4. Квазистандартные определения знания

Существуют другие квазистандартные или улучшенные стандартные определения знания [23–40].

Например, для Б. Болла знание есть нормальное мнение. При этом определение знания как истинного обоснованного мнения сохраняется, а понятие обоснования таково, что обоснованное мнение с необходимостью истинно [23].

Согласно Дж. Турри, традиционный подход к знанию содержит все необходимые компоненты, но не устанавливает должную связь между ними. Предлагаемое определение знания таково: знание есть истинное мнение, в котором проявляет себя интеллектуальная способность субъекта, являющаяся источником эпистемического обоснования его мнения: K = J → TB. Здесь стрелка обозначает отношение проявления способности. Стандартное определение знания как истинного обоснованного мнения оказывается почти правильным [24].

В. Селларс полагает, что несмотря на проблему Гетье, определение знания как истинного обоснованного мнения «в основном правильное» (sound). Для него знание относится к области рационального [25]: «Существенный момент в том, что характеризуя эпизод или состояние как знание (knowing), мы не даём эмпирическое описание этого эпизода или состояния, а помещаем его в логическое пространство рациональных оснований, обоснования и способности обосновать то, о чём говорят» [25, § 36].

Р. Фоли, напротив, не считает, что наличие знания требует наличия рациональности/обоснования. Согласно ему истинное мнение субъекта S, что р, является знанием, что р, если и только если субъект S не упускает из виду никакую «адекватную» информацию, «важную» истину. (Например, истинное мнение участника лотереи, что номер его билета невыигрышный, не есть знание, если он не знает номер выигрышного билета.) Для Фоли «владение информацией – это вопрос наличия истинных мнений». Незнание есть информационный «провал». При этом нет позитивного критерия для «адекватной информации» [26].

М. Ханнон считает, что определение Фоли является круговым, так как нельзя сделать различие между важной информацией и неважной информацией, не апеллируя к концепту знания [27].

Круговое определение, однако, может быть информативным. Вот определение С. Хетерингтона: «Знание всегда лишь обоснованное истинное мнение. И обоснование включает в себя осознание любого такого обстоятельства (даже если оно единственное), без осознания которого, знание отсутствует)» [28, р. 219]. Упомянутое обстоятельство и есть «обстоятельство Гетье». Будучи осознанным, оно перестаёт им быть. Это интерналистская позиция. И это круговое определение знания, отсылающее к знанию. Тем не менее, согласно Хетерингтону, определение информативно. (Можно предположить, что владение «важной» информацией у Фоли соответствует «осознанию» обстоятельства Гетье у Хетерингтона.)

С точки зрения ЭСЗ Уильмсона тоже можно сказать, что знание – обоснованное (истинное) мнение, поскольку обоснованность мнения автоматически делает его знанием. Но это экстерналистская позиция. Субъект может знать, что р, не зная, что он знает, что р [1]. Более того, так называемая очевидностная вероятность, что он знает, что р, – это понятие мы рассмотрим ниже – может быть сколь угодно мала.

5. Традиционное определение знания с исторической точки зрения

Обычно считается, что традиционное определение знания как истинного обоснованного мнения ведёт своё происхождение от Платона. В данном разделе мы приводим результаты некоторых исследований, которые опровергают эту точку зрения, а также некоторые ссылки на самого Пдатона^[31].

Эпистемология древних греков и ЭСЗ

Л. П. Герсон утверждает, что для древних и, в частности, для Платона, знание не мнение и, в частности, не обоснованное истинное мнение в смысле истинного мнения с обоснованием. Последняя формулировка появилась в XVII веке в контексте развития науки и исследования понятия научного знания. При этом модель научного знания была применена к знанию вообще [41]. Герсон также сравнивает эпистемологию Уильямсона с эпистемологией древних греков [41, ch. 8 § 3]. Он, в частности, считает, что и та и другая могут рассматриваться как специфические формы натурализма.

Нестандартный стандартный анализ М. Р. Антоньяца

О классическом определении знания М. Р. Антоньяца пишет следующее: «(…) Если обратиться к рассмотрению основных фигур и традиций в истории философии, “стандартный” анализ начинает выглядеть удивительно нестандартным. Похоже, что “традиционная” точка зрения не является традицией, восходящей к истокам философии, эпистемическая наивность которой была в конечном итоге выявлена в 1963 году в короткой статье Гетье. Вместо этого она начинает выглядеть как точка зрения 20 века, особенно распространённая в англо-американском мире, – точка зрения, которая, начиная со второй половины века, непрестанно пыталась и, как многие считают неудачно, скорректировать себя» [42, p. 169] (см. также [39]).

«Новая История» Дж. Дютан

Согласно Дж. Дютан существование стандартной теории знания как обоснованного истинного мнения – легенда. Он предлагает следующую новую интерпретацию истории эпистемологии: «Новая История такова. Существует традиционная концепция знания, но это не критикуемая Гетье концепция знания, анализируемого как Обоснованное Истинное Мнение. С точки зрения традиционной, знание – мнение, несущее в себе различимый признак истинности. Признак истинности – свойство, с необходимостью влекущее истинность: это свойство, которое могут иметь только истинные мнения. Он различим, если всегда можно сказать, что мнение его имеет, то есть если достаточно внимательный субъект верит, что мнение его имеет, тогда и только тогда, когда оно его имеет. Требование наличия признака истины делает точку зрения непогрешимой (инфаллибилистской). Требование различимости делает её интерналистской. Я называю эту точку зрения Классическим инфаллибилизмом» [43].

Классический инфаллибилизм сталкивается с проблемой скептицизма, поскольку требует от знания слишком многого. Как отмечает Дютан, философия обыденного смысла и философия обыденного языка в середине XX в. отвергли скептицизм, а некоторые философы отвергли и сам классический инфаллибилизм. При этом некоторые из них в классическом инфаллибилизме отвергли лишь инфаллибилизм, что привело к интернализму, согласно которому признак истинности, содержится в сознании, но не влечёт с необходимостью истинность мнения. В частности, это привело к позиции, что знание – истинное обоснованное мнение. Другие отвергли требование различимости признака истинности, то есть, требование, что признак, с необходимостью влекущий истинность, обязательно должен быть «различимым». Это привело к экстернализму (см. статью Дютан [43, р. 96]).

Знание до Гетье

Как показывает П. Ле Морван в своей статье «Знание до Гетье», на самом деле в истории философии, в том числе и в 20 веке, существует очень мало примеров принятия определения знания как обоснованного истинного мнения (см. статью Ле Морван [43]). То, что современная эпистемология акцентировала внимание именно на этом – фактически маргинальном – определении, остаётся загадкой.

Наша гипотеза состоит в том, что случилось это потому, что данное определение в концентрированном виде содержит в себе основные предпосылки философии модерна, которые в том или ином виде и той или иной пропорции содержались в других определениях. Эти предпосылки критикуются в нашей книге.

Эпистемология Платона

Л. П. Герсон сравнивает эпистемологию Уильямсона с эпистемологией древних греков [41, ch. 8, § 3]. Он, в частности, считает, что и та и другая могут рассматриваться как специфические формы натурализма. Речь, однако не идёт о натурализме в смысле натурализованной эпистемологии Куайна.^[32] И действительно, как представляется, у Платона можно найти некоторые указания на ЭСЗ.

A. В «Меноне» Сократ сравнивает истинное мнение и знание с дедаловыми статуями, которые, когда не привязаны, убегают прочь, а когда привязаны, стоят на месте. О «привязанности» знания (а, следовательно, и соответствующих обоснования и мнения) к истине он говорит (Платон, «Менон», 98а): «Будучи связанными, мнения становятся, во-первых, знаниями и, во-вторых, устойчивыми. Поэтому-то знание ценнее правильного мнения и отличается от правильного мнения тем, что оно связано.» Под связью здесь Сократ понимает обоснование/объяснение (logos) в виде «суждения о причинах», которое есть «припоминание» (anamnesis).

Например, знание того, как идти к Ларисе, имеет большую ценность, чем просто истинное мнение, так как оно «стабильно», то есть оно не может быть с лёгкостью утеряно.

Таким образом, поскольку знание «привязано» к факту, концепт знания фундаментален, первичен. По этой же причине знание само по себе устойчиво – более устойчиво. При этом естественно предположить, что знание (и соответствующее ему мнение) может быть более или менее устойчивым, более или менее достоверным, то есть связь между ним и фактом может быть более или менее сильной.

B. В «Теэтете» Платон устами Сократа замечает, что определение знания как истинного обоснованного мнения является круговым, так как обоснование само нуждается в знании: «Вот уж простодушны мы были бы, если бы, исследуя знание, мы говорили, что это правильное мнение со знанием будь то отличительного признака, будь то чего-то другого. И выходит, Теэтет, что ни ощущение, ни правильное мнение, ни объяснение в связи с правильным мнением, пожалуй, не есть знание». Сократ также говорит, что «неправильно исследовать ложное мнение раньше, чем знание, отложив это последнее в сторону». «Нельзя познать первое, пока еще недостаточно понятно, что́ же есть знание» (Платон, «Теэтет», 200d).

C. В «Теэтете» Платон критикует определение знания как истинного мнения с «объяснением» (meta logou alêthê doxan). Теэтет говорит: «(…) истинное мнение с умом (μετὰ λόγου) есть знание, а без ума – отлично от знания. И в чем не представляется ума, то не познаваемо, (…) а в чем представляется, то познаваемо» (Платон, «Теэтет», 201d) [41]. Здесь «логос», или «объяснение» переводится как «ум». В то же время Сократ указывает на то, что это определение имеет свои недостатки. На самом деле наличие объяснения (которое понимается как переход от «начал», то есть составных элементов, к целому) является необходимым, но не достаточным условием для знания. «Бывает правильное мнение с объяснением, которое нельзя назвать знанием». (Платон, «Теэтет» 208b.) Для Платона знание – это то, что «есть полностью», а мнение – то, что «есть и не есть». То есть мнение располагается между знанием (есть) и однозначным не есть. (Республика 477 А6-7.) Мнение определяется через знание.

Платон также утверждает, что знание требует достижения реальности, то есть «онтологической» истины, или «узиа» (ousia) [41, p.56].

D. В то же время в «Теэтете», применительно к знанию объекта, Сократ говорит об «определении целого с помощью начал» – о необходимости присоединения к истинному мнению способности (умения) уяснить «сущность» объекта, или «объяснения». Сократ говорит, что он не в состоянии назвать сто деревянных частей, из которых состоит повозка. «Но достаточно и того, если на вопрос, что такое повозка, мы сможем назвать колеса, оси, кузов, поручни, ярмо» (Платон, «Теэтет», 207а). В то же время Сократ говорит: «Так и о повозке мы имеем правильное мнение, но лишь тот, кто способен уяснить ее сущность с помощью ста частей, присоединивши [к мнению] и это умение, присоединяет к истинному мнению объяснение и вместо имеющего мнение становится искусным знатоком сущности повозки, определив целое с помощью начал» (Платон, «Теэтет», 207с) [41].Вопрос в том, каким образом понимать сократовское «объяснение»?

E. П. А. Бугаков пишет: «Итак, почему же Платона не следует причислять к сторонникам концепции (JTB)? Платон определяет знание как “истинное мнение с объяснением”, опирается на понятия δοξα (мнение) и λογοζ (объяснение). Определение знания в JTB основано на понятии justified belief, что следует интерпретировать как “оправданная уверенность”. Однако, та “уверенность”, на которой строится определение JTB, слишком сильно отличается по смыслу от понятия δοξα и, скорее, отдалённо напоминает другое Платоновское понятие: πίστιζ (вера). Но Платон вовсе не считает знание разновидностью веры. Также и платоновский λογοζ (объяснение) – это не множество доводов, повышающих вероятность истинности мнения, а неопровержимое рациональное рассуждение, которое также не имеет ничего общего с эвиденциалистской идеей подкрепления веры» [46].