Ребята разделись и с удовольствием влетели в теплую воду ставка. Жара не спадала было за 30ть. Людей было довольно много, в основном конечно это больные с ЦГБ, но и просто отдыхающих, хотя и рабочий день, было полно. Накупавшись до икоты, молодые люди разлеглись на горячем песке и стали разговаривать о будущем призыве в СА, том в каких они были командах в военкомате, о возможном попадании в пока неизвестный и поэтому совсем не понятный Афганистан. Потом поговорили о девчонках, кто кого будет провожать и какие ансамбли заказывать себе на проводы, где и у кого можно выпросить на ночь проводов колокол с усилителем звука к магнитофону и так о всяких мелочах. Подошли знакомые малолетние пацаны с полными пазухами наворованных у кого-то в саду, яблок. Фрукты были большими, сладкими и сочными. Это был Джонатан – красные и сладкие яблоки и желтый Черненко. Видно, что за деревьями ухаживали так как фрукты практически не порченные, то есть опрыскивались. Наевшись вдоволь сладких плодов и прихватив по два больших в каждой руке с собой, ребята отправились назад по палатам ждать ужина, договорившись предварительно встретиться завтра. Егор повернул в конторку к Рае, решил воспользоваться ее приглашением и взять что-то на вечер. Зайдя в конторку, он сразу увидел идущую ему на встречу, Раису. «Тебя не дождешься я уже собралась сама занести тебе тормозок» поведала женщина. Тормозком в Донбассе шахтеры называют продукты перекуса, которые берут с собой в шахту и, хотя слово по себе и паразит им пользуются постоянно и уже больше века. «Как дела?» спросила Рая, «Что нового?». «Да вот первые процедуры и анализы прошел, завтра опять. Я чего хотел спросить тебя, Рая, со мной в палате три дедка и они вечерком употребляют, а я самогон не могу, вот бы водочки хоть чекушку.» скромно попросил Егор. «Да в чем проблема то, водки с собой нет, а вот спирт медицинский кажись еще остался. Мы тут водку не пьем.» и Рая достала со стола двухсот граммовую мерную делениями для детского питания, бутылочку, наполненную чуть ли не до горлышка светлой жидкостью. Бутылочка закрывалась резиновой пробкой. Раиса завернула ее в листок тетради и отдала Егору в руки, чтобы не опрокинуть, затем принесла чистую наволочку, в которых носят резанный хлеб на раздачи и поставила туда большую глубокую тарелку накрытую такой же тарелкой сверху, от которых шел такой знакомый вкусный запах. Затем в две сто граммовые железные банки с под томатные пасты наложила в одну не разбавленной еще ряженкой, стоячей сметаны, а во вторую яблочного джема, завернула в такие же листы и отправила в наволочку. Туда же сложила и яблоки Егора отказавшись от угощения. «Неси аккуратно, а наволочку я завтра заберу или утром лучше отдай раздатчице татарке понял?» и подтолкнула племяша к выходу. «Завтра придешь чуть по раньше, а то я собираюсь уйти в 16 часов.». Поблагодарив Раису, парень пошел в палату размышляя о том, как сегодня будет угощать стариков и слушать их рассказы о войне. И еще его не покидало чувство, пока еще не понятное самому, это утреннее заступничество Николаевича за него. Зачем и почему он так поступил? Зайдя в палату, он застал в ней одного Николаевича и то лежащего на его заправленной кровати, но на своей подушке и слушающего детекторный приемник. Остальные герои курили по-тихому на балконе. Егор прошел к своей тумбочке и поставил туда все принесенное им в наволочке. Николаевич видно задремал крепко прижимая наушник к уху, поэтому и не услышал подошедшего хозяина. Егор сел на его кровать стараясь не заскрипеть пружинами, но тут с обычно громким суржиком, на котором велся очередной серьезный спор, в палату вломился Иванович размахивая руками и как-то особенно сильно прихрамывая, за ним прошел дед Толя придерживая, никак не желавшую заживать, раненную руку. «Мыкола, обратился дед к Николаевичу – давай шуруй на заготовку уже татарка на месте, и такое пахучее что-то принесла под салфеткой». Николаевич проснулся, попросил прощения у парня и после помощи Егора, встал и тихо вышел с палаты. «Чегось з ным происходыть» отчеканил Иванович. «А ты, пацан, где после обеда то носился? Вон твой сок и вафли на тумбочке стоят с полдника. Уже и бабки наши приходили и за тебя обе спрашивали.» «Да на ставок я ходил хоть покупался с удовольствием, в армии не знаю смогу ли где по плавать.» «Да сможешь, сможешь не бзди пацан, вот в Морфлот пойдешь там накупаешься» ехидно хихикнул дед Толя. Позвали в столовую. Егор почувствовал, что хочет кушать, но сначала сходил умылся и вымыл руки. На столе стояли макароны с сыром и блины с мясом по два штуки на каждого, у диеты были паровые котлеты тоже по две. Но на блины менял не нашлось и каждый съел свое. По убирав за своим столом, парень пришел в палату. Деды уже покурили с составляли табуреты около кровати Ивановича для продолжения вчерашнего разговора. «Мужички мои, обратился Егор к дедам, а чего Вы стол то не используете, вон стоит у окна пустует для красоты», «Точно для красоты, там одна ножка просто подвинута, а другая еле держится, так что только для красоты и стоит» отрезал дед Толя, «да и на табурках как-то по-домашнему получается, как бы вместе за одним столом». Стали доставать принесенное с дому бабками съестное. Сегодня у деда Толи были пельмени домашние в литровой банке с маслом и жаренным луком, во второй пол литровой баночке – капуста, квашенная на мощеная свежим растительным душистым маслом, Иванович хвалился жаренной картошкой со шкварками то же в литровой банке, свежими помидорами, огурчиками, зеленым луком и свежим чесночком и опять колечком кровяной. Сала сегодня не было. Егор решил немного подождать со своим тормозком и удивить мужичков. Он уже понял, что положила ему Рая. «Коля иди дорогой по сотке» позвал Николаевича дед Толя, «Та нет, ребята я сегодня не буду, ибо у меня ничего нет, а Вам и самим там мало.» Егор еще раз убедился в своем, еще не понятном мнении на счет Николаевича. «Дядя Коля, обратился он к Николаевичу, пожалуйста садитесь» и достал свою сумку. Выставив и открыв две тарелки все увидели гору жаренных блинчиков с мясом. Блинов было 12ть, но с настоящей сметаной это бомба. Джем решили взять на завтрак, а яблоки порезали на четверти. Егор выставил спирт. «Ни спырту бахнемо опосля свого» отчеканил, облизываясь Иванович и послал Егора принести четыре вилки с раздачи. На конец все сели за импровизированный стол по своим вчерашним местам. Пить самогонку парень не стал и ему налили чуть спирта, разбавленного предварительно водой с бутылки деда Толи. Выпили. Егор, не пивший кроме вина до этого водку, сказал, что больше не хочет. Все дружно ели, как будто два часа назад не ужинали вообще. «Дед Толя, обратился к жующему капусту старику, Егор ну, что там было то дальше в Сталинграде?». Дед налил всем, кроме парня, по второй какой-то чуть зеленой жидкости, выпил и с удовольствием крякнул, все выпили «ну что там было, разве это можно рассказать? Командовал нашей 62й армией сам Чуйков умница, а не генерал, любили его больно все, он нас жалел, для него солдат на мясо для пушек, как для Жука (он имел в виду Г К Жукова), тот уложил тысячами в минуту. Помню к середине ноября немец практически выдохся, но атаки шли постоянно, хоть и морозило их сильно. Помню собрал нас ком бат и стал рассказывать, что готовимся к наступлению и должны теперь беречь каждого солдатика. Наш батальон стоял в левой части разбитого практически города, траншеи в полный рост, блиндажи и все такое, где можно согреться все было, с кормежкой правда была беда, но у немца и этого не было. Я собрал своих лейтенантов, я к тому времени уже исполнял обязанности убитого ротного и считался как бы стариком уже, и стали мы вместе думать, как меньше уложить солдатиков и таки придумали. Все трофейное оружие положено было сдавать, но мы решили немного поумничать. Организовали с маленьких росточком солдат, группу по сбору оружия и боеприпасов у убитых перед нашими окопами и за несколько дней, вернее ночей, смогли собрать прилично таки стрелкового автоматического оружия. У нас в роте было по полноценности два Максима и Дегтярь, а мы насобирали еще штуки четыре МГ и их автоматов с сотню штук. Патронов подбили и стали ждать удобного случая отличиться. Мы расставили все пулеметы на второй линии огня, там же посадили и автоматчиков, а взвод наших с вентерями распределили по первой линии. Немцы пошли в атаку и сразу большими силами – видно подкрепление получили или перегруппировались, а тут редкие винтовочные выстрелы. С громким криком и звериным оскалом эта толпа уже не управляемая от мысли, что они погонят нас с позиций, летела на отступивших с первой линии обороны наших солдат. И тут огонь страшной силы со всех пулеметов и автоматов сразу. Ни один не ушел назад, мы положили около пяти десятков в течении получаса боя, не потеряв ни одного нашего бойца убитым, ну раненых немного конечно было, но и то не тяжело. Немцы видно ничего не поняли и после обеда повторили такую же атаку еще раз. И мы точно так же повторили – опять много у них убитых, а у меня все на месте до одного. Ночью мы собрали опять урожай и посчитали результат точно. Около сотни мы и не ошиблись. Меня вызвал ком полка майор Назаров Петя, поцеловал и от лица командования вручил мой первый орден Красная Звезда, а моим умникам всем по Отваге за придумку. А в двадцатых числах началось наступление и полное окружение Паулюса, но меня ранило в легкое и я попал в госпиталь в Баку, где и балдел почти два месяца. Когда я вернулся, то был уже не в 62й армии, а в восьмой и Гвардейской, нас всех сам Сталин наградил этим званием» закончил рассказ дед Толя и налил по третьей. Деды встали и выпили за товарища Сталина, при этом Иванович немного прослезился. Закусили блинами, Егор подставил ближе банки с пельменями и капустой и сегодня не стеснялся. «А вот у мэнэ случай був – начал Иванович очередную байку, как вдруг перешел на чистый русский без суржика, голод в Ленинграде был ужасный, люди мертвые лежали прям на улицах, команды специально Жданов организовывал похоронные. Я попал в госпиталь с ранением после рукопашной в спину ножом, зашили быстро и дали немного полежать, но всех таких как я привлекали к похоронам. Мы копали ямы на Пискаревском кладбище, а похоронники привозили мертвых и закапывали. Так вот возвращались мы с одним товарищем с такого задания и попали под арт обстрел. Мы оказались на мосту через какой-то канал, там их сотни, снаряды попадали и в воду. Вдруг мой товарищ как-то воспрянул, у него загорелись глаза и он, не обращая внимания на разрывы показал мне большую рыбину около берега. Ее оглушило взрывом, и она к верху пузом плавала прям у моста. Мы спустились под мост по ступенькам и нагнулись вдвоем прямо над рыбищей. Это была, как потом нам рассказали, лососина, довольно редкая, но еще встречавшаяся в Неве и каналах. Рыба была под два метра длиной и в обхвате, как хорошее дерево. Мой друг снял с себя шинель, опустил ее в воду, подвел под рыбину и скомандовал мне схватить ее резко за жабры и сильно тянуть на берег. Мы уже не обращали внимания на разрывы, мы были на охоте. Я резко схватил двумя руками за голову. Одной рукой я схватил ее за жабру, а вот второй просто за рот и резко дернул со всей силой на себя. То же сделал и мой товарищ. Рыбища как по команде вылетела на мостовую, и мы вдвоем навалились на нее сверху. Вы не представляете, что было, когда она проснулась. Мы летали как два шарика по очереди, меня она били со страшной силой своей головой, а моего товарища огромным хвостом, но уже ни какая сила не могла нас отпустить добычу. Так продолжалось больше полу часа. Обессиленные мы сидели около этого уснувшего навсегда столба и не знали, что делать дальше, нести мы ее все равно не смогли бы не по весу, да и сами уже ходить не могли, а бросит ее тут же уволокут. До госпиталя с километр еще пилить. Мы протянули под жабры рыбы рукав мокрой шинели, связали и потащили ее волоком. Этот километр был вечностью, но когда мы ее подтянули к столовке и там уже нам помогли ее затащить и разделать, то выяснили, что вес ее около 200 кг и она больше 2х метров. Да нас хвалил весь госпиталь и подшефный детский дом для детей инвалидов. Такого мяса я больше ни ел никогда в жизни»

Налили с новой бутылки и выпили. Дед Толик приоткрыл дверь с палаты, хитровато высунул голову и осмотрелся. В конце коридора стояла мед сестра видно кому-то плохо. Дед закрыл дверь и открыл форточку окна, два друга закурили. «Николай, ну а ты то чего молчишь все время, ты чо не воевал вообще или как?» спросил у Николаевича дед Толя. «Да що ты не бачыш чо ли мабуть просыдив у эвакуации» опять перешел на свой ужасный суржик Иванович. Мужики перекурив опять налили в три стакана уже с другой бутылки и выпили. Теперь крякнули все втроем. «Ты чо первака приготовил?» спросил у деда Толи Иванович. «Я и сам не понял, дура, завтра разберусь. видно смерти моей хочет», но налил сразу еще по одной, так сказать в вдогонку. Выпили, крякнули и сели закусывать. «Ну чо не отвечаешь то Коля, и впрямь не воевал?» спросил уже нормально Иванович. «Водички бы испить», сказал Николаевич и все глянули в сторону Егора, который тут же подскочил и поставил перед Николаевичем свой не питый стакан сока с полдника. Николаевич выпил пол стакана и отставил стакан в сторону. «Да воевал я, все четыре года этой войны и еще два до войны то же воевал, только слушать Вам не захочется, как и где я воевал» выпалил Николаевич.

Наступила тишина…. Слышно было чье-то болтание в наушнике приемника. В коридоре начала уборку уборщица было слышно сование швабры по полу. На улице, после жаркого и душного дня наступила ночь, которая обещала быть не совсем спокойной. В окно были видны блески приближающейся грозы. «Будет видать дождик» сказал Иванович, надо форточку то закрыть. Налили еще, дошла очередь и до жаренной картошки со шкварками. «А ну сынок, доставай свой» вдруг сказал Егору Николаевич, давай и тебе еще плесну чуть. Выпили все. Егор взял яблоко и кусочек кровяной с хлебом, закусил. «Ну слушайте, рано или поздно мне все равно надо перед кем-то исповедаться, так будь те уж Вы моими пастырями» – выдавил из себя через какую-то силу Николай Николаевич. «Что допьем по последней да ляжем, так и гутарить то легче» как-то по-казацки сказал мужчина. Разлили и поделили все, что еще осталось с закуски, выпили и закусили. После такого выпитого количества казалось все должны валяться, но все были в норме. Убрав со стола Егор пошел выносить мусор и мыть ноги. В туалете мыла полы санитарка, которую считали самой вредной на этаже. «Будьте так любезны, освободите пожалуйста туалет на пять минут» обратился к ней парень.

Санитарка, к которой никто и никогда по-человечески не обращался, немного опешила, но молча вышла. Сделав свое дело, парень вышел и сказал спасибо. И пока парень шел по коридору в палату она стояла и смотрела ему в след. Ей было больно и приятно.

В палате все улеглись, гроза действительно начиналась и где-то очень далеко уже слышались раскаты грома. Егор разделся и лег под одеяло. То, что он услышал сегодня ночью запомнилось парню на всю его жизнь. Слушая длинный, длинною в целую эпоху, рассказ старого военного, Егор еще не знал, что судьбы этого человека и его самого странным образом будут переплетаться всю жизнь дальше. Начавшаяся гроза и ливень только дополняли рассказ своими раскатами, как будто бы за окном не 80й год, а конец 30х начало 40вых военных лет, как будто тот последний бой еще не окончен.

Глава 1: Исповедь.

Большая семья староверов таежников испокон веку проживала в верховьях реки Тобол, та что впадает в Иртыш, а затем в могучую Обь, на перекрестке Оренбургской и Тобольской губерний и Акмолинской области его Государя Императора Великой матушки Руси. Жили, как и все их предки, заготовкой пушнины, сбором даров тайги, поставкой мяса на лесозаготовки и всякой мелочью. Не гнушались и мытью золотишка, за что один – Василий Васильевич самый старший из сыновей этого большого рода, даже сидел в царских острогах. Фамилия семьи была под стать профессии – Стрельниковы. Семья Николая Васильевича, самого младшего из братьев, с недавнего времени, взявшего себе в жены молодуху по имени Фекла, жили отдельно от большой семьи на заимке купца и промышленника немца по национальности, барона Кнюпа Петра Яковлевича, знаменитого своим распутством и бражничеством. Со временем барон превратилось в русский барин, да и имя с отчеством были выправлены на российские. Барин любил все красивое, редкое и дорогое и поэтому денег на свое благополучие не жалел. Заимку строили по его личному прожекту и под постоянным контролем несколько лет, но и получилось надо отдать должное, на славу. Усадьба находилась за 10ть верст в густой тайге на крутом берегу чистой и холодной речушки под смешным названием Сопливка. Почему никто до подлинности и не знал, то ли по тому, что холодная, то ли по тому, что берега были сильно уж скользкими, но в ней водилась форель. Первое, что сделали это выкопали приличную и глубокую заводь и направили туда всю речку, затем соорудили запруду с водопадом и привезли из-за границы свою мини электрическую подстанцию с рекордными, на то время, двумя киловаттами выхода. Сам дом деревянный, двухэтажный на двенадцать комнат, восемь спален на втором этаже и две комнаты с отдельным входом для управляющего на первом. Еще две большие комнаты на первом были оборудованы русскими печами и там были установлены столы и стулья для застолий, а также маленькая сцена в одной для артистов. В огромном дворе размещалась баня парилка с бассейном, в который по деревянным трубам ручного изготовления, подавалась вода прямо с реки, домик для прислуги из шести комнат, большая конюшня, небольшая, но выполненная по всем правилам кузница, сараи и амбар, курятник и уточник, вольер для собак. Все это добро было огорожено трехметровым забором частоколом, как небольшая крепость в тайге. Вот сюда в качестве управляющего, самим барином и был приглашен Николай Васильевич. Господин Кнюп хоть и тратил свои деньги с широтой, но также мог их и считать. Как-то ему к очередному большому застолью захотелось лосятины и не просто, а молоденького лосенка на шашлык гостям с Петербурга. Заказ был выдан старому Стрельникову. Отец послал Николая в тайгу за заказом и тот его выполнил, да еще и как? Он припер живого подростка килограмм на 80 живого веса. Присутствующие были в восторге, так, как и охота получилась и свежатина. Отец сказал взять за лосенка 18ть рублей только ему известной цены. Барин тут же отвалил Екатерининскую четвертную без сдачи. Николай степенно отсчитал семь рублей по рублю и положил перед хозяином на стол. «Нам чужого не надобно» промычал Николай «Тятя сказали только восемнадцать взять». Это и решило немедленно его судьбу.

Как управляющий он был и вправду хорош и не только хозяину, но и работникам. Как-то сразу все стало на свои места, работа исправно выполнялась, заработки тут же выплачивались, никто и никого не обижал, хотя и случались казусы. Кузнец Атемий слыл выпивохой, но отличным мастером. Кулак конечно у него был поставлен круто. Вот однажды после получки он немного себе позволил на грудь принять лишку и стал приставать с глупостью к жинке Николая. Управляющий разговаривать любил мало, не приучен был к болтовне и поэтому ударил всего один раз. Атемия откачивали пол вечера, а на следующий день подковы выпадали у него с рук. Этого случая хватило для всех и кстати для самого барина тоже. Фекла была на сносях первенцем.

Однако работать много не пришлось, грянула война 1914года.От первого набора в армию барин правдами неправдами откупил своего Николая, но постоянно так продолжаться не могло. Однажды на заимку забрели женщина и небольшая девочка подросток и попросились переночевать. Их пустили, накормили и даже выкупали в бане. Вечером эта женщина за чаем взяла руку Николая и внимательно посмотрела на линии «Родится у тебя сын богатырь, но, чтобы жить и дальше ты не должен идти на войну, тебя убьют сразу до весны красны не доживешь» сказала она. «Что же нам, милая делать?» испугалась беременная. «Слышала я, что есть такой город Юзовка в мало России там шахты угольные, так вот с них не берут на войну. Вам надо именно туда» сказала, как отрезала. «Мне ведь скоро рожать то» заволновалась Фекла, «Ну и смотри, что тебе важнее муж живой или свое благополучие». Всю ночь не спала семья, все прикидывали, как обмануть судьбу, но утром собрали свое ничего, со всеми попрощались и не получив даже расчета из-за отсутствия барина, уехали на станцию с конюхом за 70 верст на новой пролетке хозяина.

Дорога до этой непонятной Юзовки была долгой. На станциях формировались эшелоны на фронт и, хотя направление было одно, мало кто брал с собой в теплушки тем более беременную. Настроение у народа было тоже разное. Одни ехали с подъемом и энтузиазмом, другие плакали о оставленном хозяйстве, но практически все утверждали нашу скорую победу. До Луганска их подобрали на какой-то станции казаки, и разрешили ехать, но только в вагоне с лошадьми. Это была уже победа. Двое суток Николай сдерживал ночами коней, пока Фекла немного дремала в углу. К вечеру одиннадцатого дня после своего отъезда с заимки, пара приехала в Луганск. Начали спрашивать о Юзовке и разговорились со старым мужиком, который покупал в Луганске какие-то инструменты для шахты. «А зачем Вам та Юзовка?» спросил он «и у нас такие же законы, с шахт не берут в солдаты никого, у нас и шахта новая и платят исправно и жить есть где. Поехали к нам на рудник Криворожский». Николаю, уже намучившемуся с поездкой, да еще день на день Фекла должна родить, все надоело, и он согласился. Ехали всю ночь, под утро увидели террикон в степи и небольшое поселение вокруг. Но как пахла эта степь!!! Запах весеннего

разнотравья пьянил и успокаивал, будоражил кровь и заставлял о чем-то задумываться, теребил и щекотал ноздри и слепил глаза. Деревьев практически не было, только бескрайняя, зовущая своей девственной чистотой, степь и первый террикон. Насыпанная горка породы, добытой вместе с углем, возвышалась с одной стороны поселка, там, где стояла высокая башня, которую шахтеры называют странным названием – копер. В верху копра установлено колесо, на котором наложен трос или канат, на котором висит баклуш, в которой и опускают людей в шахту и поднимают уголь и породу. Крутят колесо лошади.