Глава 2. Ты – везучий!

Неожиданно он оказался сам в себе. Да, да, это был он, но всё, что ощущалось снаружи, тоже стало его частью. Эта наружная часть навалилась ему на глаза, не позволяя им открыться, и пронзительно ныла, расползаясь по всему телу. Чуть погодя она резко толкнула его в бок. Пётр вскрикнул, но крик донёсся до него в виде отдалённого приглушенного стона. И со стороны стона донеслось: «Здоровеньки булы, жмурик!»

До Петра стало доходить, что это кто-то обращается к нему. Но откликнуться или хотя бы разобраться, что от него хотят, не получалось. Потом рядом загундосил другой голос, и они оба о чём-то заговорили по-украински. Послышалось «Дурний хлопец», и Пётр стал догадываться, что так эти голоса отзываются про его боевые качества.

Изо всех сил он попытался разомкнуть непослушные глаза, и… получилось, но только на маленькую щёлочку для правого глаза. Теперь он смутно увидел самого себя лежащим в задымленной непонятной коробке. Догадка заскребла, что это с ним происходит не сейчас, а в прошлом. И он решил непременно вспомнить, что с ним происходило, а потом уже соображать, что делать.

Голова потрескивала, словно в ней горели дрова. Это оказалось уже неплохим началом для понимания происходящего или уже происшедшего. Прежде всего стало вырисовываться, что жизнь отмахнуться от него пока ещё не успела. Такое состояние могло быть названо только замечательным! Теперь оставалось встать, попытаться раскрыть оба глаза и посмотреть, кто там его так навязчиво обсуждает.

Но не то что встать, даже пошевелить ногой не выходило. И только дрова, гудящие в голове, иногда горячо пощёлкивали о чём-то на своём непонятном языке. Он догадался, что и они тоже разговаривают про него, и сразу попытался вступить в разговор. Но они взяли да умолкли.

«Наверно, просто заснули!» – только и успел он подумать. А дрова выползли из головы и стали ощутимо постукивать по спине. Но кто-то прикрикнул на них, и они отпрянули в разные стороны.

Пётр никогда не видел, как спят дрова, а тут такая возможность вдруг представилась. Стало различаться, что они в своём сне тоже умеют разговаривать, как люди.

«Наверно, приглашают меня составить им компанию! – подумал он. – И как такую возможность упускать?»

Но во сне ни спящих, ни бодрствующих дров не оказалось. Однако мгновенно выяснилось, что они теперь горели прямо под боком. На этот раз Пётр умудрился чуть шире открыть правый глаз и увидеть, как изнутри горит его БМП. Рядом сквозь языки пламени и клубы дыма просматривалось, как сидят и лежат бойцы из его отделения.

– Э-э-э! – попробовал он вскочить. – Встаём! Греться ещё успеем!

Но никто не пошевелился. Сердце моментально забилось, даже заревело, как мотор БМП на своём пределе. Пётр был готов сражаться с любыми врагами, на встречу с которыми он ехал. Но тут не было ни одного врага! Только ужасная мысль пронзила его насквозь: «А свои, наши, готовые биться с врагом, рядом есть они или?..» От запаха горелого мяса зашевелилась тошнота. И Пётр, беспредельно напрягшись, полез искать хоть какой-нибудь выход из подбитой машины.

Когда он вывалился из люка, до него дошло, что сдетонировавший боекомплект не разорвал никого на части, но всё равно сработал на пользу неприятеля. Пётр опять сквозь резь в глазах посмотрел на исковерканную и догорающую машину. Теперь, когда выход наружу был найден, оставалось лезть обратно и тащить на воздух по одному всех ребят. Ведь кто-то ещё мог цепляться за жизнь. Кто-то должен был цепляться!..

В этот момент горящая боевая машина внезапно превратилась в сплошной дым и боком двинулась на Петра. Отползти не получалось. Но БМП не раздавила, а прошла сквозь него, затем мгновенно исчезла из поля зрения. И сразу улетучилось всё, что улавливалось этим полем…

– Слухай! По нашему гутарить можешь? – донеслось непонятно откуда.

– Неа! – простонал Пётр.

– Он не бачит! – включился другой голос. – Москаль – по форме!

– Отвечай! Москаль? – спросил первый голос.

– Тамбовский я! – нашёл в себе силы простонать Пётр.

– Тамбовских волков мы пристреливаем! – рассмеялся второй. – А ты – хуже их! Но мы тебя пожалели. По документу ты Петро Сайчук. Верно?

– Пётр я, а не Петро!

– Вот упрямец! – взял на себя инициативу в переговорах первый голос. – Я же бачу: ты ефрейтор отдельной роты спецназа! Так?

– Вы же всё прочитали в военном билете!

– Значит, так и есть! А про тех, кто из спецназа, мы долго не читаем, а кончаем на месте! Но у тебя фамилия не москалей, наша. Ты – везучий! Родители откуда?

– Из Харькова. Говорили, что на углу Сумской жили!

– Так ты почти что наш хлопец! И почему против ридны Украйны попёр?

– Потому что и вы сюда припёрли! А меня призвали, карантин, учебка, и – сюда! Я же не решаю – куда! Иду, куда командир прикажет!

– Ты командира дюже хорошо слухал! А теперь тебе решать. Либо ты совсем выполнишь приказ своего командира и сдохнешь здесь, на снегу, привязанным к гусенице своей бестолковой машины, либо я стану твоим новым командиром! Тогда ты будешь выполнять все мои команды и останешься цел. Если язык заплетается, просто кивни! А выберешь снег и мороз – помотай головой! Добре? Я же тебе, как земеле из прошлого, царские условия создаю! Считаю до трёх. Раз. Два. Ну?

Пётр хотел мотнуть головой, но она его не слушалась. Он снова провалился в горящий бронеавтомобиль и уже ничего не слышал…

Глава 3. Последствий не будет!

Солнце на потолке вспыхнуло внезапно. Оно лениво покачивалось, раздувалось и снова сдувалось, словно пытаясь незаметно проскользнуть в свои небесные края. Пётр открыл оба слезящихся глаза и одним из них определил, что солнце превратилось в обычную тускловатую лампочку. Резкая боль в другом глазу не утихала и не пропускала на просмотр никакие видения. Пётр осторожно прикрыл здоровый глаз, надеясь снова попробовать в деле сразу оба глаза. Но для проб годился только один, правый. На этот раз он обнаружил, что солнце, ставшее лампочкой, теперь превратилось в любопытное женское лицо.

– Ты тильки не боись! – гудя, зашевелились губы на лице. – Коли башка на ремонте, це лучше, чем башки нема.

Голова сразу поняла, о ком идёт речь, и заскрежетала с удвоенной силой. Петру захотелось точно убедиться, действительно ли у него голова ещё есть и скрежещет ли она, или что-то другое. Он попробовал потрогать голову, но ни одна, ни другая рука его не слушались. Выходило, что вручить все свои наружные ощущения можно только лишь здоровому глазу. Но тот и так уже принял на себя работу многих других органов. Хорошо, что гудящие уши тоже старались помочь разобраться в том, что сейчас происходит.

И помогли! Пётр разобрал знакомый противный голос, прогуливающийся неподалёку. Этот голос, возможно, мог принадлежать тому старлею, издевавшемуся над ним возле подбитой БМП. Но нет, он не был похож на тот, который то пугал его, то пытался войти в безнадёжное положение пленного.

К голосу присоединился ещё один. Захотелось услышать, о чём разговаривают хозяева голосов, не о нём ли? Хотя второй голос звучал с акцентом, его можно было слушать и понимать. А глаз сфокусировался на владельце голоса с акцентом. Стало различаться, что голос принадлежит сидящему рядом со старлеем иностранцу в форме майора.

Тот спросил у стоящей рядом медсестры на ломаном русском:

– Как вы думаете, он сейчас нас слышит?

Медсестра пожала плечами:

– Иногда он может слышать и чуть-чуть видеть. У него ожоги, сильнейшее сотрясение мозга, временное ограничение движений. Взгляд остекленевший. Кажется, будто смотрит, однако ничего не видит. Но жить будет. Должен понемногу восстановиться. Мне сказали, что сразу после тяжёлого ранения, в горячке, он неплохо ориентировался. Потом впал в кому.

– Когда? – продолжил гонку за нужной информацией майор. – Когда он сможет соображать и самостоятельно двигаться без горячки и без новой отключки в кому?

– Если надо, я его посажу на допинги, и через неделю будет без отключек, а через две – вернётся примерно на уровень половины своей прежней умственной и двигательной работоспособности, – кивнула на Петра медсестра. – Но голова у него будет трещать ещё полгода.

– А если усилить дозу спецдопингов? – полюбопытствовал майор.

– Усилить-то я могу, но он станет способен быстро сорваться с катушек. Или чокнется, или совсем скопытится.

– А хоть несколько часов он что-то делать сможет? Потом – пускай срывается! – ещё больше поднял напряжение майор. – Будет ли он способен для начала хоть десять минут поработать на тренажёре?

– Я постараюсь, чтобы он оказался годен на что-то нужное вам! – потупила голову медсестра. – Но за непредсказуемые последствия отвечать не берусь!

– Браво! – кивнул майор. – Последствий не будет. После тренажёра и ещё дня тренировок он пойдёт на задание и больше не вернётся. А вам, господин старший лейтенант, надо будет набирать больше таких русских солдат, чтобы они заменяли тех, кто не возвращается! Понятно?

– Да, господин майор! – откликнулся старлей. – Мы создали специальную команду для заманивания их солдат в ловушки.

– Я знаю! Мне вас рекомендовали как творческого человека, способного находить нестандартные решения. И вот ещё что! – продолжил развитие своей темы майор. – Можете попробовать кого-то, чья преданность не будет вызывать сомнений, в назначении своим заместителем по подготовке и сопровождению на задания бойцов своего особого отряда. А вам после первого же успешного выполнения задания будет присвоено звание капитана! Это вам тоже понятно?

– Конечно, господин майор! – радостно отозвался старлей.

– Отлично! Тогда прямо сегодня начинайте заниматься подготовкой нашего секретного проекта и подбором новых кадров для его релиза! Учтите, на проект наше правительство выделило очень серьёзные деньги. И при первых же успехах вам тоже кое-то перепадёт, кроме званий и медалей!..

Глава 4. Втягивание в лежащего

Солнце возникло снова и бесцеремонно полезло в голову. Пётр, лёжа с закрытыми глазами, заметил, что до этого в его бесчувственное бедро что-то кольнуло. Он обрадовался: чувствительность начинает возвращаться. Однако возвращение это сопровождалось таким же жаром, как тогда в БМП. Этот жар вынуждал его снова искать выходы из горящей машины. Но выходов не было. Тогда Пётр стал искать выходы из своего тела. Ему нужно было непременно найти место, где можно было немного остыть, собраться с мыслями. Выход осветился сбоку, призывая устремиться к нему. Пётр рванулся и взлетел к солнцу. Он нёсся, не разбирая куда! Он уже мечтал, что ни за что не вернётся к старлею и майору, раз получилось вырваться!

Внезапно стало различаться, что кто-то внизу лежит возле кровати. Кто это – сверху не было видно, тем более одним глазом. Надо было решаться: снизиться и посмотреть на горемыку или нестись дальше, туда, где его никто бы не достал! Пётр решил сначала снизиться, посмотреть, а потом взвиться снова.

Он приближался к лежащему очень медленно, боясь помешать ему. Ведь тот лежал без движений, наверно, спал. Когда удалось снизиться до места, откуда можно было дотронуться до лежащего, Пётр осторожно протянул к нему руку, пытаясь накрыть покрывалом, чтобы бедолага не замёрз. Но он сразу в ужасе отдёрнул руку, увидев, что это лежит он сам! Лежит почти так же, как однажды уже валялся и когда удалось себя увидеть со стороны.

Пётр вздрогнул и сразу изо всех сил попытался снова умчаться в те просторы, которые были неподвластны никому, кроме него. Но силы его покидали, а он стал медленно втягиваться в лежащего, пока окончательно не слился с ним…

Вскоре он почувствовал, что его куда-то швырнули. Хотелось обидеться, высказаться, что он ещё живой и пусть им швыряются, когда всё это закончится. Но вместо слов подкатили слюни, и раздался женский знакомый голос: «Ну и сколько можно блевать?» Потом голос зашуршал и, наверно, тоже улетел туда, где недавно было так прекрасно.

А ещё чуть погодя с потолка свесилось слащавое лицо вездесущего старлея.

Он помахал перед глазом Петра листком бумаги:

– Понимаешь, мы тебя кормим, лечим! А за расходы надо расписаться вот тут, внизу. Я же тебя за свои деньги содержать не могу.

Пётр попытался разобрать, что там было написано на листке, но не смог разобрать ни одной буквы. Они плясали, разбегались и снова собирались, чтобы сплясать в честь очередного оживления кандидата в трупы.

Старлей подложил под лист поднос для пищи, передал их медсестре, а сам приподнял под мышки Петра, подтянул его к спинке кровати и вынул из-под покрывала его правую руку. Почувствовалось, как авторучка пролезла в пальцы. Медсестра поднесла поближе поднос с листком и приставила руку с авторучкой к этому листку. Старлей достал телефон и стал снимать на него полулежащего Петра с авторучкой в руке.

– Живей, живей! Оставь свою подпись на листке с расходами по содержанию! – настойчиво заговорил старлей и помог авторучке приложиться к листку. – Ну? Вот ты и лучший молодец из ваших молодцов! Хороший из тебя солдат получится, когда выздоровеешь, даже офицер! Смотри, больше не болей, и мы сработаемся!

Пётр понял, что он уже расписался с помощью медсестры и больше они его доставать пока не будут. Ему хотелось, чтобы его опять оставили в покое хоть ненадолго, а потом опять ненадолго, или долго.

Глава 5. Вылечишься быстро!

Дни Пётр не считал. Они просто забывались, особенно когда выталкивали друг друга за пределы потолка и не впускали изгнанников обратно. Зато часы копошились от обилия своих самостоятельно расползающихся минут. Но они были замечаемы при закрытых глазах, а при стараниях увидеть их своим рабочим глазом исчезали.

Вот и сейчас он решил не выпускать из поля зрения самую шуструю из минут, ползающую возле лампочки. Однако та вскарабкалась на лампочку и превратилась в слабо жужжащий свет. Но и свет, словно чего-то испугавшись, перестал жужжать. Стало интересно: чего он мог испугаться? А он помутнел и превратился в хмурое лицо старлея.

– Хорош дрыхнуть, господин герой! – гаркнул старлей. – Я тебя сейчас быстро вылечу! Ну-ка встать! Подъем – сорок пять секунд!

На Петра полетели тряпки. Когда он присмотрелся, то разобрал, что это форма рядового Вооружённых сил Украины.

– Отставить просмотр! – сердито продолжил старлей! – Начинаем работать, пока в украинской форме! Скоро снова русскую примеришь, а дальше, глядишь, и до американской дослужишься! Одеться и встать смирно! С учётом твоих черепашьих движений – три минуты на выполнение несложной команды! Время пошло!..

* * *