22 мая 1796 г. Екатерина II лично проинспектировала готовый к сдаче дворец и, конечно, высказала ряд пожеланий, которые немедленно приняли к исполнению: «1). В почивальне прибавить места на четверть для кроватей; 2). В фонарике к бане вынуть из купола стекла; 3). Вход для солдат караульных в их комнаты сделать спуском без ступеней; 4). У обоих спусков ступеням не быть; 5). Цветного садику и решетки прибавить и осенью засадить; 6). В уборной вставить зеркало в трюмо; 7). На колоннаде сделать решетку; 8). Для Шуваловой сделать особую лестницу в садик; 9). Исполнять все приказания г. в. кн. Александра Павловича и вести всему особый счет, дабы после ассигновать на все таковые работы потребную сумму».^[24]

На этом этапе и великий князь Александр Павлович, с разрешения бабушки, начал вмешиваться в ход работ. Только на «поправки», им указанные, было выделено 34 483 руб. 96 коп. В их числе было устройство «схода подле углового кабинета» в Собственный садик, на что за работу и материалы выплатили 11 847 руб. 50 коп. Всего сверх первоначальной сметы на различные «поправки» было отпущено почти 128 000 руб., а в общей сложности на строительство дворца вместе с внутренним убранством к июню 1796 г. потратили 606 286 руб. 21 коп.^[25]

Николай Николаевич Головин. Худ. Ж.-Б. Изабе. 1780-е гг.

Переезд двора Александра Павловича был назначен на июнь 1796 г. Великий князь Александр Павлович переехал в Новый дворец со своей свитой 3 июня 1796 г. Естественно, в ходе обустройства великого князя и его свиты на новом месте на служителей Александровского дворца градом посыпались различные требования. Один из хозяйственников сокрушался, что приказания следуют «всякий час» и часто «не зависят от воли Его Высочества». Примечательно, что доставленная во дворец золоченая мебель не устроила Александра Павловича и ее, для поправки, 6 июня отправили обратно в Санкт-Петербург.^[26]

Как мы видим, обычной суеты, связанной с переездом, было много, но в мемуарах графини В.Н. Головиной, бывшей в свите великого князя, все выглядело изящно и легко. Она вспоминала, что 12 июня 1796 г. «великий князь Александр Павлович со своим двором переехал в Александровский дворец, выстроенный императрицей специально для него. Дворец был очень красив и расположен перед большим регулярным садом, примыкавшим к английскому парку. Под окнами великой княгини находился цветник, окруженный железной решеткой, с калиткой, через которую она входила в свои комнаты.

Варвара Николаевна Головина. Худ. Ф.С. Рокотов

За несколько дней до переезда императрица подозвала меня (это было на одном из маленьких воскресных балов) и сказала:

– Будьте добры передать вашему мужу, чтобы он разместил мебель в Александровском дворце: тот совершенно готов. Я желала бы видеть великого князя уже устроенным со всем его двором в новом помещении. Выберите для себя комнаты, которые найдете наиболее приятными и наиболее близкими к великой княгине Елисавете.

Надеюсь, что она мною довольна: я делаю все возможное, чтобы ей понравиться. Я ей отдала самого красивого молодого человека во всей моей империи. – Ее величество остановилась на минуту и затем прибавила: – Вы видите их постоянно, скажите мне, действительно ли они любят друг друга и довольны ли они друг другом?

Мужу^[27] я передала приказ ее величества, и он сейчас же распорядился все устроить. Через три дня мы уже жили на новом месте».^[28]

На самом деле заселение Александровского дворца сопровождалось не только обычной суетой и хлопотами, но и столкновением честолюбий и обычными интригами. В документах до нас дошли только скупые отголоски этих «придворных страстей», недоразумений и упущений, связанных прежде всего с оформлением жилых комнат, и все это вылилось на голову бедного комиссара Матвея Шарухина, который отвечал за обустройство свиты великого князя. В рапорте от 3 июня 1796 г. он писал: «По переходе Его Высочества в оной Дворец от свиты большие требования выходят, так что уже и его превосходительству Василию Степановичу скучно. Да и Его Высочество сам уже начал записи писать и посылать со мною к его превосходительству, севодни он был у меня в мастерской и написал записку о золоченых мебелях… поверьте ваше превосходительство так скучно что и не знаю когда могу отселиться особливо теперешними от сих требований… нет той минуты, чтоб из оного чего требовано не было, а особливо в ширмах, один гофмаршал взял шесть».^[29]

Но со временем все устроились, мебель и другие вещи заняли положенные им места. По подробной «Описи мебелям и разным вещам, находящимся в покоях вновь построенного каменного дворца Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Павловича», мы можем представить, как выглядели первоначальные интерьеры дворца.

Например, в Концертном зале находилось: «Образ в окладе серебряном; 8 столов простого дерева позолоченных с досками белого мрамора; 36 стулов простого дерева крашеных под лаком с подушками алыми сафьянными; ящик красного дерева для дров; 3 паникадила больших хрустальных в бронзовой оправе; 4 дивана, на них матрацы в наволочках штофных белых с такими же покрывалами; на камине 2 монумента римских императоров литых из гипса».^[30]

В Бильярдной находились: «Образ в окладе серебряном; 5 столов ломберных красного дерева с бронзою; 24 стула простого дерева крашеных под лаком с подушками алыми сафьянными; термометр на доске медной; фонарь хрустальный в бронзовой оправе; бильярд красного дерева, при нем: 12 кий, 6 мазов, 12 шаров алагвеных, 5 шаров карамбольных, доска для маркировки и покрывало голубое для покрытия бильярда».^[31]

Особенно интересен перечень предметов, находившийся в личных покоях Александра и Елизаветы.^[32] Например, в опочивальне (комната № 24), находились (перечислим все имевшиеся там предметы, за исключением штор, маркиз и драпировок, выдержанных в зеленых тонах): ширмы, термометры, кресла, стулья, диваны, разные столики и столы, часы и зеркала и, наконец, супружеская кровать «деревянная большая с двумя матрацами пуховыми и шесть подушек в наволочках атласных, розовых» с розовым стеганым одеялом и покрытая штофной белой с бахромою накидкой. Поблизости от кровати стояли «два стула ночных красного дерева».^[33] В описи перечислены предметы убранства из «Уборной Ея Высочества»^[34] (комната № 29), Библиотеки (комната № 30), Большого кабинета^[35] (комната № 31), «Кабинет Его Высочества»^[36] (комната № 32, этот кабинет именовался Голубым) и «Уборной Его Высочества» (комната № 33). Всего в описи перечислены предметы внутреннего убранства по 78 комнатам, включая и верхний этаж.

Великий князь Константин Павлович. Неизвестный художник

Следует подчеркнуть, что В.Н. Головина называет датой переезда в Александровский дворец 12 июня 1796 г. Это не совсем так. Дело в том, что в рапорте комиссара Камер-цалмейстерской должности Матвея Шарухина от 3 июня 1796 г. упоминается, что «Его Высочество Великий Князь Александр Павлович сегодняшний день изволил совсем перебираться в оной дворец, где обеденный стол был».^[37] Судя по всему, мемуаристка просто ошиблась на полторы недели.

Поскольку Александровский дворец планировалось использовать как летнюю дачу, только в один-два самых теплых месяца, то все парадные и жилые помещения Великий князь Константин членов императорской семьи находились на первом этаже левого флигеля дворца, из окон которых открывались великолепные пейзажи. Прямо из огромного углового шестиоконного кабинета великого князя Александра Павловича можно было выйти в Собственный садик, а затем и в парк, который также являлся частью жилого пространства. На втором этаже левого флигеля располагалась ближайшая свита, в подвале селилась прислуга. Эта пространственно-планировочная традиция, несмотря на многочисленные перестройки, сохранялась вплоть до 1917 г.

По свидетельству графини В.Н. Головиной, проведшей июнь-июль 1796 г. с великокняжеской четой, «Александр и Елисавета были очень довольны своим дворцом. Мои комнаты были над покоями великой княгини и, находясь посередине здания, выдавались полукругом. Она могла разговаривать со мной, стоя у последнего окна перед углом. Однажды после обеда мы забавлялись этим: она сидела у своего окна, а я у своего, и мы беседовали. Тем временем великий князь с моим мужем играли на скрипках^[38] у нас в гостиной. Тогда между всеми нами еще царствовала гармония.

Великая княгиня Анна Федоровна. Неизвестный художник. 1799–1800 гг.

Через несколько недель картина переменилась: Александр сделался неразлучен со своими новыми друзьями». Новые друзья – это польские аристократы князья Чарторыйские.

Упомянем, что в лето 1796 г. в Старом (Екатерининском) дворце жил со своей молодой супругой такой же юный великий князь Константин Павлович.^[39] Его супруга, великая княгиня Анна Федоровна, по свидетельству В.Н. Головиной, «каждое утро приходила за Елисаветой, чтобы идти гулять в сад, и я гуляла с графиней Толстой, комнаты которой были рядом с моими. Она получила в этом году разрешение бывать на вечерах у императрицы».

Когда молодые супруги немного обжились в своем дворце, Екатерина II «объявила их императорским высочествам, что после обеда посетит их в новом жилище. Прекрасный десерт был приготовлен в колоннаде, представляющей нечто вроде открытой гостиной, со стороны сада ограниченной двумя рядами колонн. С этого места открывался обширный и красивый вид. Затем вошли во внутренние покои. Императрица села между великой княгиней и мной и сказала:

– Я прошу разрешения, ваше высочество, показать этим господам ваши комнаты».

Упомянутый «прекрасный десерт» готовился поблизости от дворца – в Кухонном корпусе, в котором расположились все необходимые службы, занимавшиеся обеспечением питания владельцев Александровского дворца.

Александр I. Худ. С.С. Щукин. Начало 1800-х гг.

Великая княгиня Елизавета Алексеевна. Худ. Э. Виже-Лебрен. 1797 г.

Однако не все было так благостно и пасторально, поскольку в окружении Александра Павловича появился князь А. Чарторыйский, который начал откровенно ухаживать за великой княгиней Елизаветой Алексеевной. При этом Александр Павлович демонстративно отстранился от этой двусмысленной ситуации. Как вспоминала В.Н. Головина: «Каждый день, казалось, порождал новые опасности. Я очень страдала, наблюдая все, чему подвергалась великая княгиня. Помещаясь над нею, я видела, когда она входила и выходила, видела и великого князя, постоянно приводившего с собой к ужину князя Чарторыйского. Один Бог читал в моей душе. Однажды, больше обыкновенного обеспокоенная тем, что происходило у меня на глазах, я вернулась после обеда у императрицы, переоделась и уселась у окна, находившегося под окном великой княгини. Высунувшись наружу, сколько могла, я заметила кусочек белого платья великой княгини. Оно было освещено луной, лучи которой проникали в наши комнаты. Я видела уже, как вернулся великий князь со своим другом, и предположила, что великая княгиня одна в своем кабинете.

Набросив косынку на плечи, я спустилась в сад и подошла к решетке цветника. Она была одна, погруженная в грустные размышления.

– Вы одни, ваше высочество? – спросила я ее.

– Лучше быть одной, – отвечала она, – чем ужинать наедине с князем Чарторыйским. Великий князь заснул на диване, а я убежала к себе и вот предаюсь своим невеселым мыслям».

Адам Ежи Чарторыйский. Неизвестный художник. 1808 г.

Императрица Елизавета Алексеевна. Худ. Ж.-Л. Монье. 1807 г.

В том же июне 1796 г. в императорской семье случилось прибавление семейства. Графиню В.Н. Головину, спавшую в своих комнатах в Александровском дворце, «разбудили в пять часов утра пушечные выстрелы, объявлявшие о разрешении от бремени великой княгини Марии Федоровны сыном, названным Николаем. Она разрешилась в Царском Селе; императрица ухаживала за нею всю ночь и была преисполнена радости от рождения еще одного внука. Через неделю назначили крестины, и Александр стал восприемником своего брата». Тогда никто не мог и представить, что третий сын императора Павла I унаследует императорскую корону и станет первым настоящим хозяином Александровского дворца.

В начале июля 1796 г. в Александровском дворце, в его Концертном зале, прошел первый бал, устроенный по распоряжению Екатерины II. В.Н. Головина вспоминала: «Этот бал мне показался грустным до невозможности. Нездоровье императрицы в глубине души беспокоило меня, рождая тяжелые предчувствия, которые, к несчастью, слишком скоро оправдались. Приглашена была и великая княгиня Анна, но Константин ни за что не хотел пустить ее из дому. Она не пробыла на балу и получаса, как он прислал за нею, и она уехала, едва сдерживая слезы».

Летом 1796 г. в Александровском дворце Александр и Елизавета прожили только месяц: с 3 июня по начало июля. Собственно, упоминание о бале – это последнее мемуарное свидетельство, в котором упоминается об Александровском дворце времен Екатерины II.

Смерть императрицы Екатерины II в ноябре 1796 г. немедленно остановила все работы по отделке дворца. При этом за уже выполненные работы выплачено ничего не было. В такую неприятную ситуацию попал живописец Мартинелли,^[40] который в 1796 г. занимался по приказу Екатерины II меблировкой Александровского дворца и был вынужден «на заплату мастерам, за исправленные ими работы, употребить собственных денег от 8 до 10 000 рублей», в результате чего «впал в бедность».^[41] С просьбой о выплате потраченных им денег живописец счел возможным обратиться к Александру I только после смерти Павла I. В результате ему выплатили не только потраченные деньги, но и восстановили выплату пенсии из Кабинета Е.И.В. по «1500 руб. на год… по 30-летнему служению».

Александр I, Павел I, Екатерина II. Гравюра. Берлин. 1814 г.

После начала правления Павла I Александровский дворец начал запустевать, уступая бесспорное первенство Павловскому дворцу. Это была осознанная политика императора, подвергавшего «опале» некоторые из особо любимых Екатериной II резиденций. Как свидетельствует В.Н. Головина, «в то время всеми средствами старались заставить забыть о предшествующем царствовании, и одним из средств, употребленных для этой цели, была перемена местопребывания Двора. Императрица Мария испытывает к Царскому Селу ту неприязнь, которую можно питать разве что к какому-нибудь человеку, и прямо-таки ревнует к нему Павловск – свое создание. Как следствие этого, прекрасный Царскосельский дворец, где могла бы отлично разместиться вся свита, был покинут и разорен, а все самые лучшие его вещи перевезены в Павловск – место, несомненно, красивое, но ничуть не подходящее для Двора, который, однако, принужден был там разместиться, ибо Павловск сделался резиденцией государя, любящего пышность и представительность.

На скорую руку там было возведено еще несколько построек, но все они составили самый выразительный контраст с сооружениями прошлого царствования.

Император Павел I

В Царском Селе Екатерина II велела воздвигнуть для своего внука великолепный дворец, а в Павловске императрица Мария поместила сына чуть ли не в хижину, пока, по ее приказанию, ему строили деревянный дом. Это помещение великого князя было весьма тесным, но Елисавета Алексеевна и тем была довольна и даже чувствовала себя счастливой по сравнению с теми тремя неделями, которые ей пришлось провести во дворце».

Двор Павла I вернулся в Царское Село 5 ноября 1797 г., «в годовщину того дня, когда с императрицей Екатериной II сделался апоплексический удар. Лицам, которые еще искренне сожалели о почившей, отрадно было помолиться за нее в том самом месте, где все напоминало о ней; к тому же и время года придавало этому прекрасному месту грустный оттенок, вполне подходивший к случаю. Это был последний день траура. Возвратившись в город, повели совсем другой образ жизни, чем в прошлом году».