– Вот же зараза, – протянула Ангелина, вставшая рядом, – это же эмиссар собственной персоной. Здоровый какой.

– Ага, – крякнул я. – Жаль, его взять не получится. Он за барьером. И чтоб добраться до него, придётся продираться через всю эту ораву.

– В принципе, можно, – произнесла Ангелина, щёлкнув пальцами, отчего новая ириска выскочила из кармана вверх и зависла на месте, а потом стала шуршать разворачиваемым фантиком, – если разом навалимся. Мы одного вальну́ли куда меньшими силами.

Она легонько коснулась конфеты кончиком пальца, и та, медленно вращаясь в персональной невесомости, поплыла к открытому рту.

– Успеет уйти, – ответил я, покачав головой.

– Мо́веф, и не уфпе́еф, – прошепелявила моя помощница, разгрызая твёрдый кубик.

Я зажмурил глаза, сосредоточившись на экстрасенсорном восприятии. Мир привычно погрузился в мешанину сверхъестественных красок и стал похож на картину сюрреалиста. На фоне угольно-чёрного неба с пропавшими в никуда облаками бледные, бело-зелёные травы приобрели облик низко стелющегося тумана. Деревья стали теми пропавшими облаками, нанизанными на медленно пульсирующие костяки стволов, сучьев и ветвей. Из земли, где виднелись мутные раскидистые и переплетённые корни, вверх поднимались тусклые искорки, чтоб растаять в облачках-кронах.

Небо, несмотря на то, что было черным-черно, на четверть видимого пространства наполнялось почти неподвижными яркими нитями, словно выдранными из ламп накаливания и размотанными по небесной тверди. Все они исходили из солнечного диска, ставшего белым блином с ещё более ярким тонким кольцом по краю. Его словно дополнительно очертили светом. Это походило не то на огромную медузу, не то на космы вокруг чего-то живого. Неудивительно, что волхвы в далёком прошлом видели в этом лицо с колышущимися на ветру длинными волосами, усами и бородой.

Мутно-серые силуэты боевых машин разбавлялись разноцветными кляксами человеческих аур, в которых читались эмоции и физиология. Испуг, азарт, усталость.

Здесь же были и яркие огоньки колдовства. Броню покрывали невидимые человеческим глазом письмена, полыхающие огнём и защищающие от разных проклятий. Заговорённые боеприпасы быстро мелькали в опустошающихся коробах, магазинах и боеукладках. Семиведёрные фляги соседствовали с четырёхкратными баками, где топлива могло вместиться больше их физического объёма. Индивидуальные одноразовые щиты в специальных кармашках на разгрузках тлели в режиме ожидания зелёными искрами. Синтетические фантомы миниатюрными силуэтами витали вокруг своих хозяев. Если постараться, то можно не растерять концентрацию и открыть глаза, тогда оба этих мира наложатся друг на друга, создавая третий.

Эмиссар же был другим. Совершенно другим. Он по-прежнему представлял собой бутон цветка, но вот только от его тугих лепестков, искрящихся как снег на морозном солнце, в разные стороны расходились тонкие лучики фиолетового цвета. Если, конечно, лучи лазера толщиной с рыболовную леску можно было изгибать, то выглядели бы они так. Гнутые лучики складывались в рисунок магнитных полей, каким я его помнил из школьных учебников. Один полюс у основания бутона, другой у его вершины, обращённой к нам.

Там, где эти лучики приближались к вещам, они начинали притворяться подобием тонких усиков-щупалец, ласкающих кору деревьев, траву, листву и камни. В месте соприкосновения возникал яркий солнечный зайчик, прыгающий туда-сюда, и уводивший за собой лучики-паутинки. Некоторые зайчики пропадали, а ниточки почти мгновенно принимали строгую геометрическую форму магнитной линии.

Эмиссар был силён. Самые крайние лучики-паутинки раскинулись на добрые полсотни метров от своего владельца. Одновременно с этим внутри него что-то вспыхивало, просвечивая аурой через плотную пелену лепестков. Свечение рождалось вблизи так называемого цветоложа, если опять же сравнивать эмиссара с цветком, и заканчивалось, протекая через всё тело и завершаясь на верхушках лепестков. Волна огня билась, как живое сердце. Разве что частицы гасли после вспышки неравномерно и бессистемно, одни тухли почти мгновенно, другие долго тлели, медленно ослабляя свою силу.

Но ещё более интересным было то, что стоящий рядом с эмиссаром некромант тоже реагировал на это свечение. Когда эмиссар вспыхивал, нормальная человеческая аура у не́кра гасла, уступая место фиолетовому сиянию, похожему на солнечную корону во время полного затмения. Эмиссар и этот человек были связаны тонкой пуповиной.

Я подкинул мячик, потом поймал. В момент падения тот вспыхнул тем же густым цветом вечерней сирени. Я открыл глаза и посмотрел на темнеющий среди леса цветок эмиссара и человеческую фигурку, стоящую немного в стороне от арки, что не позволяло попасть по ним без маневрирования. Мысль пришла почти мгновенно, оформившись короткими словами.

– Надо брать.

– Недельный запас сил истратим, потом будем валяться пластом, – парировала Ангелина, с прищуром глядя на врага.

– Я тебе центнер ирисок куплю, заправишься, – пробурчал я в ответ. – Другого шанса может не быть. Володя?!

– Да! – подняв кулак с оттопыренным большим пальцем, прокричал стажёр.

Наших упрашивать не понадобилось. Тем более, что силы орды были почти на исходе, их бы и так добили без нас. Самый подходящий момент.

Стоящая рядом Ангелина сжала правый кулак, в котором загорелся золотистый огонёк, протискиваясь сквозь пальцы, как сок яркого апельсина. Не удивлюсь, если чем-то подобным были уничтожены Содом и Гоморра.

Девушка оттянула руку назад, словно заправский бейсболист в момент подачи мяча, а потом резко выбросила её вперёд. С опустевшей ладони упали искры-пылинки, а поле перед проходом мгновенно изогнулось дугой прозрачного пузыря, рождая тугую ударную волну. Внутри этой сферы ярко вспыхнуло жёлтое пламя, а затем шар схлопнулся. Земля под ногами легонько подпрыгнула, оставив оседающую пыль. Выстрелы сразу смолкли, и солдаты уставились на нас и этот результат заклинания, раскрыв рты. Ангелина применила самое мощное в своём арсенале, и мало кто мог такое лицезреть.

Все псы, попавшие под этот удар, разом упали на землю в моментально пожухшую траву. От чёрных лакированных шкур кое-где начал подниматься лёгкий дымок.

Я отставил руку, и в неё прыгнула сигнальная ракетница. Телекинез потянул за шнур, и яркая звёздочка ушла в сторону проёма. Через десяток секунд три танка сделали по выстрелу. Осколочно-фугасные снаряды вырвались из вспышек оранжевого пламени и умчались вслед за ракетницей, неразличимые для человеческого взгляда.

Вместо того, чтоб попасть в грунт и взорваться осколками и комьями земли, снаряды повисли в воздухе. Я прикрыл веки. Не получается у меня одновременно вести обзор и глазами, и экстрасенсорикой.

Снаряды попали в сеть тонких струнок эмиссара как мухи в паутину, и теперь вокруг них образовались небольшие сияющие капельки. Снаряды немного повисели, а потом исчезли со вспышкой и глухим хлопком, едва различимым из-за металлического звона в ушах. Росинки немного раздулись, чтобы потом исчезнуть, оставив после себя медленно распрямляющуюся петельку на струнке эмиссара.

– Володя! – прокричал я.

Стажёр поднял руку и направил вперёд. Ладонь словно упёрлась в невидимую преграду. Вокруг неё вспыхнуло едва различимое бледно-голубое пламя.

Снова выстрел танковых орудий, и новая партия капелек со снарядами внутри зависла в сторонке от неприятеля. Пламя вокруг ладони Владимира загудело, создалось впечатление, что его пытался сорвать непонятно откуда взявшийся ураган.

Снаряды сдвинулись с места и сперва поплыли к эмиссару, но потом замерли. Струнки с капельками, тормозящие снаряды, задрожали, сопротивляясь колдовской силе, и стали видимыми человеческому взгляду.

Медлить было нельзя. Я выставил вперёд руку и побежал к пролому. Остатки псов бросились ко мне, но по ним с дальнего фланга ротной тактической группы загромыхали очереди сразу из двух бронетранспортёров, разрывая на части тридцатимиллиметровыми снарядами.

Я бежал, а впереди меня мутной преградой тёк щит, наклоняя к земле траву, шевеля конечности трупов и разгоняя облака пыли. Рядом бежала Ангелина, готовая повторить свой удар. Между пальцев её кулака проскакивали спелыми зёрнами жёлтые искры и сыпались под ноги.

Но удар нанёс я сам. Как только мой щит соприкоснулся с тонкими струнками паутинок, надавившими на него как ветки на воздушный шарик, я выплеснул энергию в один-единственный фокусный импульс. Будь цель не защищена, её бы сожгло вспышкой, как мышь ударом молнии, но паутинный кокон рассеял силу.

Рассеянная энергия была столь велика, что в радиусе десяти шагов от врага на деревьях вспыхнули хвоинки и листья, словно облитые горючим веществом, стволы почернели, а на земле начали тлеть упавшие ветки.

Не подействовало. Значит, надо по-другому.

Я на бегу достал древний кинжал, а потом взмахнул им, словно пытаясь разрезать воздух. Над травой прокатилась волна сдвига измерения. Эффект походил на удар мономолекулярного лезвия. Пространство между мной и врагом расслоилось, как будто по воздуху прошлись стеклорезом. Три ближайших к недругу ствола, треща ломаемыми кронами, начали заваливаться набок, обнажив ровнейшие срезы с годичными кольцами. И опять его спас кокон.

Оставалось совсем чуть-чуть, но некромант подпрыгнул и ухватился руками за приоткрывшийся лепесток чёрного цветка, а эмиссар начал уносить своего помощника, набирая скорость. Гулкий удар моей помощницы пришёлся на пустой лес, застонавший от боли.

– Ушёл, – тяжело дыша, произнёс я, по обыкновению согнувшись и уперев кулаки в колени. – Опять ушёл. Какого хрена?

– Силён, – произнесла Ангелина, гася новую порцию смерти.

Я выпрямился, раскрыл руку с мячиком. Мне не давала покоя одна мысль. Что ему надо? И почему эта сфера связана с эмиссаром?

– К чертям, – пробубнил я и создал в воздухе поисковую пчелу.

Насекомое начало с методичностью механизма совершать зигзаги по поляне, а через минуту над травой возникли нечёткие чёрно-белые силуэты.

Я услышал топот и обернулся. Возле меня остановились Володя, Света, Оксана, Александра и несколько офицеров ротной тактической группы.

Фигуры, изображающие эмиссара и некроманта, прятались за деревом, мимо мелькали мутные клочья тумана, в которых угадывались наступающие на нас псы.

Некромант стоял спокойно, словно не на бой пришёл. Он поднял перед собой руку и посмотрел на неё, как на чужую. Огромный чёрный цветок, замерший на опушке леса в двух метрах над палой листвой, немного повернулся и приблизился. Я не видел паутинок-струнок, но они наверняка пронизывали всё окружающее пространство. Наверняка он ими всё ощупывал, как кот усами-вибриссами.

Некромант поднял глаза и посмотрел на ветку дерева.

– Что это? – спросил кто-то из наших, вглядываясь в расплывчатый контур небольшого существа.

– Птица. Соловей, – ответила Ангелина.

В какой-то момент некромант поднял руку и протянул её к птице. Вот теперь уплотнившиеся струнки стали заметны. Струны свернулись вокруг соловья, сжимая в невидимый кулак. Птица забилась на ветке, а потом плавно проплыла к протянутой руке.

– Что они хотят? – спросил тот же любопытный офицер.

– А я знаю? – огрызнулась моя помощница, словно вопрос был адресован именно ей.

Пальцы некроманта сжали птаху. Струнки задрожали и стали, всё ускоряя колебания, быстро проходить через тельце, а потом застыли размазанной стоячей волной, как гудящая гитарная струна после удара по ней пальцев музыканта.

– Он сканирует её, – произнесла Ангелина, – как томограф какой-то.

– Поясни, – попросил я, не отрывая глаз от зрелища.

– А что тут непонятного? Щупает изнутри.

Потом всё прекратилось, и некромант поднял руки с зажатой в них птицей, несколько секунд посмотрел на неё, а потом стиснул пальцы. В траву упало обезглавленное тельце.

– Зачем?! – прокричала Света, – чем она ему помешала?

Я тоже стиснул зубы. Птичку было действительно жалко.

Все посмотрели, как некромант раскрыл ладонь, на которой лежала окровавленная голова. Голова сразу вспыхнула белым пламенем, к тому же что-то создавало вокруг ладони мутное облачко помех, шипящих как ненастроенный телевизор.

Испарились перья. Исчезла кожа и мясо. Растаяли кости. Остался мозг, но и тот полыхал раскалённым добела куском металла, сжимаясь в прозрачную икринку размером с вишнёвую косточку. Мужчина прикрыл ладонь ладонью, а потом резко развёл руки. Там сидел соловей, тряся головой и осматриваясь по сторонам, словно ничего не произошло.

– Вот ни хрена себе, фокус, – выдохнул кто-то за моей спиной.

Тем временем некр подбросил птицу вверх, и та взлетела, а потом уселась на край слегка приоткрытого огромного чёрного лепестка. Мужчина устало посмотрел вперёд, туда, где был силовой панцирь города, затем наклонился и сорвал длинную тонкую травинку, покрутил в пальцах, и сунул один конец в рот. Можно было даже не гадать, что или кого он там высматривает. Нас.

– Да уж, – снова кто-то пробурчал, а я разглядывал медленно тающие молчаливые силуэты.

Заклинание выжало из этого места всё возможное и больше мы ничего не увидим. Нам и так повезло увидеть столь много.

– И какого хрена? – медленно уронил я в никуда безнадёжный вопрос, а потом вскрикнул, когда чёрный мячик, лежащий в кармане, обжёг кожу прямо через ткань. Он словно клеймо поставил.