Круг четвертый Чистилища отведен унылым. Вергилий излагает учение о любви как об источнике всякого добра и зла и поясняет градацию кругов Чистилища. Круги I, II и III очищают с души любовь к «чужому злу», то есть зложелательство (гордость, зависть, гнев); круг IV – недостаточную любовь к истинному благу (уныние); круги V, VI, VII – чрезмерную любовь к ложным благам (корыстолюбие, чревоугодие, сладострастие). Природная любовь – это естественное стремление тварей (будь то первичное вещество, растение, животное или человек) к тому, что для них благотворно. Любовь никогда не ошибается в выборе цели.

В круге пятом взорам Данте предстают скупцы и расточители, в шестом – чревоугодники. Поэт отмечает среди них Эрисихтона. Эрисихтон срубил дуб Цереры, и богиня наслала на него такой неутолимый голод, что, продав ради пищи все, даже родную дочь, Эрисихтон начал есть собственное тело. В шестом же круге проходит очищение Бонифаций Фьески – архиепископ равеннский. Фьески не столько насыщал свою духовную паству нравственной пищей, сколько своих приближенных – лакомыми блюдами. Данте сравнивает исхудалых грешников с голодными иудеями в дни осады Иерусалима римлянами (70 г.), когда еврейка Мариам съела своего грудного младенца.

Поэт Бонаджунта Луккский спрашивает Данте, не тот ли он, кто лучше всех воспел любовь. Данте формулирует психологическую основу своей поэтики и вообще «сладостного нового стиля», разработанного им в поэзии:

 
Когда любовью я дышу,
То я внимателен; ей только надо
Мне подсказать слова, и я пишу.
 

В круге седьмом Данте видит сладострастников. Часть из них прогневили Бога, предаваясь содомии, другие, как поэт Гвидо Гвиницелли, терзаются стыдом за безудержную «скотскую страсть». Гвидо уже «свой грех начал искупать, как те, что рано сердцем воскорбели». Себе в позор они поминают Пасифаю.

Данте засыпает. Ему снится, как юная женщина собирает на лугу цветы. Это Лия, символ жизни деятельной. Она собирает цветы для сестры Рахили, которая любит смотреться в зеркало, обрамленное цветами (символ жизни созерцательной).

Данте вступает в Господень лес – то есть Земной Рай. Здесь ему является женщина. Это Мательда. Она поет и собирает цветы. Если бы Ева не нарушила запрета, человечество обитало бы в Земном Раю, и Данте от рождения и до смерти вкушал бы то блаженство, которое ему сейчас открывается.

 
Творец всех благ, довольный лишь собою,
Ввел человека добрым, для добра,
Сюда, в преддверье к вечному покою.
Виной людей пресеклась та пора,
И превратились в боль и в плач по старом
Безгрешный смех и сладкая игра.
 

Данте удивляется тому, что видит в Земном Раю воду и ветер. Мательда объясняет (опираясь на «Физику» Аристотеля), что «влажными парами» порождаются атмосферические осадки, а «сухими парами» – ветер. Только ниже уровня ворот Чистилища наблюдаются такого рода смуты, порождаемые паром, который под воздействием солнечного тепла поднимается от воды и от земли. На высоте Земного Рая уже нет беспорядочных ветров. Здесь ощущается только равномерный круговорот земной атмосферы с востока на запад, вызываемый вращением девятого неба, или Перводвигателя, который приводит в движение замкнутые в нем восемь небес.

Поток, текущий в Земном Раю, разделяется. Влево струится река Лета, истребляющая память о совершенных грехах, вправо – Эвноя, воскрешающая в человеке воспоминание о всех его добрых делах.

Навстречу Данте шествует мистическая процессия. Это символ торжествующей церкви, идущей навстречу раскаявшемуся грешнику. Шествие открывается семью светильниками, которые, по Апокалипсису, «суть семь духов божиих». Три женщины у правого колеса колесницы – три «богословские» добродетели: алая – Любовь, зеленая – Надежда, белая – Вера.

Святая вереница останавливается. Перед Данте предстает его возлюбленная – Беатриче. Она умерла в возрасте двадцати пяти лет. Но здесь Данте вновь изведал «былой любви обаянье». В этот миг исчезает Виргилий. Дальше путеводительницей поэта станет его возлюбленная.

Беатриче корит поэта за то, что на земле после ее смерти он был неверен ей и как женщине, и как небесной мудрости, ища ответы на все свои вопросы в мудрости человеческой. Чтобы Данте «не устремил шаги дурной стезей», Беатриче устроила ему путешествие по девяти кругам Ада и семи кругам Чистилища. Только таким образом поэт воочию убедился: дать ему спасенье можно лишь «зрелищем погибших навсегда».

Данте и Беатриче разговаривают о том, к чему вели поэта неправедные пути. Беатриче омывает Данте в водах реки Леты, дающей забвение грехов. Нимфы поют о том, что Данте теперь будет вечно верен Беатриче, отмеченной высшей красотой, «гармонией небес». Данте открывается вторая красота Беатриче – ее уста (первую красоту, глаза, Данте познал еще в земной жизни).

Данте после «десятилетней жажды» увидеть Беатриче (прошло десять лет с ее смерти) не сводит с нее глаз. Святое войско, мистическая процессия поворачивает обратно на восток. Процессия обступает библейское «древо познания добра и зла», от запретных плодов которого вкусили Ева и Адам.

Беатриче поручает поэту описать все, что он сейчас увидит. Перед Данте предстают в аллегорических образах прошлые, настоящие и грядущие судьбы римской церкви. К колеснице спускается орел и осыпает ее своими перьями. Это богатства, которыми христианские императоры одаряли церковь. Дракон (дьявол) оторвал у колесницы часть ее днища – дух смирения и бедности. Тогда она мгновенно оделась перьями, обросла богатствами. Пернатая колесница превращается в апокалиптического зверя.

Беатриче высказывает уверенность в том, что похищенная гигантом колесница будет возвращена и примет свой прежний вид. События покажут, кто будет грядущим избавителем церкви, и разрешение этой трудной загадки приведет не к бедствиям, а к миру.

Беатриче хочет, чтобы Данте, вернувшись к людям, передал им ее слова, даже не вникая в их смысл, а просто сохранив их в памяти; так паломник возвращается из Палестины с пальмовой ветвью, привязанной к посоху. Она отсылает Данте к реке Эвное, которая возвращает ему утраченные силы. Данте отправляется в Рай, «чист и достоин посещать светила».

Рай

Данте, испив от струй Эвнои, возвращается к Беатриче. В Рай его поведет она, язычник-Виргилий не может взойти на небеса.

Беатриче «вонзается» взором в солнце. Данте пытается последовать ее примеру, но, не выдержав блеска, устремляет глаза к ее глазам. Незаметно для себя поэт начинает вместе с любимой возноситься в небесные сферы.

Небесные сферы вращаются девятым, кристальным небом, или Перводвигателем, который в свою очередь, вращается с непостижимой быстротой. Каждая его частица жаждет соединиться с каждой из частиц объемлющего его неподвижного Эмпирея. Согласно объяснению Беатриче, небеса вращаются не сами, а приводятся в движение ангелами, которые наделяют их силой влияния. Этих «движителей» Данте обозначает словами: «глубокая мудрость» «разум» и «умы».

Внимание Данте привлечено гармоническими созвучиями, производимыми вращением небес. Данте кажется, что их накрывает прозрачным гладким густым облаком. Беатриче поднимает поэта к первому небу – Луне, ближайшему к земле светилу. Данте и Беатриче погружаются в недра Луны.

Данте спрашивает Беатриче, «возможно ль возместить разрыв обета новыми делами». Беатриче отвечает, что человек может сделать это только уподобляясь божественной любви, которая хочет, чтобы все обитатели небесного царства были подобны ей.

Беатриче и Данте летят ко «второму царству», второму небу, Меркурию. Навстречу им мчится «несчетность блесков». Это честолюбивые деятели добра. Данте спрашивает некоторых из них об их судьбе. Среди них – византийский император Юстиниан, который во время своего правления «в законах всякий устранил изъян», вступил на путь истинной веры, и Бог «его отметил». Здесь воздается «мзда по заслугам» Цинциннату, римскому консулу и диктатору, прославившемуся строгостью нрава. Здесь прославлены Торкват, римский полководец IV в.до н.э., Помпей Великий и Сципион Африканский.

На втором небе «внутри жемчужины прекрасной сияет свет Ромео», скромного странника, т. е. Ромэ де Вильне, министра, который, по легенде, будто бы пришел ко двору графа Прованского бедным паломником, привел в порядок его имущественные дела, выдал его дочерей за четырех королей, но завистливые придворные оговорили его. Граф потребовал от Ромео отчета в управлении, тот предъявил графу его приумноженные богатства и покинул графский двор таким же нищим странником, каким пришел. Граф казнил клеветников.

Данте непостижимым образом вместе с Беатриче взлетает на третье небо – Венеру. В глубине светящейся планеты Данте видит круженье других светил. Это – души любвеобильных. Они движутся с разной скоростью, и поэт высказывает предположение, что эта скорость зависит от степени «вечного их зренья», то есть доступного им созерцания бога.

Самым ярким оказывается четвертое небо – Солнце.

 
Ничья душа не ведала такого
Святого рвенья и отдать свой пыл
Создателю так не была готова,
Как я, внимая, это ощутил;
И так моя любовь им поглощалась,
Что я о Беатриче позабыл —
 

признается поэт.

Хоровод блесков обвивает Данте и Беатриче, словно «певучих солнц горящий ряд». Из одного солнца слышится голос Фомы Аквинского, философа и богослова. Рядом с ним – Грациан, монах-правовед, Петр Ломбардский, богослов, библейский царь Соломон, Диониисй Ареопагит, первый афинский епископ, и пр. Данте, окруженный хороводом мудрецов, восклицает:

О смертных безрассудные усилья! Как скудоумен всякий силлогизм,

 
Который пригнетает ваши крылья!
Кто разбирал закон, кто – афоризм,
Кто к степеням священства шел ревниво,
Кто к власти чрез насилье иль софизм,
Кого манил разбой, кого – нажива,
Кто, в наслажденья тела погружен,
Изнемогал, а кто дремал лениво,
В то время как, от смуты отрешен,
Я с Беатриче в небесах далече
Такой великой славой был почтен.
 

Лучезарными представляются Данте в четвертой небесной сфере души святых, которым бог-отец являет таинство исхождения бога-духа и рождения бога-сына. До Данте доносятся сладостные голоса, которые по сравнению со звучанием «земных сирен и муз», то есть земных певиц и поэтов, необъяснимо прекрасны. Над одной радугой поднимается другая. Двадцать четыре мудреца окружают Данте двойным венком. Он называет их цветами, проросшими из зерна истинной веры.

Данте и Беатриче возносятся к пятому небу – Марсу. Здесь их встречают воители за веру. В недрах Марса, «звездами увит, из двух лучей слагался знак священный», т. е. крест. Вокруг звучит дивная песня, смысл которой Данте не понимает, но восхищается чудными созвучиями. Он догадывается, что это хвалебная песнь Христу. Данте, поглощенный видением креста, даже забывает смотреть в прекрасные глаза Беатриче.

Вниз, вдоль креста, скользит одна из звезд, «чья там блистает слава». Это Каччагвида, прапрадед Данте, живший в ХII в. Каччагвида благословляет поэта, называет себя «мстителем злобных дел», заслуженно теперь вкушающим «мир». Каччагвида очень доволен своими потомками. Он только просит, чтобы Данте добрыми делами сократил срок пребывания в Чистилище своего деда.

Данте попадает на шестое небо – Юпитер. Отдельные искры, частицы любви – это пребывающие здесь души справедливых. Стаи душ, летая, сплетают в воздухе разные буквы. Данте читает слова, которые возникают из этих букв. Это библейское изречение «Любите справедливость, судящие землю». При этом латинская буква «М» напоминает Данте геральдическую лилию. Огни, слетевшие на вершину «М», превращаются в голову и шею геральдического орла. Данте молит Разум «разгневаться неукротимо на то, что местом торга сделан храм». Клубы дыма, застилающие справедливый Разум, Данте сравнивает с папской курией, которая не дает земле озариться лучом справедливости, а сами папы славятся своим корыстолюбием.

Беатриче вновь призывает Данте двигаться дальше. Они возносятся на планету Сатурн, где поэту предстают души тех, кто посвящал себя созерцанию Бога. Здесь, на седьмом небе, не звучат сладостные песни, которые слышны в нижних кругах Рая, потому что «слух смертен». Созерцатели объясняют Данте, что «ум, здесь светящий» бессилен даже в небесных сферах. Так что на земле его сила тем более бренна и бесполезно искать ответы на вечные вопросы средствами одного только человеческого ума. Среди созерцателей много смиренных монахов, чье «сердце было строго».

Данте возносится в восьмое, звездное небо. Здесь торжествующие праведники наслаждаются духовным сокровищем, которое они скопили в горестной земной жизни, отвергая мирское богатство. Души торжествующих образуют множество кружащихся хороводов. Беатриче с восторгом обращает внимание Данте на апостола Якова, известного своим посланием о щедрости Бога, символизирующего надежду. Данте всматривается в сияние апостола Иоанна, пытаясь разглядеть его тело (существовала легенда, по которой Иоанн был взят на небо Христом живым). Но в раю обладают душою и телом только Христос и Мария, «два сиянья», незадолго перед тем «взнесшиеся в Эмпирей».

Девятое, кристальное небо, Беатриче иначе называет Перводвигателем. Данте видит Точку, льющую нестерпимо яркий свет, вокруг которой расходятся девять концентрических кругов. Эта Точка, неизмеримая и неделимая, – своеобразный символ божества. Точку окружает круг огня, который состоит из ангелов, разделяемых на три «трехчастных сонма»

Данте хочет знать, «где, когда и как» сотворены ангелы. Беатриче отвечает:

 
Вне времени, в предвечности своей,
Предвечная любовь сама раскрылась,
Безгранная, несчетностью любвей.
Она и перед этим находилась
Не в косном сне, затем что божество
Ни «до», ни «после» над водой носилось
Врозь и совместно, суть и вещество
В мир совершенства свой полет помчали…
 

Данте проникает в Эмпирей, десятое, уже невещественное, небо, лучезарную обитель бога, ангелов и блаженных душ.

Данте видит сияющую реку. Беатриче велит ему приготовиться к зрелищу, которое утолит его «великую жажду постигнуть то, что пред тобой предстало». А то, что представляется Данте как река, искры и цветы, вскоре оказывается иным: река – кругообразным озером света, сердцевиной райской розы, ареной небесного амфитеатра, берега – его ступенями; цветы – блаженными душами, восседающими на них; искры – летающими ангелами.

Эмпирей озарен невещественным светом, который позволяет творениям созерцать божество. Этот свет продолжается лучом, который падает с высоты на вершину девятого неба, Перводвигателя, и сообщает ему жизнь и силу влиять на ниже лежащие небеса. Озаряя вершину Перводвигателя, луч образует круг, гораздо больший, чем окружность солнца.

Вокруг светоносного круга расположены, образуя свыше тысячи рядов, ступени амфитеатра. Они подобны раскрытой розе. На ступенях восседает в белых одеждах «все, к высотам обретшее возврат», то есть все те души, которые достигли райского блаженства.

Ступени переполнены, но поэт с горечью отмечает, что этот небесный амфитеатр «немногих отныне ждет», т. е. указывает на испорченность человечества, и вместе с тем отражает средневековую веру в близость конца мира.

Обозрев общее строенье Рая, Данте принимается взглядом искать Беатриче, но ее уже нет рядом. Исполнив миссию путеводительницы, Беатриче вернулась на свое место в небесном амфитеатре. Вместо нее Данте видит старца в белоснежной ризе. Это Бернард Клервосский, богослов-мистик, принимавший живое участие в политической жизни своего времени. Данте считает его «созерцателем». В Эмпирее Бернард является таким же наставником поэта, какой в Земном Раю была деятельная Мательда.

В середине амфитеатра сидит Дева Мария, и улыбается всем, чьи глаза обращены к ней. Напротив Марии сидит Иоанн Креститель. Левее Марии, первым в ветхозаветном полукружии, сидит Адам. Правее Марии, первым в новозаветном полукружии, сидит апостол Петр.

Старец Бернард призывает «воздеть взор очей к пралюбви», т. е. к Богу, и молить Богогоматерь о милости. Бернард приступает к молитве, говорит о том, что в утробе Богоматери снова возгорелась любовь между богом и людьми, и благодаря жару этой любви возрос райский цвет, то есть рай населился праведниками.

Данте смотрит вверх. Его взору предстает «Вышний Свет, над мыслию земной столь вознесенный». У поэта не хватает слов, чтобы выразить всю беспредельность Нескончаемой Силы, Света Неизреченного, свой восторг и потрясение.