3

Вывалившись из офиса Гвидония, гаврики первым делом решили зайти в подходящую (это значит – самую дешёвую) харчевню и всё обстоятельно обсудить.

Деньги кое-какие у них водились, да и не стал бы Гвидоний разговаривать с совсем уж никудышными персонажами. Но была у гавриков одна черта – скупость. Любили они всё получить на халяву и ни за что не платить. А если платить, то сущие гроши. И причитать потом, как же всё подорожало.

Звали их Феня, Фуня и Капец. Феня с Фуней были родственниками. Какими точно, они и сами не знали. А Капец прилип как-то к ним во время одной маленькой, но дерзкой операции, да так и остался, образовав слаженную во всех вопросах троицу.

– Ёрт бы побрал этого Гвидония, – пробурчал Феня. – И как же ему в башку пришло такое!

– Это капец, – согласно поддакнул Капец.

После посещения Стразы это слово стало у него любимым. Где там он мог словить этот невообразимый сленг, Капец и сам бы не ответил, но слово прилипло. А за ним и прозвище.

– Выпить бы, – задумчиво произнёс Фуня, – а то башка чёт плохо варит.

– Выпьешь – совсем перестанет, – категорично ответил Феня. – Как будто не знаешь.

– А может, оно и к лучшему, – махнул рукой Фуня, – потому как драконьи яйца достать нам вряд ли светит.

Покрутив головой, Феня решил не сопротивляться неизбежному и побрёл по направлению к порту. За ним потянулись и товарищи.

В порту гаврики заглянули в известную в определённых кругах харчевню под названием «Дёшево и сердито». Заказали эля. Что уж там им принесли, неизвестно никому, только после пары кружек этого пойла парни немного повеселели.

– Слушай, бро, а зачем Гвидонию драконьи яйца? – вдруг спросил Капец ещё не совсем окосевшего Феню.

– А я знаю? – бросил тот коротко. – Мутит что-то наверняка.

– Дак давай сами замутим, – логично предложил Капец.

– У тебя чё, сегодня этот самый… мозговой порыв, что ли? – влез в разговор Фуня, тщетно пытаясь вспомнить нужное слово. – Самый умный?

– Не, ну а чё? – не сдавался Капец. – Ему можно, а нам почему нельзя?

– Почему? Потому.

Фуня, как и предсказывал ему Феня, с количеством выпитого стремительно терял способность к аналитике.

Феня, внимательно посмотрев на товарища и подвинув Фуню в сторону, произнёс:

– Говори.

– Драконьи яйца с Флинна увезти невозможно, – начал объяснять Капец, глотнув эля. – Да я вообще не понимаю, на кой ляд они сдались Гвидонию! Дракониха не успокоится, пока не найдёт их. Ну, к примеру, даже если мы похитим яйца и отдадим Гвидонию, она всё равно придёт за ними. И даже он ничего не сможет сделать. Только убить её. А это, братцы, дело ещё более трудное, чем спереть яйца. Ну вот я и думаю…

– У-у-у, – многозначительно протянул Фуня, опять влезая в разговор, – ну ты даёшь! Думает он!

– Продолжай, – твёрдо сказал Феня, снова отодвигая Фуню.

– Раз Гвидоний на такое идёт, значит… – тут Капец понизил голос до еле слышного шёпота, – здесь замешана магия! И не просто там типа денежку фальшивую сотворить, а о-го-го какая магия. Настоящее волшебство!

– Фу-у-у, – заплетающимся языком произнёс Фуня, – а я-то уж решил, что ты и вправду думать научился. Такое сказать – ума много не надо. Ясное дело – волшебство. Здесь везде волшебство. Это же бе-ре-га. Х-р-р-рустальные.

Сунув в руку Фуне свою кружку с недопитым элем и купив немного молчания, Капец, глядя Фене прямо в глаза, сказал:

– Надо найти кого-то, кто в этом разбирается. Какого-нибудь хорошего мага. И порасспросить получше.

– О чём? – не понял тот.

– Зачем нужны драконьи яйца, конечно! Может, там есть какое-нибудь суперволшебство с ними – а тут и мы.

– А что мы? – опять не понял Феня.

– Ну как что! – разгорячился Капец. – Идею продадим!

– К-к-кому? – подал голос Фуня.

Удивлённый Капец развернулся к Фуне. Он не ожидал, что тот ещё улавливает нить разговора.

– Тому, у кого деньги есть. Ты чё?

Родственники призадумались. Повисло молчание. Капец аж зажмурился от своей крутости. Воображение рисовало ему многообещающие и очень заманчивые перспективы.

– Дак а чё тогда сидим? Кого ждём? – вопросил риторически Феня.

Вышедши из харчевни, гаврики ещё некоторое время постояли возле выхода, совещаясь, куда направиться дальше. Фуня настаивал на продолжении банкета и убеждал товарищей в том, что надо ещё посидеть, а то «мысля недодумана». Те, посопротивлявшись для порядка, согласились.

Но Капец всё-таки уточнил у Фуни:

– А чего тебе здесь-то не сиделось?

Тот поскрёб под мышкой и резонно заметил:

– Дорого тут.

Товарищи согласно покивали и направились вглубь угрюмых кварталов, выросших возле порта.

Чем дальше они шли, тем мрачнее становилось вокруг. Подозрительного вида личности шныряли по сторонам, бросая украдкой косые взгляды на троицу. Впрочем, никто к ним не приставал, что и понятно: связываться с гаврами – себе дороже.

Фуня немного протрезвел и внимательно оглядывал местность. Феня и Капец вели оживлённую беседу, обсуждая нарождающуюся идею. Внезапно Фуня остановился и, показывая пальцем на двухэтажное приземистое здание, уверенно заявил:

– Нам туда.

Заведение с красноречивым названием «Горящая глотка» пользовалось завидным спросом. Все столы в небольшом зале были заняты, и троица уселась за барной стойкой. Заказав по кружбану, товарищи, наклонившись друг к другу, продолжили обсуждение.

– А это… – настаивал Фуня, – как его… а, вспомнил! Яйца-то как брать будем? М-м-мы?

Товарищи помрачнели. В пылу азарта, видимо увлёкшись запахшим в воздухе кушем, гавры этот вопрос упустили из вида.

– Табуретки помните у Гвидония? – продолжал напирать Фуня и, протяжно икнув, добавил: – Я табуретом раб-б-бо-тать не хочу.

В подробностях представив надвигающуюся перспективу, гаврики помрачнели ещё больше.

– Вечно ты, Фуня, всё испортишь, – тоскливо произнёс Феня.

– Да капец просто! – поддакнул Капец.

По такому случаю троица решила накатить чего-то более крепкого. Принесли мутную, дурно пахнущую склизкую жижу. Синхронно выдохнув, парни, закрыв глаза, жахнули всё до дна. Сначала было противно, а потом отпустило. Да так, что даже Капец решил поддержать товарищей, чего обычно за ним не замечалось:

– Ничего, где наша не пропадала!

– Ага, – рыгнул в рукав Фуня, – лучше не вспоминать.

– Слышь, я чё думаю, – понизил голос Капец, – а почему бы нам не спросить гномьих охотников? Они же с драконами всю жизнь. Стырили бы нам парочку, да и дело с концом.

– Ты чё, ты чё! – замахал руками Фуня. – Забыл, сколько они стоят?! За прошлый раз ещё не рассчитались.

– И то верно, – с огорчением вздохнул Феня.

– Парни, а чё мы паримся?! – с неизвестно откуда взявшимся энтузиазмом воскликнул Капец.

– Действительно, – пробурчал Фуня, с подозрением глядя на него.

– Мы же продавать идею хотим, так? – посмотрел Капец на товарищей, но они молчали. – А все же знают, что при делах нужен этот, как его… а-а-аванс. Вот! Потому с деньгами мы, бро, с чем вас и поздравляю.

– Слышь, – тихо сказал Фуня Фене, – он чёт сегодня сам не свой. Так и сыпет мыслёй. Не к добру это.

– Не к добру было связываться с Гвидонием, – мотнул головой Феня, – а щас то уж чего!

Мысль товарищей потекла в новом направлении, и намечающееся предприятие в головах у гавриков начало обретать понятные им формы.

По такому случаю они стуканули кружками по кругу. Потом ещё. И ещё. К тому времени, когда они выползли из заведения, на улице было уже темно. Фуню они почти несли, но он не успокаивался и что-то бессвязно бормотал себе под нос.

Идти им было прилично. Они сняли по приезде в Армир (так назывался этот город) недорогую ночлежку на окраине. По пути им встретилась базарная площадь, по причине позднего времени уже пустая. Одинокий фонарь висел над стеной, где клеили разные объявления. Феня и Капец тащили упирающегося Фуню. Тот вырывался и требовал свободы. Внезапно он затих. Потом поднял руку с указательным пальцем и упёр её в стену.

– Она! – выдохнул он почти благоговейным шёпотом, указывая на приклеенный к стене плакат.

Товарищи остановились и посмотрели, что же такое нашёл Фуня. В плящущем свете фонаря они еле разглядели изображение дородной нимфы, увешанной ожерельями: «Только один сезон в Армире. Её Высочество Мальва Нардийская. Специалист по всем видам магии».

Ниже было написано мелкими буквами: «Принимаю каждый день. Без выходных».

– Фуня, ты гений! – восхищённо сказал Феня.

– Да вообще, – согласился по обыкновению Капец. – Просто капец какой-то!

4

Не нашедши таможни, Солипатрос продолжал по инерции скакать неизвестно куда. Убийство лешего вывело его нежную психику из равновесия.

«Мама, ма-м-м-ма, мам-м-мочки, – трясущимися губами подвывал он. – Как же это, а?! Как же это я?! И вот такое…»

Солипатрос впервые видел убийство. На Хрустальных берегах таких вещей не происходит. У древних народов это вообще не принято. Есть много способов убрать персону из реальности, не убивая её. С помощью особой магии можно заколдовать, отнять память, превратить во что-нибудь, да хоть в табуретку! Но лишить жизни… Древние рождались нечасто. Хотя и жили долго, но жизнь ценили любую как ценность непреходящую.

И хотя Солипатрос не был ангелом и дела у него были в основном сомнительные в последнее время, всё-таки с убийством он раньше так близко не встречался.

«Ну Гвидоний, ну удружил, мать твою!» – вспомнился ему снова гвафф.

«И куда мне теперь?» – силился найти выход из полностью безнадёжного, как ему казалось, положения Солипатрос.

Силы его кончались. Он перешёл на быстрый шаг, затем на медленный, а потом в измождении остановился, тяжело дыша.

Вокруг было тихо. И темно. И холодно. Разгорячённое от бега тело начало зябнуть. Вспомнился уютный ресторанчик у Гвидония. Музычка, винишко, девочки. Скупая слеза покатилась по лицу фавна.

Как на грех, поднялся холодный ветер. Зубы Солипатроса начали постукивать, то ли от холода, то ли от перенесённого ужаса, то ли от предчувствия неминуемого и страшного конца. Чтобы согреться, он зашагал дальше. Вскоре, однако, он заметил какой-то огонёк. Далеко, но всё же там был кто-то живой. А это было главным сейчас.

Надежда придала ему сил, и он побежал на огонь. Вскоре он увидел небольшую приземистую избушку, почти землянку, настолько она вросла в землю. В единственном окне, мутном, как сознание Солипатроса, едва теплился свет. Но и это было для него счастьем. Ну или казалось.

На его робкое постукивание в дверь долго никто не откликался. Тогда он решил поднажать и стукнул посильнее.

– Чего стучишь, а? Чего? – Скрипнула дверь, и в полумраке появилась сгорбленная дряхлая старуха. – Ходют тут, стучат, спать не дают. Ну чего тебе? – подозрительно глядя на Солипатроса, спросила она.

– Мне бы переночевать, – дрожащим голосом (почти голоском) ответил тот.

– А-а-а, милок, переночевать, говоришь… – задумчиво протянула старуха, глядя на Солипатроса. – Сам пришёл аль привёл кто?

– Дак я это… того… вон там… Пустите меня, пожа-а-а-луйста! – Бедный фавн уже почти ничего не соображал от перенесённых испытаний. Речь его была сбивчива и трепетна одновременно.

– Ишь какой, – качая головой, продолжала рассматривать его старуха, – пустить его. Может, и пущу.

– Я… я заплачу! – решился Солипатрос на свой последний аргумент.

– Мм, – покачала головой та, – это уж точно, не сумлевайся.

После некоторого раздумья, когда Солипатрос уже почти отчаялся получить ночлег, старуха махнула ему рукой, впуская в хижину:

– Ну что ж, милок, сам пришёл – сам своё горе принёс. Теперя – не взыщи.

Солипатрос ничего не понял из этих слов. Ему было важно, что он в тепле и не на открытой местности. Он увидел огромную печь, занимавшую почти всё пространство небольшой комнаты, и тут же прижался всем дрожащим телом к теплу, почти повизгивая от истомы.

Старуха закрыла дверь, насмешливо посмотрела на Солипатроса и села к огню – небольшой лучине, горящей в углу. И фавн наконец-то смог рассмотреть её.

Она была стара. Седые редкие волосы были не прибраны. Длинный крючковатый нос нависал над тонкими синюшными губами. Глаза выцвели давным-давно. И какого они были цвета, сейчас, уже бы не определил никто.

– Ну что, обогрелся? – с нескрываемым сарказмом в голосе спросила она. – Небось щас поесть просить будешь, а?

– Н-н-неплохо бы, – с готовностью согласился Солипатрос. – Поесть-то.

– Поесть-то – оно всегда неплохо, – хихикнула старуха. – Никто ещё не отказывался.

Меж тем в комнату вошёл огромный чёрный кот.

– Смотри, Моня, – сказала старуха, обращаясь к коту, – кого под вечер занесло.

Кот мельком посмотрел на Солипатроса и безразлично фыркнул.

– Да вот и я про то же, – махнула ему старуха.

Солипатрос, который уже более-менее согрелся и даже успокоился, вспомнил, что он из цивилизованного мира, и решил не обращать внимания на причуды старухи. Важно, что он переночует в тепле, а там видно будет. А местные… Да что с них взять? Тёмные да неграмотные. А он-то – птица другого полёта, с самим Гвидонием дела водит.

Плечи у него приподнялись, да и сам он приосанился, вспомнив о том, кто он есть.

– Ну что, горемычный, – кивнула ему старуха, указывая на скамейку, – садись, щас вечерять будем.

Сама тем временем, вооружившись ухватом, сунулась в печь и вытащила чугунный горшок, накрытый крышкой. Запахло едой.

В животе у Солипатроса жалобно заурчало. Он судорожно сглотнул слюну.

В горшке оказалась каша. Старуха достала тарелку и положила ему хорошую порцию. И такой она показалась Солипатросу вкусной, что он решил – жизнь снова повернулась к нему приятной стороной.

– Э-э-э… – начал он и вспомнил, что даже не спросил имя у старухи и сам не представился. – Солипатрос к вашим услугам.

– Вона как! Ишь, Моня, – усмехнулась она и кивнула коту, который тоже ел кашу в углу, – к нашим услугам он.

Моня, ненадолго оторвавшись от тарелки, мрачно взглянул на Солипатроса и отвернулся.

– Могу я узнать ваше имя? – вежливо спросил Солипатрос у старухи.

– Ой, мила-а-ай, и откуда ж ты, што не знаешь, кто я? – певуче ответила она вопросом.

– Я из города… – начал было объяснять Солипатрос, да остановился, поражённый странным зрелищем.

Огонь в печи сам собой начал разгораться. «Зачем это? – озадаченно подумал он. – Вроде бы и так тепло».

– Да вижу, что не из деревни, – захихикала старуха, – а то бы знал.

– А зачем вы, бабушка, печку топите? – решился Солипатрос на вопрос.

– Как зачем? – удивилась та. – Прокалим хорошенько, чтобы спалось тебе, милок, лучше.

– А-а-а, – протянул Солипатрос.

Постепенно (что, впрочем, и понятно) его начало клонить в сон. От тревог сегодняшнего дня, или от тепла и сытной еды, или от чего ещё, но организм Солипатроса требовал сна. И немедленно.

– А не знаете ли вы случайно, как добраться до Серых гор? – с трудом подавляя зевоту, спросил он у старухи. – Очень надо. И мне транспорт нужен. Есть у вас какой-нибудь?

– Ага, есть, – неприлично громко засмеялась старуха. – Конь вороной, белые копыта. Есть, да тебе ни к чему. А копыта у тебя и свои имеются. Не отбросил же пока, а?

«Странный у неё юмор», – с трудом борясь со сном, подумал Солипатрос, но для приличия улыбнулся.

Громко зевнув, он начал прикидывать, куда бы завалиться.

– Ложись, милок, ложись, – весело пригласила его старуха, показывая на широкую лавку возле печки.

В нормальной жизни Солипатрос бы и не взглянул на такое ложе. А теперь оно казалось ему прекрасным местом для отдыха. «Всё будет хорошо», – прекраснодушно подумалось ему. И он наконец-то погрузился в вожделенный сон.

Снилось ему огромное поле с цветущими маками. Эти цветы Солипатрос любил больше всего. За яркость красок, наверное. Поле кончалось лесом. А у края стоял прекрасный дом. Почти дворец. Комнат эдак на двадцать. Может, и поболее. Из окон выглядывали девушки. Причём все знакомые. И все красивые – одна другой краше.