Точка Сборки-4
Вилла Кометто, полицейские и пассажиры

Дождь, весь день набухавший над Парижем фиолетовым зрелым бутоном, обманул ожидания: он пролился не мощным ливнем, играющим яростную симфонию на жести водосточных желобов в районе Больших Бульваров, а начал кропить с неба уныло, будто святой водой, мелко и однообразно. В темноте, размытые этим моросящим дождиком, мутно светились уличные огни и рекламы, потеряв интерес к назойливому сверканию; ночные улицы были, как на картинах Моне: неясные очертания, приглушенные краски, сплошные впечатления вместо осязаемой реальности.

В такую пляшущую мокроту, словно белая акула, вынырнула из металлической ограды виллы Кометто большая машина – американский Lincoln Town Car. На стеклах – шторки, салон отделен от водителя пуленепробиваемой перегородкой – создатели лимузина свое дело знали. Машина воровкой прокралась по улице Этьена Доле, потом скользнула под мост надземной линии метро и выбралась на зажатый каменными стенами-бордюрами бульвар Камелина. Здесь над дорогой повис еще один мост – стальной нитки SNCF, а за ним бульвар упирался в крохотную, но гордо носящую свое имя авеню Виктора Басха.

Вот на выезде из-под этого тоннеля машину и остановили.

На перекресток, молча вертя на крыле карусель сполохов, выехал, как неторопливая баржа, полицейский «ситроен». Водитель «линкольна» нажал на педаль тормоза, и «белая акула» предупредительно застыла в пяти метрах от перегородившего дорогу автомобиля с эмблемами дорожной полиции. Дождик ронял слезу на белую крышу, в ночной тишине хлопнули дверцы, и две фигуры в ординарных синих прорезиненных плащах и кепи из плотного сукна вышли из машины. Один по дороге выбросил окурок – недокуренная палочка с золотым колечком на фильтре и надписью Das Kabinet полетела к решетке сточной канализации.

Полицейские приблизились. Один, сверкая мокрой эмблемой на кепи, склонился к окну водителя. Тот опустил стекло, и стало видно, что это пожилой, седоватый алжирец в темно-синей униформе.

– Дорожная полиция, четырнадцатый округ, – хриплым голосом проговорил полицейский. – Ваши документы, мсье!

Водитель безропотно достал паспорт и еще несколько бумажек – они лежали наготове в перчаточном ящике автомобиля. Капли дождя мелко стучали по прорезиненной ткани. Полицейский достал фонарик, ткнул снопом его света в раскрытую книжечку.

– Давно иммиграционную карточку переоформлял? – заворчал он, просматривая бумаги. – А, черт…

– Месяц назад, – лаконично ответил водитель.

– Да? А ты не слышал, что теперь вам приказали делать это побыстрей? Ни черта не видно…

Здесь было действительно темно – глухой перекресток. За площадью Ванв авеню Марселя Мартими уходит к кладбищу. Тут нет увеселительных заведений и игорных клубов. Только фонари в густой, покорно опущенной вниз листве.

Закончив проверку документов, полицейский показал фонариком на салон:

– А там кто?

– Там гражданка Королевства Саудовской Аравии, – четко произнес алжирец. – У нее дипломатический паспорт.

Полицейский хрюкнул и сплюнул себе под ноги, в мелкие, всхлипывающие лужицы.

– Да ты что? Мне что, тебе на слово прикажешь верить, черная твоя задница? Давай, буди ее, пусть покажет себя!

– Но, мсье, это нарушение…

Человек в плаще зевнул. Крикнул напарнику:

– Малыш, тащи блокиратор! Этот малый упрям, как осел.

Поняв, что спорить бесполезно, водитель нажал на панели клавишу. Стекло-перегородка с мягким гудением спустилась вниз. Из темноты салона появилась изящная смуглая рука – на тонких, с нежной кожей пальцах сверкали золотые кольца – и протянула паспорт в кожаной обложке с тиснением. Полицейский недоверчиво посветил вглубь фонариком. Сидящая в салоне дама сразу отпрянула, и фонарик осветил только хиджаб, скрывающий пол-лица, и большие восточные глаза с мечущимся в них испугом.

– Ну, так дело не пойдет! – желчно отреагировал полицейский. – Она у тебя и на паспорте в этом дурацком платке?! Ну-ка, малый, выйди, я поближе посмотрю…

Водитель нехотя повиновался. Забрав ключ зажигания из замка и заглушив мотор, он вышел в мокрую ночь, а дождь сразу вцепился коготками-капельками в его седые виски и форменный синий пиджак.

Водитель встал рядом с полицейским. В ту же секунду дубинка, вылетевшая из-под плаща полицейского, ударила его в живот тупым концом, наполненным свинцовой заливкой. Водитель, скрючившись, со стоном отлетел на тротуар, а полицейский, быстро найдя ту самую кнопку, нажал ее, и перегородка мигом поднялась вверх, захлопнувшись. В то же время от задней части машины донесся противный, пронзительный визг – это стальная фреза впилась в бок «линкольна», рассыпая белую стружку. Для того, чтобы преодолеть сантиметровый слой металла, ей понадобилось четыре секунды, и, когда металлические рыльца, пропоров обивку, вылезли в салон, из кончиков с шипеньем вылетели струи белесого газа. Слышен был сдавленный крик женщины, стук – она отчаянно заколотила руками по стеклам, – но удары быстро ослабли, и все стихло.

Первый полицейский тем временем склонился над корчившимся на земле человеком, которому точный удар свинцовой дубинкой разорвал селезенку, и надел на него наручники; потом поднял его, взяв охапку, и забросил на переднее сиденье. Полицейский хотел захлопнуть дверцу, но его напарник вышел из-за другого борта машины, таща уродливое сооружение – рамку с двумя остриями резцов и прикрученным ко всему этому газовым баллоном.

– Погоди…

Крякнув, напарник бросил фрезу туда же, на переднее сиденье. Гулко захлопнулась дверь. Тот, что постарше, достал из кармана крохотную рацию «уоки-токи»:

– Готово. Подбегайте!

Почти сразу со стороны улицы Рене Кош, идущей от вокзала Ванв, выкатился черный «мерседес», сливающийся с темнотой ночи. Два человека выскочили из машины и подбежали к «линкольну». Отпихнув полицейского, они забрались внутрь на место водителя. Сразу же послышался приглушенный вопль боли. Губы пожилого полицейского тронула злорадная улыбка.

– Merde! Sacrebleu!!!^[14] Какая сволочь бросила сюда это чертово дерьмо!

Полицейский резко открыл дверцу и зло бросил:

– А ты, видать, хочешь, чтобы я таскал ее с собой?! Забирайте свое барахло!

Но ударившийся о фрезу человек не ответил. Он только ругался, потирая ушибленное место, и помогал натягивать на голову ворочавшегося водителя черный мешок. Потом раздался звук запущенного мотора, и белый «линкольн», резко тронув с места, исчез в ночи вслед за «мерседесом».

Полицейский пошевелился, шурша мокрым плащом.

– Малыш, есть курить? Дай мне твоего американского дерьма.

Младший подал пачку Dunhill без фильтра. Дождь усиливался, лужи пузырились. В одной из них блестели серебристые перья металлической стружки.

Полицейские пошли к машине. Младший отлепил от крыши магнитную мигалку. Старший быстро содрал наклеенные эмблемы дорожной полиции.

– Сдается мне, дерьмовую мы с тобой работенку сегодня сделали, малыш! – проворчал он.

Напарник не отвечал. Оба уселись в очищенный от наклеек «ситроен». Положив руки на руль, старший спросил:

– Ну что, может, заедем в ночной бар к Люка, пропустим по стаканчику, а? Домой после такого ехать не хочется.

– Давай.

Полицейский завел мотор и задумчиво пробормотал:

– А ты в курсе, что я все-таки поспорил с Гипаром? На полсотни евро.

– О чем?

– О том, что у Лунь Ву на киске три бородавки. Треугольником.

Младший пожал плечами. А старший загасил окурок о мокрую подошву ботинка и бросил его на коврик, под ноги. Затем добавил странным голосом:

– Так вот, я думаю, что нам надо бы рассказать об этом дерьме, которое мы сегодня сделали для господина Неро, этой китаянке… Лунь Ву. Как ты думаешь, малыш?

Младший полицейский подавленно молчал. Где-то далеко, за Марной, черное небо беззвучно перекрестила вспышка молнии.

Только к утру дождь наконец превратил лужайки Люксембургского сада в маленькие хлюпающие болотца и наполнил мутным смывом тротуаров водостоки по краям набережной. Но он промыл день – и день обещал быть чистым, и небо радовалось, расстилая шатер голубизны и выставив даже в его центр, как угощение для дорогого гостя, яркий сырный круг солнца.

Это солнце разбилось на тысячи осколков в призме знаменитой пирамиды в центре двора Лувра, и сияние солнечных бликов наблюдали сейчас три человека, сидевшие на террасе кафе Марли на улице Риволи. В этот ранний час они были единственными посетителями. Красно-белые тенты распростерли над ними свои купола. Пахло круассанами. Посетителям принесли яблочный пирог, сливовое пюре, три чашечки алжирского кофе с имбирем и две рюмки перно. Перно пили Майбах и полковник, а Варвара Никитична лакомилась пирогом и сливовым десертом. При этом она успевала еще и вязать, держа свою «трикотажную фабрику» на коленях.

– …так значит, Дмитрий Дмитриевич, говорите, что она вот так взяла – и пропала? – задумчиво бормотал полковник, глядя на золотящуюся в солнечном водопаде арку Карусель. – Интересно все это. То есть вы позвонили Неро, и она – пропала?

Издатель вяло пожевал ломтик яблочного пирога и кивнул. Бабушка, на правах равноправной участницы слушавшая весь разговор, тоже кивнула и добавила:

– Ох, и болезная была она! Всегда кутается, всегда деньги до копеечки считает…

– А пропажу фотографии вы обнаружили до этого или после?

Майбах смутился.

– Да… честно говоря, после того, как позвонил вам. Все время ведь на столе лежала!

– В ваш кабинет кто-нибудь мог зайти во время вашего отсутствия?

– Вряд ли.

– А вот и неправда ваша, Дмитрич! – нараспев протянула старушка, пользуясь правом фамильярного обращения. – Ой, неправда! Всего-то вы и не знаете, уж не в обиду вам сказано… Писатель-то наш, Толстой который, частенько к вам в кабинет наведывается. Юркнет да выходит, а губы-то облизывает. Чай, уже бутылку виски у вас выпил, так-то вот…

– Толстой? – быстро спросил полковник, бросив острый взгляд на ангельскую серебряную головку Варвары Никитичны.

– Да, есть у нас тут… из старых эмигрантов, – рассеянно подтвердил Майбах. – Как ни странно, Толстой. Лев Николаевич. Графоман дикий, но корректор отменный. Так вот, значит, как…

– Я уж и хотела вам сказать, – виновато оборонила старушка-шофер, – да все недосуг. Шибко занятой вы последние дни-то.

– Ладно. Проверим. Но вы ведь ее запомнили?

– Запомнил. Я же вам описал!

– Хорошо, хорошо…

– Вы ее узнали? Кто это?

– Не сказать, чтобы узнал, – усмехнулся Заратустров, разглядывая несколько парочек туристов, понуро бродивших по двору Наполеона посреди Лувра: отстали от экскурсии, наверно, – но кое-какие соображения имеются. Без особых примет дамочка. Вечно молодая. Миниатюрная, как куколка… да? Знаете, в театрах есть такое амплуа – травести. Актриса с таким амплуа может играть в оч-чень широком диапазоне!

– Она… – Майбах нервно облизнул губы, – из ЭТИХ?

– Да и из этих, и из тех, – хмыкнул Заратустров и переменил тему. – Варвара Никитишна, а вы говорили, спицы у вас пропали?

– Пропали! – охотно подтвердила женщина и отложила вязанье. – Ой, беда, право слово! Я ж их покупаю не на распродаже, мне крючок хороший нужен… а потом в нашем храме Александра Невского освящаю. Штоб вязали!

– Это в районе площади Шарля де Голля… на улице Дарю, – подсказал Майбах.

– И то верно. Отец Виктор там есть, добрый человек! Освященными спицами-то вязать как хорошо – само вяжется!

Заратустров прищурился на солнце, допил перно, блеснувшее анисовым колобочком в рюмке.

– Освящаете, значит… Это здорово! И вот освященные и пропали?

– Уже пятые, – скорбно вздохнула старушка.

До Майбаха дошло. Эту ночь он провел у знакомых в крупнейшем бульварном издании Франции, «Франс-Суар», в отделе криминальной хроники, поглощая дурной кофе из аппарата и заедая черствыми круассанами с сыром. Однако теперь криминальную хронику столицы за последние месяцы он знал назубок.

– Эти убийства… – охрипшим голосом спросил он, – эти случаи, когда грудь прокалывали спицей… это…

Заратустров кивнул. Прислушивающаяся к их разговору Варвара Никитишна только вздохнула и перекрестилась.

– Магия же, друг мой любезный, – проговорил он медленно. – Ни белой, ни черной не бывает. Магия – суть энергетика, использование ее. А уж какой вектор мы зададим – такая и магия будет. Поэтому спицы, освященные в православном храме да использованные не по назначению, скажем так, тоже страшную силу могут иметь. Закрытие чакр, помните? Блокировка выхода информации. Так что четыре «невесты» в Париже – четыре пары ваших спиц, Варвара Никитишна.

Майбах шумно вздохнул и тоже выпил свой бокал перно до конца, будто несколько дней томился жаждой. Туристы во дворе Лувра наконец заметили экскурсовода и бросились к нему с гортанными радостными криками – это были итальянцы. С крыши музея прыснула голубиная стайка, запятнав черными точками ярко-голубой шелк неба.

– Что же нам делать-то теперь, това… Александр Григорьевич? – тоскливо спросил издатель, вертя в руках пустой бокал.

Заратустров безмятежно сощурился.

– Ну, почти ничего. Только вот на роток накиньте платок. В помещениях издательства. Я там в ближайшее время покопаюсь насчет радиозакладок. Пригласите, допустим, сантехников… Трубы-то текут?

– Тут у них ничего не течет, – угрюмо обронил издатель.

– Ну, что-нибудь придумаете. А вам советую сегодня развеяться.

– Это как?

– Да вот, сегодня после обеда на площади Мадлен ребятишечки мои будут симороновский движняк устраивать. Очень забавно будет, право!

– Какие «ребятишечки»?!

– Ну… – Заратустров махнул рукой успокаивающе и так же улыбнулся Варваре Никитичне. – Не знаете вы их. Из нашей Сибири ребята. Молодые, азартные. В общем, подъезжайте… Как получите сообщение на мобильный, в рамках флэш-моба, так и подъезжайте. А сейчас я вот что хочу спросить: можно ли через вас посмотреть списки документов Национальной библиотеки? Превью, так сказать, сделать…

Новости

«…комиссар Евросоюза по делам электронного медиапространства Жюльет Касси заявила в ходе недавнего заседания Европарламента, что не видит формальных поводов к запрету деятельности нового глобального ресурса abracadabra.go на территории Евросоюза. По ее мнению, содержание ресурса не несет признаков агрессивной проповеди исламского фундаментализма, однако, по словам госпожи Касси, проблемой может стать тенденциозность поисковой системы в подборе разыскиваемых документов, а также количество спама, рассылаемого абонентам Сети. Все спам-рассылки касаются исключительно сур Корана, подобранных провокационным образом. Тем не менее, комиссар Евросоюза не считает, что необходимо принять жесткие меры к „прозрачности“ в удовлетворении запросов пользователей этого глобального ресурса, учитывая опыт таких, например, поисковых систем, как Yandex и Yahoo…»

Мергель Зафар. «Искусство информации»

The Guardian, Лондон, Великобритания