Объект находится в состоянии сильного алкогольного опьянения

Ринат стучал-стучал ладонью по двери как-то извинительно-плоско, будто боялся поднимать шум, хотя какие тут могут быть соседи; отошел; вернулся, отпер.

Алекс валялся на диване – ноги в кедах на подушке, демонстративно – и поболтал бутылкой с виски, из которой, впрочем, не было выпито и четверти.

– Тут отвратительный бар! Джина нет! Вообще-то я пью только джин.

– Доставили ужин.

– А ничего, что я пью? Папочка не рассердится?

Ринат промолчал.

Алекс проследовал за ним прямо с бутылкой, в коридоре примеряясь, как бы огреть седоватый, идеально остриженный затылок.

Накрывала скорбная девушка с явно «сделанным» лбом. Не советские фартучки, конечно, но все же белый верх – черный низ.

– А вы тоже балерина? Или кто там? Олимпийская чемпионка?

И девушка, и Ринат у двери молчали. Жутковатая трапеза.

– А я думал, тут все – гимнастки какие-нибудь…

Она, вселенская скорбь, поставила ему правильный стакан под виски на салфетку, не салфетку – круглую бумажку в кружавчиках.

– А-а-а! – ржал Алекс. – Здесь правда все такое! Fuck! Стакан на подставочке!..

Его веселило все: посуда, жюльен с грибами, какой-то отварной, прости господи, картофель с руб-леной зеленью; все это был такой пиздец, как будто над миром, как ночь, расползается восемьдесят второй год.

Он ржал. Остальные молчали.

Он не стал есть. Ушел, но вернулся за бутылкой.

Его не удерживали.

Его оставили в покое на час или на два.

Почему так плохо грузятся сайты? Ну, что новенького? И кем теперь его отец? Новый «на-циональный лидер», или зам, или и. о.?.. Сыну «национального лидера» нельзя быть англичанином. Сыну «национального лидера» нельзя быть пидором. Так что, возможно, прямо сейчас в Кембридже заметают его следы и стирают всеобщую память. Это представлялось так, будто люди в костюмах химзащиты входят в дирекцию колледжа; вот они вламываются к ничего не подозревающему Тео, выволакивают его из постели; Тео пытается биться, как лев, но его опутывают шлангом, конец которого сейчас воткнут в глотку и пустят газ; кстати, Тео всегда спит без трусов; он представлялся каким-то Лаокооном, обвитым змеями; еще виски; пизде-е-ец.

Часы.

Электричество.

Плафоны здесь – уменьшенные копии плафонов со станций московского метро, только в метро в них воткнули энергосберегающие бандуры, несоразмерные, так что это похоже на порно с использованием внешних средств, а здесь никакого энергосбережения. Разумеется.

…Ринат заглянул снова – на сей раз без стука. С минуту он рассматривал это молча: Алекс сидел на ковре перед шкафом, и всюду валялись книги. Шлеп. Шлеп. Алекс брал из шкафа очередную, пролистывал, протряхивал, и она летела к остальным.

– Что вы делаете?

– А на что это похоже? На обыск? – заржал Алекс.

– Алексей Михайлович, я не могу давать вам советы, и это вообще как бы не мое дело, но скоро приедет Михаил Андреевич, и, может быть, вам стоит как-то привести себя в порядок?

– Вы, кстати, к обыску-то готовы? Морально… А то щас стук в дверь, и мало ли… Революция – она штука такая… Сегодня арестовываете вы, а завтра арестовывают вас…

– Вы уже весь день говорите о какой-то революции, но о какой? Вы в окно-то посмотрите, Алексей Михайлович.

Алекс будто того и ждал, хотя почему «будто»?

– В окно-о? Окно выходит во двор. Может, вы меня на улицу выпустите? Я посмотрю…

Ринат пожал плечами и отвернулся, собираясь выйти.

– А что же вы меня не остановите? – прокричал ему Алекс. – Вот я шарюсь в бумагах Михаила Андреевича Николаева. Видного государственного деятеля. Бывшего вице-премьера, а теперь – я уж даже не знаю, кто он тут у вас теперь… А может, я английский шпион? Может, меня завербовала MI8?

– Ми-8 – это вертолет, – брезгливо ответил Ринат. – Знаете что? Ложитесь-ка спать. Уже поздно, и мне правда неизвестно, когда он приедет.

За окном черно, из-за осеннего ветра с листьями кажется все время, что кто-то мечется под фонарем.

– А, ну то есть ок? Я могу и дальше рыться в его бумагах?

– Здесь нет его бумаг.

– Вот именно!!! – Алекс вскочил и чуть не уронил бутылку на ковер. – Здесь нет его бумаг. Ego Wall^[5]. Здесь никаких личных вещей нет. Здесь ничего его нет, понимаете?

– Нет.

– Вот эта квартира, в которую вы меня затащили, не имеет к нему никакого, ни-ка-ко-го отношения!..

– Слушайте. Не хочу вам грубить. Но проспитесь, а?

– А книги?! – истерил Алекс. – Думаете, я что, не помню его книг? Вы знаете, он, конечно, старый мудак, но читал он много, раньше, по крайней мере, он все-таки филолог, и была куча книг, которые мы привезли еще из Питера, например, и… А это? Что это?!

Алекс начал бурно потрошить уже и верхние полки – они оказались заставлены тяжелыми однотипными томами; они уже не шлепались, а бахали, как…

– Что это за хрень?! «Великий князь – Восходящий узел орбиты»?! «Монголы – Наноматериалы»? Что, fuck? «Российская энциклопедия»? Кому вообще нужна бумажная энциклопедия, кто этим пользуется?! Словарь – чего? Кто это собирал? Дизайнер интерьеров? По цвету обложек?.. Что это за бред!!!

Ринат невозмутимо промолчал и сходил за кофе. Когда он вернулся, Алекс сидел в отупении среди энциклопедического разгрома. П – пертурбационная функция.

– Я волнуюсь за фотографии.

– Какие фотографии?

– Если это квартира моего отца, то я бы хотел найти наши семейные фотографии.

– Я не уверен, что они здесь.

– Я забыл, как вас зовут. Неважно. Я не знаю, что у вас тут обо мне говорят. Я ведь уехал учиться. Я ведь не покидал свою страну, как тут, наверное, думают… И я, естественно, не взял с собой никаких семейных фотографий. Это было бы просто странно. – Алекс нервно хмыкнул, отпил кофе и несильно облил им ковер, чудом не попав на себя. – Конечно, я мог их отснять, но… И вот теперь я беспокоюсь. Я, блядь, очень сильно беспокоюсь! Очень. Сильно. Беспокоюсь.

Ринат, кажется, начал терять терпение.

– Слушайте, Алексей…

– Я рано потерял мать! – Алекс оборвал его, поднял вверх указательный палец. Ему самому, вероятно, казалось, что он выглядит сейчас многозначительно и грозно. – У меня осталось очень мало ее фотографий… Очень. Мало. Фотографий. Вы понимаете?

– Я думаю, вы…

– Кстати!!! А где его рабочее место?

– Что?

– Ну стол? Стол-то у него тут есть, за которым он работает?.. Как этот… Сталин, fuck, на плакатах, где он, знаете, ночей не спит…

– Я вас очень прошу, давайте вы ляжете спать.

– У них всех на рабочих столах сейчас фоточки! – Алекс вытаращил глаза и схватил Рината за рукав. – Это типа модно, да?.. Ну, я уж не рассчитываю, что там фотка моя или мамы моей… Но уж ее-то фотография должна быть?

Алекс так выделил «ее» и так топорно изображал безумие, что Ринату, видимо, пришлось переспросить – безо всякого, впрочем, интереса:

– Кого «ее»?

– Ее! И сына! Или у них дочка? Писали же, что вроде сын?

– Алексей Михайлович…

– Да вы идиота-то не изображайте, хотя у вас хорошо получается, конечно… Ну? Ну Валерия Иглинская! Его новая жена! Даже у нас в газетах были фотки с их свадьбы… О! Сейчас я вам покажу!

Теперь Алекс уронил телефон. Не безумный принц, а позорище.

– Спокойной ночи, Алексей Михайлович.

– Стойте, стойте… стойте! А скажите, у них правда есть сын?

– Спокойной ночи!

– Ну скажите, скажите, мне правда это нужно знать! Я брат, я что, не имею права знать?..

Это было уже перебором даже для цирка.

Ринат вышел.

Алекс остался.

Help yourself.

– Ты не найдешь, чего ищешь.

– Fuck, что?!

– Выражаться будешь в другом месте.

– Ах, папочка, ах, прости, пожалуйста! Вырвалось!

– Перестань паясничать.

– Тогда ты, может, мне объяснишь то, что сейчас сказал?

– Ты не найдешь эти фотографии.

– Ты охренел? Между прочим, это очень важные для меня… Ты не имеешь никакого права…

– Ты ошибаешься.

– Я не ребенок!!! Когда ты поймешь, что люди рядом с тобой имеют право на свою жизнь?!

– У тебя есть своя жизнь.

– Ты реально думаешь, что просто послать меня на хрен, без фоток, без памяти – это прямо самый крутой подарок в мире, да?!

 
Но все законы погасила
Для самого благая ночь.
И не ответчик он за сына,
Ах, ни за сына, ни за дочь.
 

– …А вообще, конечно, да. Ты прав. Папа. Это очень крутой подарок. Потому что мама такого не получила. Она не смогла сбежать… И мне плевать, что там говорили врачи, но я знаю, что это из-за тебя!..

 
Там, у немой стены кремлевской,
По счастью, знать не знает он,
Какой лихой бедой отцовской
Покрыт его загробный сон.
 

– …И я не знаю, что потом эти гребаные психологи тебе наплели, что я этим манипулирую, что я этим чего-то добиваюсь… Господи, папа, как можно было им верить?! Как можно всерьез думать, что ребенок…

 
О, годы юности немилой,
Ее жестоких передряг.
То был отец, то вдруг он – враг.
А мать?
Но сказано: два мира,
И ничего о матерях.
 

– Короче. Мне надоела вся эта хрень, и я валю обратно в Лондон, как только ты отдашь мне эти фотки. Хотя бы одну. Нет, fuck, не прошу!!! Если ты не отдашь эти фотки, то я вскроюсь прямо здесь. И мне похеру, как ты будешь объяснять всему миру, что твой сын сдох, запертый в какой-то кагэбэшной квартире, прямо во время этого вашего…

– Я убрал эти снимки для твоего блага. Тебе нельзя их давать.

– Серьезно?! А что случится?

– Я понимаю, что ты не сам ищешь эти снимки, тебя попросили друзья, за которыми, возможно, стоит английская разведка или по крайней мере пресса, но это почти одно и то же.

– Ты параноик. Ты все такой же гребаный параноик!.. Кому, вот скажи, какой еще, на хрен, разведке могут быть интересны старые семейные фотки?!

– Они не семейные. Хотя это снято у нас дома.

– Что – это?

– То, как ты сидишь на коленях у [Mr. P.]а.

– Что?!

– Тебе было пять лет.

– Погоди. Я ничего не догоняю. Ты серьезно думаешь, что мы говорим об этом?! Во-первых, на черта… Я даже забыл, что такие фотки есть…

– Ты о них знал. И о них знают те, кто стоит за твоими английскими друзьями.

– То есть ты думаешь, что какие-то древние фотки, на которых [Mr. P.] сидит с каким-то чужим ребенком, это какая-то сенсация? И это кому-то нужно?

– Они готовы разыграть любую карту.

– Прости, но ты реально сошел с ума. Господи. Ты сумасшедший!

– Они могут выдать это в печати за фотографию [Mr. P.]а с дочерью, за что угодно.

– За что?! Ха. Ха-ха. И кто-то типа решит, что я – дочь [Mr. P.]а? Сменившая пол, что ли?

– Кстати, я не исключаю, что даже в это могут поверить. Особенно если всплывут некоторые факты твоей биографии.

– Так. Ладно. Я правда старался. Я правда не скажу никому, что ты сумасшедший. Я прошу только об одном. Мне нужны фото с мамой. С МАМОЙ, fuck, ты вообще слышишь меня?!

– …Могут иллюстрировать в британской печати и еще одну клевету на [Mr. P.]а, которая становится популярной в маргинальных кругах Запада.

– Люди, нам всем пизда. Сумасшедший захватил власть.