«Перечитал свою статью о Леонтьеве (сборник в память его).
Не нравится. В ней есть тайная пошлость, заключающаяся в том, что,
говоря о другом и притом любимом человеке, я должен был говорить о нем,
не прибавляя «и себя». А я прибавлял. Это так молодо, мелочно, —
и говорит о нелюбви моей к покойному, тогда как я его любил и люблю.
Но – как вдова, которая «все-таки посмотрелась в зеркало».
Боже, сохрани во мне это писательское целомудрие: не смотреться в
зеркало. Писатели значительные от ничтожных почти только этим отличаются:
– смотрятся в зеркало, – не смотрятся в зеркало.
Соловьев не имел силы отстранить это зеркало, Леонтьев не видел его.»
Василий Васильевич Розанов«Опавшие листья. Короб первый»
Тайна пошлости – что – видим мы себя —
Даже в мертвых – Отраженье – наших чувств —
Так – ужасно – что сама – судьба —
Разрушает – дружбы – сладостный союз!
«Я невестюсь перед всем миром: вот откуда постоянное волнение.
Авр. невестился перед Иег., а я перед природой. Это и вся разница.
Я знаю все, что было открыто ему.»
Василий Васильевич Розанов«Опавшие листья. Короб первый»
В волненье постоянном – перед миром —
И чую – знаю – что Его люблю —
Вся душа раскрыта – и сияет мило —
Вечным пламенем – сводя всю жизнь к нулю!
«Любовь есть взаимное пожирание, поглощение. Любовь – это всегда обмен – души-тела. Поэтому, когда нечему обмениваться, любовь погасает. И она всегда погасает по одной причине: исчерпанности матерьяла для обмена, остановке обмена, сытости взаимной, сходства-тожества когда-то любивших и разных. Зубцы (разница) перетираются, сглаживаются, не зацепляют друг друга. И «вал» останавливается, «работа» остановилась: потому что исчезла машина, как стройность и гармония «противоположностей». Эта любовь, естественно умершая, никогда не возродится…
Отсюда, раньше ее (полного) окончания, вспыхивают измены, как последняя надежда любви: ничто так не отдаляет (творит разницу) любящих, как измена которого-нибудь. Последний еще не стершийся зубец – нарастает, и с ним зацепливается противолежащий зубчик. Движение опять возможно, есть, – сколько-нибудь. Измена есть, таким образом, самоисцеление любви, «починка» любви, «заплата» на изношенное и ветхое. Очень нередко «надтреснутая» любовь разгорается от измены еще возможным для нее пламенем и образует сносное счастье до конца жизни. Тогда как без «измены» любовники или семья равнодушно бы отпали, отвалились, развалились; умерли окончательно.»
Василий Васильевич Розанов«Опавшие листья. Короб первый»
Любовь – живое поглощение друг друга —
Обмен – слияние – души – и тела – с небом —
Измена – исцеленье – странным кругом —
Точно – в семью – огонь любви вдохнула дева!
«Да, я коварен, как Цезарь Борджиа: и про друзей своих черт знает что говорю. Люблю эту черную измену, в которой блестят глаза демонов. Но ужасно неприятно, что моя квартирная хозяйка распространяет по лестнице сплетню, будто я живу с горничной, – и дворники «так запанибрата» смотрят на меня, как будто я уже и не барин. Я барин. И хочу, чтобы меня уважали как барина. До «Ницшеанской свободы» можно дойти, только «пройдя через барина». А как же я «пройду через барина», когда мне долгов не платят, по лестнице говорят гадости, и даже на улице кто-то заехал в рыло, т. е. попал мне в лицо, и, когда я хотел позвать городового, спьяна закричал:
– Презренный, ты не знаешь новой морали, по которой давать
ближнему в ухо не только не порочно, но даже добродетельно.
Я понимаю, что это так, если я даю. Но когда мне дают?..»
(тоже философия).
Василий Васильевич Розанов«Опавшие листья. Короб первый»
Люблю измену – глаза демонов горят —
Но только больно – когда все не уважают —
И создают здесь – на земле безумный ад —
Точно – расплату – за живое чувство рая!
«Национальность для каждой нации есть рок ее, судьба ее; может
быть даже и черная. Судьба в ее силе.
«От Судьбы не уйдешь»: и из «оков народа» тоже не уйдешь.»
Василий Васильевич Розанов«Опавшие листья. Короб первый»
От судьбы – как от народа не уйдешь —
Национальность – рок – в безумной силе —
И даже – обретенная ей ложь —
Найдет тебя – уже уснувшего в могиле!
Комментарий: Эти мысли Василия Розанова являются поистине пророческими. С великой печалью и скорбью, и ужасом встретив Октябрьскую революцию как трагедию всего русского народа, он же стал ее жертвой, ибо умер от душевных переживаний, потрясений, болезни и голода в Сергиевом Посаде 5 февраля 1919 года.
«– Барин, какой вы жестокий.
– А что, няня?..
– Да вы заснули. «Боже! Боже! Заснул!!!»
А Шперк все тем же музыкальным, вникающим в душу голосом
читал «Душа моя» (поэма его в белых стихах).
– «Вы читайте, Федор Эдуардович, а я полежу», – сказал я.
И в чтении его – все было понятно, как в разговорах его – все понятно.
Но когда сам его читаешь по печатному – ничего не понимаешь.
Я встал. Он улыбнулся. Он никогда на меня не сердился, зная,
что я никогда не захочу его обидеть. И мы пошли пить чай.»
(в С.-Петербурге, на Павловской улице).
Василий Васильевич Розанов«Опавшие листья. Короб первый»
Приятно слушать стихи друга – в его чтенье —
Особенно – когда устав – лежишь —
И видишь – светлое по сути – сновиденье —
Но только сам читать не будешь – съест их мышь!
«Язычество, спрессованное «до невозможности», до потери всех
форм, скульптур, – это юдаизм. Потом спрессовывание еще продолжилось: теперь только запах несется, материи нет, обращена в «0»: это – христианство. Таким образом, можно рассматривать все религии как «одно развитие», без противоречий, противо-движений, как постепенное сжимание материи до плотности «металла» и до «один пар несется». Можно ли?»
Василий Васильевич Розанов«Опавшие листья. Короб первый»
Все религии – спрессованы в одно —
В одно – безумное и вечное – теченье —
Из любых форм – вознесшись – бытие —
Приводит к тайне – в пустоту – как в откровенье!
«О пантеизме: бреду раз по улице – и мелькнуло: мир (Бог?) «строгая ли жена» или «так, девчонка, ко всем обращающаяся»? И меня так обняла красота и одного, – Вы знаете это «строгая, целомудренная жена», с особым ее величием, с особым ее достоинством, и – другого: что я заколебался, «заспешил в душе» и почти стонал: – не знаю! не знаю! – и в тот миг (когда шел по улице) – склонился к красоте «всеобъемлющей девчонки». Вообще можно мир и так думать, и этак. «Мистические угадания» (у Вас) – это верно. Именно – угадания.
«Что под пальцами – не знаю, а что-то есть». Так мы судим, сидящие в тьме.
<16 июля 1915 г.>
Василий Васильевич Розанов – Письма В. В. Розанова – Э. Ф. Голлербаху
Мир – это Бог – жена или девчонка —
Принимающая всех – и из себя —
Рождающая – тайны – смехом звонким —
Точно – в красоте ее – судьба!
«Нет, дорогой Г., я конечно не сердит на В. душу, а не отвечал лишь за безумным „некогда“ (как и у Вас). „Минуты летят как мыши в Вечность“. А только Вы чудак и „капризулька“. Фантазер и привередник. Как при Вашем уме и особенно душе не понять разницу между подлыми героинями шлюхи Вербицкой и между „музыкой души“ В. М – вой, которая так чудно заключила в мире крота, любующегося при слепоте на солнце, поутру, – и вообще сказала много-много слов, для моих 59 лет – гениальных, правдивых, нежных, любящих. (Просто Вы сами „слепой крот“.) …Приезжайте в воскресенье к вечерку, час. в 7. „Помолчим хорошо“.»
<4 апреля 1916 г.>
Василий Васильевич Розанов – Письма В. В. Розанова – Э. Ф. Голлербаху
Летят минуты – мыши в Вечность —
В безумном «некогда» так мило помолчать —
Чуя правду лишь в безмолвной речи —
И в божьем таинстве – мгновения печать!
«Юноша подошел к седому камню. И говорил, говорил. Камень молчал.
И подумал юноша: вот люди, вот мир. Но камень все понял. Все услышал. И было хорошо камню от речей юноши. Но молчал он не от глухоты, а только от того, что «К могиле речи бывают редки». Милый Г., никогда я не встречал человека до такой степени полного вниманием. Ваше внимание (души) пропорционально только Вашему – «вечно немой». И сколько, сколько бы прежде я Вам писал. И писал я бездны – другим. Тоже хорошим, очень хорошим. Но уже не такие внимательные.
Это было еще года 4—7 назад. Не говорю о моей юности, когда я плакал в речах и письмах. Теперь мне письмо в 3 строки «ад».
Люблю. Целую. Обнимаю. Приходите. В. Р.»
<31 марта 1917 г.>
Василий Васильевич Розанов —Письма В. В. Розанова —Э. Ф. Голлербаху(Эриху Федоровичу Голлербаху)
К могиле речи бывают редки —
Но камень юноша вмиг оживил речами —
«Вечно немые» в тьме – мы слушаем звонки —
И – точно – с Богом – окликаем нашу память!
О проекте
О подписке