– Я не смогу столько шкур добыть, чтобы на год хватило. Всё равно огород сажать надо, так все делают. И Аня Чёрная, а она тоже с Реки пришла. Репчатка вкусная, ты привыкнешь…

– Не хочу!

Неожиданно Рита лукаво улыбнулась. Подошла, мурлыча, провела подбородком по его плечу.

– Крисик, миленький, я понимаю, одному тебе тяжело будет столько охотиться. Но есть же и другие мужчины, они помогут.

– С какой стати другие охотники нам шкуры отдадут? У них свои жёны есть.

– Но я же самая красивая у вас в посёлке. От меня не убудет, зато мы с тобой сможем больше отдыхать.

Лишь теперь Крис понял, на что намекает жена. Понял, но не поверил. Кровь хлынула к щекам от возмущения.

– Что?! Ты хочешь… Этим все речные женщины промышляют?

Рита, сообразив, что сболтнула лишнее, мигом отскочила назад.

– Нет, только самые красивые! Можно подумать, у вас женщины с одними мужьями любятся! Можно подумать, я за зиму сплетен не наслушалась, и ничего не знаю! Да вот та же Фера! Её половина ваших мужчин перепробовали!

– Пусть так, – согласился с общеизвестным Крис. – Но шкуры с охотников она за это не требует. Такое и в голову никому не придёт!

– Потому что дуры!

Рита фыркнула, опустилась на топчан. Покосилась через плечо на стоящего в растерянности мужа. Объявила:

– Ладно, о других мужчинах я так сказала, к слову пришлось. Блудить я не собираюсь. Но и в огороде ковыряться не буду! Если хочешь, чтобы я тебе детей рожала, думай, как меня и их кормить будешь.

Придумать Крис не смог ничего. Потому на следующий день, вернувшись из лесу, взял мотыжку, семена, и отправился на огород. Соседи поглядывали удивлённо, но не расспрашивали. Много есть странного в мире!

Правда, двумя днями позже в лесу во время привала Орест поинтересовался ехидно: «Красавчик, так я не понял, ты Речную в жёны взял или она тебя? Может, завтра она с нами в лес пойдёт, а ты уж бабскими делами займись, не отвлекайся?» Берт Безголовый гыгыкнул, но тут же заткнулся от увесистого тумака по рёбрам, отвешенного Мариком. Крис промолчал. Нет больше мамы Энн, не к кому обратиться за советом. За хорошим советом. Потому как Староста, Щербатый, даже Марик твердили одно: «Поучи хорошенько Речную, вся блажь у неё и пройдёт».

Огород он не успел посадить и до половины. Месяц поллейн принёс долгожданные дожди, тёплыми струями смыл остатки тумана, напитывая землю живительной влагой. Рита радовалась, словно ребёнок. Сбросила опостылевшую лесную одежду, обернула вокруг бёдер принесённую с Реки повязку и плясала, с удовольствием шлёпая по лужам. Крис любовался женой, и заботы о потерянном урожае отступали.

К концу поллейна Марик обзавёлся женой. Хорошей, доброй, покладистой. Единственно, в семейной жизни неудачливой. Элли была на год младше Толстяка, но так сложилось, что он оказался у неё третьим мужем. «Плохая примета», – шептались поселковые женщины. Но верить в бабские приметы мужчина не обязан, а пятимесячный Малькин сынишка Марика и вовсе не смущал. Не удивительно, если вспомнить, кто папаша ребёночка. Дети Охотника вырастали крепкими, здоровыми и смышлёными. А второй муж Элли… То, что Безголовый Берт когда-нибудь пропадёт по глупости, понимали все. Но не думали, что случится это так скоро, на восемнадцатом году его жизни.

В тот раз охотники отправились прочёсывать лес вдоль ведущей на запад тропы и севернее, до самых Топких Полян. Дело было долгое, опасное. Потому шли большой ватагой во главе с Тимом, охотником опытным, вторым по старшинству мужчиной в посёлке. Начинался день удачно. Вдоль тропы было чисто – пара молодых ленточников, по глупости пытавшихся затаиться на почти голых ветвях чернолиста, не в счёт. А после полудня и дождь, несколько раз принимавшийся поливать лес, окончательно прекратился. В разрыв тучи выглянуло солнце, весело заиграло на мокрой траве, листьях. Тим выбрал место посуше и объявил привал – перед самой трудной частью работы следовало хорошо отдохнуть и подкрепиться.

Ели в основном молча, перебрасываясь редкими, скупыми фразами.

– Летом пахнет. – Тим растёр в руках молоденький листик, понюхал, зажмурился от удовольствия. – Слава Матушке-Земле, перезимовали, кажись.

– Да, лето все любят. – Орест вытер прилипшие к губам крошки, завязал сумку. – Особенно молодые бабёнки. Летом можно от щербатого мужа в лес убежать, дырку молодому стручку подставить.

Охотники с интересом повернули головы к старшим. Щербатый был мужиком умным, необидчивым. И шутить умел правильно. В отличие от Ореста.

– Что ты злой такой, а, Кривой? Верно говорят, нельзя охотнику долго без жены жить.

– Да лучше без жены, чем с блудкой. Опять свою Феру будешь из кустов выволакивать?

– Фера бабёнка молодая, потому и свербит у неё между ног. Я ей кулаком двину, на декаду утихомирится. Зато в постели сладенькая и деток здоровых рожает.

– Так ты же не знаешь, от кого они!

– Какая разница, все наши, зелёнохолмовские.

– А я бы выгнал!

– Ты бы выгнал… да гнать некого. Злой ты, потому и бабы от тебя шарахаются. Вон, Мила предпочла с Молчуном второй жить, чем с тобой первой.

Орест заскрежетал зубами, готовясь выплюнуть очередную гадость. Но Тим уже поднялся, предостерегающе махнул рукой.

– Хватит о бабах сплетничать, привал окончен! Впереди Топкие Поляны, место опасное, наверняка парочка пузырей там поселилась.

То, что они нашли на опушке полян, где рыжие стволы чернолистов подёрнулись сизо-зелёной плесенью от сырости, а под ногами чавкала предательская топь, было хуже пузырей. С ветвей свешивались большие серые коконы, – гнездовье отроившейся стаи шлейфокрылов. Взрослая самка и восемь молодых, недавно вылупившихся самцов. И ещё один кокон, не похожий на остальные: склеенные затвердевшей слюной тушки золотянок, рыжков, слепышей, куски разодранного ворчуна. И среди этого месива плоти – вырванные из суставов человеческие ноги, руки, выпотрошенный торс, не сразу разберёшь, мужской или женский, детское тельце с запрокинутой белобрысой головкой. Стая собрала неплохой запас на летнее межсезонье.

– Ах ты ж, болячка болотная! – Тим в сердцах цыкнул сквозь выломанные передние зубы. – Сколько вас налупилось за зиму! Да близко как гнездовье устроили. Совсем обнаглели, тварюги поганые.

Солнечный свет усыплял шлейфокрылов, делал беспомощными, лишь прочная кожа защищала их от зубов и когтей мелких дневных хищников. Но не от наконечников стрел, выплавленных из чудесного камня Древних! Охотники, не торопясь, смакуя сладкую месть, расстреливали стаю, пока Щербатый не махнул рукой.

– Хватит! Думаю, все подохли. Теперь нужно кому-то наверх залезть, сбросить их вниз. И заодно срезать то, что они жрать собирались. Негоже мертвецов в таком виде оставлять.

– Берт наверх лезет! Берт – лучший лазальщик по деревьям!

Безголовый, не дожидаясь разрешения, сунул лук и колчан стоящему рядом Тэду и, ловко подпрыгнув, начал карабкаться по стволу чернолиста. Тим сплюнул досадливо, предупредил:

– Осторожней, там скользко!

– Берт – лучший лазальщик! – Безголовый уже был наверху и с интересом разглядывал содержимое кокона: – Дитёнок наш, я узнал! А второй… Это баба, только без головы! Не, не наша! У нас этой зимой крылы баб не уносили, тока дитёнков. Может, из Грибной Поляны? У неё родинка над пупком, никто не знает?

– Безголовый, ты на кой туда полез? – возмутился Орест. – Сбрасывай эту дрянь вниз! Быстро!

– Ага! Берт быстро всё сделает!

Безголовый подцепил ножом основание сплетённого из затвердевшей слюны кокона. Охотники внизу поспешно расступились. «Бац» – кокон шлёпнулся, разбрызгивая в стороны комки грязи и вонючую жижу. Что случилось в это время на дереве, не видел никто. Испуганно-удивлённый вопль – и Безголовый уже внизу, загребает ногами воздух, насаженный низом живота на длинный, остро обломленный сук.

– Берт… Берт… упал… скользко… Ти-им, больно! Очень больно внутри… – Он ещё попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта хлынула, пенясь, кровь.

Вдовство Мальки продолжалось недолго. Понимая, что соперники найдутся, Марик выждал девять дней – срок, установленный Правилами, – и отправился к Старосте требовать жену.

Поллейн минул, а вместе с ним и затяжные весенние дожди. Туманы окончательно убрались на дальние лесные болота, солнце припекало почти по-летнему, и будто радуясь его живительным лучам, забушевала молодая зелень. На огородах пока что работы было мало – земля, обильно напитанная влагой, ещё не нуждалась в поливе, сорная трава лишь кое-где успела пробиться сквозь набирающую силу ботву репчатки и гороха. Зато лесная страда для женщин уже началась – месяц моджаль принёс редкий по щедрости урожай стеклянки. А мужчины, почистив окрестности от зимних тварей, занялись настоящей охотой.

Крису почему-то не везло. Всей добычи за две декады – шкурка рыжка, да пара слепышей. Позор! Это не шло в сравнение даже с корзинками стеклянки, регулярно приносимые Ритой. В отличие от огородных дел, возиться с ягодами жена не отказывалась. Сушила, давила на сок, но больше всего ей нравилось собирать эти упругие полупрозрачные шарики, выискивать их на укромных лесных полянах. Каково же было изумление Криса, когда, вернувшись в очередной раз пустым из лесу, он увидел растянутую под навесом шкуру молоденького ворчуна. Потрогал недоверчиво – впрямь свежая, недавно сняли.

Рита возилась тут же за домом, ворошила сохнущие на солнце ягоды.

– Шкура откуда? Орест подарил. – Пожала плечами в ответ на вопрос мужа.

– Орест? Подарил? За что? – не поверил Крис. Щедрость Кривого не укладывалась в голове. Вспомнился разговор месячной давности.

– Да, подарил, – настойчиво подтвердила Рита. – Он сам живёт, без семьи. Много ему нужно? А нам пригодится.

– Не мог Кривой за так шкуру отдать. Ни за что не поверю! Ты что с ним… блудила?

– Да что ты выдумал?! – Рита вскочила, возмущённо поджала губы. – Ни с кем я не любилась, кроме тебя! Говорю подарил, значит, подарил!

Крис растерялся. В щедрость Ореста он всё равно не верил. Но возмущение Риты выглядело так искренне…

Два дня он старался убедить себя, что жена не врёт, а потом не выдержал. Сославшись на хворь в животе, остался дома. Терпеливо выждал, пока ватага женщин с корзинками скроется в лесу, и тайком отправился следом.

Пришлось сделать порядочный крюк, чтобы соседи не догадались, куда он идёт, так что ягодниц Крис догнал далеко от посёлка, там, где у основания невысокой гряды начинались овражки, тянущиеся к Каменцу. Стеклянка любила расти в укромных местах, среди прелой листвы, под защитой шипастых зарослей злобника. Ягодницы рассыпались по овражкам, только смех и весёлые возгласы подсказывали, кто где находится. Но голоса Риты слышно не было, сколько не прислушивался.

– Ой, да это Крис! – Из-за кустов на дне показалась голова вездесущей Феры. – А я думаю, кто там сверху топчется? Охотишься, да?

Она отбросила за ухо растрепавшиеся пряди светло-русых волос, улыбнулась лукаво.

– Ага. – Крис для убедительности снял с плеча лук.

– Понятно! Дичь дальше, возле реки пасётся. В камышнике.

– Какая дичь? – Он тоже неуверенно улыбнулся.

– Твоя, твоя, не сомневайся. А что за дичь, не знаю. На рыжка не похожа, на золотянку и подавно. Не наша. Должно быть, с речного края забрела.

Фера звонко засмеялась. Ответом ей послышался смех из соседних овражков. Чувствуя, что щёки становятся пунцовыми, Крис побежал кромкой оврага к речке. Смех давно смолк, и голоса остались позади, а ему всё казалось, что спину жгут насмешливые взгляды женщин.

Стенки оврага расступились, превращаясь в невысокий обрыв. Между ним и берегом речки стелилась каменистая отмель, заросшая сочным, ярко-зелёным камышником. Крис остановился, повертел головой, решая, куда идти. И почти сразу услышал чьё-то быстрое и шумное дыхание. И ещё вскрики иногда. Крадучись, двинулся на звук.

Рита стояла голая, упираясь руками в ствол росшей посреди камышника трещотки. Такой же голый Орест прижимался к её оттопыренной заднице. Пальцы парня сами собой сжались в кулак. Нет, так нельзя, не годится затевать сейчас драку! Он взрослый охотник, не может нарушать Правила, – драться из-за бабы. Крис попятился. Стараясь не оглядываться – а голова сама, нет-нет, да и норовила повернуться в ту сторону, где всё ещё слышен был визг, – вскарабкался вверх по склону. Огляделся, убедился, что никого нет вокруг, и напрямик, не разбирая дороги помчался к посёлку.

Рита вернулась ближе к полудню. По обыкновению, мурлыча что-то, поставила корзинку с ягодами, присела рядом с мужем, нежно коснулась пальчиками плеча.

– Крисик, как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

– Да, теперь мне хорошо. Теперь мне очень хорошо! – Не в силах сдержать ярость, он перехватил её руку, резко вывернул в суставе. – Теперь я точно знаю, что моя жена – блудка!

– Ай! Ты что, мне больно!

– Больно?! А знаешь, как мне было больно слушать твой визг и смотреть, как ты Кривому задницей подмахиваешь?

Размахнулся, саданул ладонью по подлому личику. Удар отбросил Риту на пол, из носу брызнули капельки крови. Но Крис уже завёлся. Подскочил к жене, дёрнул за короткие тёмные волосы, заставляя приподняться.

– Больно, да? Правильно мне говорили, что поучить тебя надо! Я думал, что ты меня… а ты… а ты… ты вонючая речная тварь! Эх, какой же я дурак был! Джула в десять раз лучше тебя!

Он готов был хлестать ещё и ещё по ставшему вдруг ненавистным лицу. Если бы Рита попробовала сопротивляться! Но она вместо этого жалобно заскулила.

– Крисик, миленький, пожалуйста, не выгоняй меня! Куда я пойду? Со мной никто водиться не хочет. Я не думала, что здесь всё будет таким чужим. Правильно, что ты меня бьёшь – я блудка, знаю! Но ведь меня всё рано в посёлке ненавидят! Всё равно будут обо мне гадости рассказывать! А с Орестом я согласилась любиться не потому, что он мне нравится. Он специально делает, чтобы мне больно было. Но он же шкуру принёс! И ещё принесёт. Для нас! Я же вижу, как ты надрываешься и на охоте, и дома. Хочешь, чтобы мы лучше жили, а я как тебе помогу? Не одними же ягодами! Если бы мы на Реке жили, я бы сети ремонтировала, рыбу вялила, рассол готовила. Я умею, меня мама всему научила. А здесь? Я не привыкла в ваших проклятых огородах ковыряться! Я за три дня все пальцы в кровь сбила. Ноготь сорвала до мяса! Так что, из-за этого я хуже, чем другие жёны? Чем Джула твоя? Я не хуже! Я красивее всех женщин в посёлке! Каждый мужчина захочет со мной любиться! Почему я не могу этим заработать? Что, меня убудет?

Крис растерялся. Выпустил волосы, отступил. Жена уткнулась лицом в кулачки, зарыдала громче.

– Крисик, миленький, я же для нас старалась. Бей меня, если хочешь, только не выгоняй! Пропаду я здесь…

Крис поиграл желваками. Посмотрел на руки. Большие, сильные. Девчонке с одного удара лицо разбил, молодец! А осенью на Длинном Озере не думал, каково ей будет в незнакомом краю? Конечно, не думал! Ни о чём тогда думать не хотел. Так сейчас навёрстывай, а не кулаками маши!

– Не пропадёшь, – буркнул он хмуро. – Ничуть у нас не хуже и не тяжелее жить, чем в речном краю. Просто немного по-другому. Привыкнешь за лето. А там деток рожать начнёшь, поселковые своей и признают.

– Так ты… меня не выгонишь?

Рита робко подняла голову. Багровый кровоподтёк расползался по её левой скуле.

– Куда я тебя выгоню? Не к Кривому же. Этот гад, что, бил тебя?

– Крисик, ты самый лучший! Я для тебя всё, что хочешь сделаю! – Рита подползла к нему на коленях, прижалась щекой к ноге. – А Орест, он хуже, чем бил. Знаешь, как он любится с женщинами?

– Прекрати! И знать не желаю! Верни ему эту паршивую шкуру и впредь не смей таким заниматься!

– Крисик, послушай. – Рита облизнула губы, во взгляде её страха уже не было. – Шкуру я ведь почти отработала. Всего три разочка осталось. Жалко же возвращать – что я, зря терпела? И шкура не паршивая, хорошая. На неё можно пять больших корзин репчатки выменять.

Крис сморщился, словно от зубной боли. Махнул обречённо рукой.

– Поступай, как хочешь!

Знать, что твоя женщина блудит с кем-то – тем более, с Кривым! – было мерзко. Несколько дней Крис жену игнорировал. Старался отодвигаться на край топчана, чтобы не прикоснуться лишний раз, и немедленно пресекал всякие попытки ласк. Но плоть жила по своим правилам, вынуждая выбирать – либо пользуйся собственной женой, либо чужой. Фера не отказала бы, но прятаться по кустам Крису было противно.

А затем случилась беда.