нарыдалась до опустошения. А так ей приходилось стоять прямо, держась за дверь.
О проекте
О подписке