Почти 350-страничный сборник стихов французского поэта включает в себя цикл «Цветы зла» (самые известные его стихи), прозу в стихах «Парижский сплин», а также «Бельгийский цикл» и немного стихотворений разных лет.
«Цветы зла» – это самое выдающееся собрание стихотворений Шарля Бодлера. Лирика подчёркнуто насыщенна, экспрессивна, эротична. Она, как раскалённая лава, сжигает твою сетчатку глаз, наполняет душу загадочным эротизмом, если к этому ещё приплюсовать бодлеровский эротический мистицизм. Сам поэт, будучи до беспамятства влюблённый в прекрасный пол, передаёт свои впечатления, чувства, своё отношение, своё восхищение женщиной с подчёркнутой преклонённостью перед нимфой. И вместе с тем жизнь и смерть, секс и любовь в его поэтике идут рука об руку.
Шарль Бодлер
Что скажешь ты, душа, одна в ночи безбрежной,
И ты, о сердце, ты, поникшее без сил,
Ей, самой милой, самой доброй, самой нежной,
Чей взор божественный тебя вдруг воскресил?
– Ей славу будем петь, живя и умирая,
И с гордостью во всём повиноваться ей.
Духовна плоть её, в ней ароматы рая,
И взгляд её струит свет неземных лучей.
В ночном безмолвии, в тиши уединенья
И в шуме уличном, в дневном столпотворенье,
Пылает лик её, как факел, в высоте
И молвит: «Я велю – иного нет закона, –
Чтоб вы, любя меня, служили Красоте;
Я добрый ангел ваш, я Муза, я Мадонна!»
Тема смерти у Бодлера – лейтмотив большинства его стихов. Смерть в его поэтике всегда предстаёт или подчёркнуто обнажённой, то есть такой, какова она есть, или обёрнутой во всевозможные метафоры, но тем не менее присутствующей во многих его стихах. Самого поэта принято относить к одному из родоначальников направления символизм. Из-за минорности, подчёркнутого отчуждения от жизненного, отстранённого, холодного взгляда на повседневность, за поиски смысла жизни в падшем, нежели в возвышенном, Бодлера также относят к зарождающемуся в 50-е годы XIX века ещё более крупному направлению – декадансу (упадничеству).
Шарль Бодлер
Лебедь
Виктору Гюго
I
Я о тебе одной мечтаю, Андромаха,
Бродя задумчиво по новой Карусель,
Где скудный ручеёк, иссякший в груде праха,
Вновь оживил мечту, бесплодную досель.
О, лживый Симоис, как зеркало живое,
Ты прежде отражал в себе печаль вдовы.
Где старый мой Париж!.. Трудней забыть былое,
Чем внешность города пересоздать! Увы!..
Я созерцаю вновь кругом ряды бараков,
Обломки ветхие распавшихся колонн,
В воде зацветших луж ищу я тленья знаков,
Смотрю на старый хлам в витринах у окон.
Здесь прежде, помнится, зверинец был построен;
Здесь – помню – видел я среди холодной мглы,
Когда проснулся Труд и воздух был спокоен,
Но пыли целый смерч взвивался от метлы,
Больного лебедя; он вырвался из клетки
И, тщетно лапами сухую пыль скребя
И по сухим буграм свой пух роняя редкий,
Искал, раскрывши клюв, иссохшего ручья.
В пыли давно уже пустого водоёма
Купая трепет крыл, всё сердце истомив
Мечтой об озере он ждал дождя и грома,
Возникнув предо мной, как странно-вещий миф.
Как муж Овидия, в небесные просторы
Он поднял голову и шею, сколько мог,
И в небо слал свои бессильные укоры –
Но был небесный свод насмешлив, нем и строг.
II
Париж меняется – но неизменно горе;
Фасады новые, помосты и леса,
Предместья старые – всё полно аллегорий
Для духа, что мечтам о прошлом отдался.
Воспоминания, вы тяжелей, чем скалы;
Близ Лувра грезится мне призрак дорогой,
Я вижу лебедя: безумный и усталый,
Он предан весь мечте, великий и смешной.
Я о тебе тогда мечтаю, Андромаха!
Супруга, Гектора предавшая, увы!
Склонясь над урною, где нет святого праха,
Ты на челе своём хранишь печаль вдовы;
– О негритянке той, чьи ноги тощи, босы:
Слабеет вздох в её чахоточной груди,
И гордой Африки ей грезятся кокосы,
Но лишь туман встаёт стеною впереди;
– О всех, кто жар души растратил безвозвратно,
Кто захлебнуться рад, глотая слёз поток,
Кто волчью грудь Тоски готов сосать развратно,
О всех, кто сир и гол, кто вянет, как цветок!
В лесу изгнания брожу, в тоске упорный,
И вас, забытые среди пустынных вод,
Вас, павших, пленников, как долгий зов валторны,
Воспоминание погибшее зовёт.
Как отмечают многие знатоки творчества Бодлера, поэт создал свой уникальный поэтический мир, за что, конечно же, был признан классиком французской, да и мировой литературы. Блестяще, кстати, переведён на русский в данной книге.
Вторая часть книги, «Парижский сплин», как сам отмечает автор, – проза в стихах. Хотя стихотворного ничего в этих коротких очерках, зарисовках, дневниковых записях и нет. Сама по себе подборка текстов интересна, но местами весьма меланхолична. Тем не менее встречаются замечательные, точные и очень красивые тексты в этой художественной мозаике. Кроме того, читатель увидит глазами Бодлера парижскую бедноту, лишения, грусть и печаль больших французских городов. Очень большой пласт книги посвящён «униженным и оскорблённым» парижским жителям, которым, вне всяких сомнений, автор очень сочувствует.
Шарль Бодлер
Благодеяния луны
(из цикла «Парижский сплин»)
Луна – капризница, каких поискать, заглянула в окно, пока ты спала в колыбели, и сказала себе: «Этот ребёнок мне по душе».
И вот она мягко спустилась по лестнице из облаков и бесшумно проникла сквозь оконные стёкла. Потом простёрлась над тобой по-матерински гибко и ласково и оттенила своими красками твоё лицо. Твои зрачки с тех пор остались зелёными, а щёки сделались необычайно бледны. Глаза стали странно огромны от созерцания этой гостьи; и, обнимая, она с такой лаской стиснула тебе горло, что с тех пор тебе всегда хочется плакать.
А потом Луна, давая выход своему ликованию, заполонила всю комнату своей фосфорической атмосферой, своей светоносной отравой; и весь этот живой свет мыслил и говорил: «Мой поцелуй будет вечно влиять на тебя. Ты будешь прекрасна по-моему. Ты полюбишь то, что люблю я и что любит меня: воду и облака, ночь и тишину; беспредельное зелёное море; безликую и многоликую воду; те места, где тебе не бывать; любовника, с которым не будешь знакома: чудовищные цветы; ароматы, навевающие бред; кошек, замирающих на роялях, стонущих, как женщины, хрипло и нежно!
О проекте
О подписке