Глава 2

За почти 10 лет до вышеописанного. Северо-Западный Маргиб. Год 1238 от Воплощения Провозвестника, день Скорпиона месяца иниб по танисскому счету времени.

Алое Море. Остров-Без-Имени.

Казни, как известно, бывают разными.

За все время, пока род людской топчет лик мира, немало измыслил их людской ум.

В землях далекого востока – Донг-Чен, Сейганд, Икон – осужденных перепиливают пополам тупой пилой, сажают на бамбук, на худой конец – скармливают тиграм.

В державе Сянь преступников-простолюдинов забивают палками, но палками не слишком тяжелыми, дабы злодеи умерли сразу, а почувствовали, что умирают. Более важных злодеев умерщвляют с помощью долгих изощренных пыток. Палач мог поплатиться своей головой, если жертва погибала раньше назначенного срока, который был, случалось, весьма долгим – например, великого мудреца Му приговорили к двум годам медленной смерти – за то что слишком мудрствовал.

В Тарунии и Вардарии осужденного зажимают между двух досок и пускают поверху слона. В Хелмии бедолаг бросают в загон с разъяренными быками, и те пронзают его рогами или затаптывают насмерть.

В Сурии, стране еще достаточно диковатой, преступников просто и без затей запарывают семихвостым кнутом. Во владении этим нехитрым инструментом сурийцам равных нет – могут убивать жертву и пять минут, и два часа, а могут высечь так что человек уйдет своими ногами с помоста после сотни ударов. Не зря сурианских палачей-кнутобойцев выписывают себе все окрестные государства!

В северных землях – от Свеарланда до Ютарка, злодеев обычно приговаривают к «каменной смерти» – попросту заваливают тяжелыми валунами, или бросают в яму с волками. Правда самым доблестным и заслуженным преступникам позволяется умереть с честью, с оружием в руках – сражаясь коротким тупым мечом и в одной набедренной повязке против двух-трех одоспешенных копейщиков.

Уточенные патриции Амальфии выдумали всякие изысканные приемы, вроде бассейна с акулами и крокодилами, или постоянно заливаемого водой каземата, откуда узник сам должен ее откачивать, а как упадет он без сил, то и все...

В Эгерии предпрочитают плаху и топор, или деревянную винтовую гаротту – хотя и костер сгодится. Арбоннцы предпочитают разрывание четырьмя лошадьми – называя это с присущим им юмором: «Отпустить на все четыре стороны».

Хойделльский закон весьма милостив и снисходителен – там мало кого наказывают смертью. Ну разве для самых закоренелых предусмотрено потрошение живьем.

Ограничиваются тем, что осужденным отрезают носы, выкалывают глаза и вырывают «части тела, являющиеся признаками пола». А если злодей не переживет подобного – на то воля благого Элла.

В Омасской державе за изнасилование или прелюбодеяние мужчина также «подлежит лишению своего естества под ножом палача». А ведь в Книге Провозвестника сказано: «У кого раздавлены ядра или отрезан детородный член, тот не может войти в Царство Всемогущего».

Но самый изобретательный в мире народ по части пыток и казней – танисцы. Великий законовед Ар-ад-Берми как-то вздумал, собрав уложения и законы разных государств – больших и малых, где живет это племя, пересчитать все способы какими танисцы лишают жизни виноватых. Но, дойдя до триста двадцать второго, бросил это дело в великой скорби. И было отчего – тут тебе и растирание жертвы между жерновами, и толчение в гигантской ступе, и сдирание кожи с живого человека с посыпанием солью, и повешение семью способами, и четвертование в разной последовательности, и утопление…

В Южной Эгерии, она же Северный Танис, приговоренного сначала морят жаждой, а потом дают ему пива со снотворным. И пока он лежит одурманенный, стальной проволокой перетягивают ему мужской член, накрепко связав руки. И бедолага умирает от разрыва пузыря, или оттого, что моча загнивает в его внутренностях – умирает долго и мучительно.

В Джарбе смертнику вставляют сухие камышинки во все отверстия тела, и заливают кипящее масло.

В торговом городе-государстве Асландир, на мысе недалеко от входа в гавань, построили «Башню Конца», куда привозят приговоренных – от изменивших мужьям жен, до богохульников, бросают их с высоких стен прямо на острые камни, которыми выложен двор башни. Хорошо, если несчастный сразу разобьет себе голову и легко умрет. Но каково ему лежать с переломанными руками и ногами на жарком солнце среди смердящих трупов уже казненных, и ждать мучительной смерти? Ужасные крики тех, кому не повезло, слышат и прибрежные жители и команды входящих в порт кораблей – возможно поэтому Асландир – самый спокойный из городов Багряного Моря.

Эмир Шадды устроил в своем зиндане клоповник, где развели тысячи и тысячи клопов. Мало кто может прожить там больше недели.

А вот Сонгайский султанат прибавил к этому списку еще один способ. А именно – Остров-Бе-Имени, он же Черная Скала. И при этих словах у самого закоренелого душегуба на всех землях Сонгайи от выжженных солнцем гор Серенди до веселых портов Альгунского берега сводит сердце нехорошим холодком…

* * *

Солнце, неспешно закатывалось за горизонт. На море царил полный штиль. Еле заметные холмики волн от весел галеры, не в силах рассыпаться белыми брызгами, лениво обтекали прибрежные камни острова.

Остров был невелик. По сути, то был громадный утес, обрывистая скала, выступающая из моря, изглоданная ветрами и прибоем, прорезанная примерно на половине своей высоты сквозным тоннелем-гротом. По легенде, древней и зловещей, отверстие в скале было пробито стрелой великана во время какой-то великой битвы добра и зла.

А вообще много было легенд про этот ничем вроде не примечательный клочок суши милях в трехстах к западу от Аль-Гардара. В большей части говорилось о том, что в прибрежных водах обитают злобные демоны, по ночам сосущие кровь людей, имевших неосторожность высадиться на острове. Потому и обходили его моряки десятой дорогой. Лишь иногда подходили сюда корабли, спускали лодки, которые причаливали ненадолго к берегу, но тут же и отходили. Не из любопытства – уж скоро как три века остров этот служил местом казни для особо закоренелых разбойников, убийц и грабителей, заговорщиков и преступников, «осквернивших имя Божье».

Побывавшие единожды на Скале стражники больше ни за что не хотели туда возвращаться. И когда при них заходила речь о зловещем рифе поспешно творили знаки, отгоняющие нечистую силу. Что уж они там такого видели – толком никто объяснить не мог. Говорили про обглоданные, изгрызенные кости, разбитые вдребезги черепа, и еще про то, что черепов этих и костей слишком мало сравнительно с числом выброшенных на безымянную скалу злодеев.

Ар-Рагир аб Фаргид стоял на каменистой отмели, и смотрел вслед дхоу, удалявшемуся от острова. Она только что освободилась от очередного груза человеческих отбросов, и два десятка преступивших закон бывших людей выбирались из воды на гранитный берег. Бывших, ибо перед тем, как подгоняемые ударами пик, они покинули трюм, служитель Создателя Миров пропел козлиным голосом чин отрешения от Всемогущего Отца и милостей его.

Отныне будут прикованы они к проклятой скале, если не смилостивится над ними Владыка Вечности, то навсегда.

Утес спокойно и безучастно принял очередную порцию осужденных, как и много раз до этого. Корабль быстро уходил прочь от острова, провожаемый ненавидящими взглядами оставшихся на мертвых камнях людей.

Молча они стояли у кромки прибоя, словно ожидая чего-то. Все двадцать душ, обреченных на столь необычную и ужасную казнь.

За дни в тюрьме и в вонючем трюме они уже знали друг о друге – кто и за что сюда попал. Что не сказали сами, то поведали издевательские разговоры тюремщиков.

Плачущий старик – почтенный молла Аб-Дарун угодил сюда, будучи застигнутым в хлеву с козой. А сказано Провозвестником «Кто ляжет со скотиной, как с женщиной, тому смерть». И подавно непростительно, если служитель Всемогущего совершит это. Так его со спущенными штанами и тащила до городской тюрьмы толпа прихожан, еще вчера внимавших словам старца с открытыми ртами.

Два темнокожих, похожих, как братья, пастуха с Гидийского нагорья. Как это не смешно, но они тут за то же самое, что и Аб-Дарун. Они, подобравшись к стаду дромедаров, попытались изнасиловать молодую верблюдицу, но были пойманы рабами, охранявшими стадо. Вообще-то на этих дикарей смотрят обычно сквозь пальцы, и в худшем случае – быть бы им битыми жестко плетью. Но верблюдица оказалась из стада тарика тамошней провинции. И повезли двух диких, казалось, и говорить-то толком не умеющих пустынных бродяг сперва в столицу, дабы выставить у позорного столба, затем в Наридалу, а потом, в трюме парусника, сюда, где им и суждено остаться.

Угрюмый звероподобный, заросший шерстью, как дэв, Сином-Зуболом – головорез из шайки знаменитого разбойника Хаша Тачи, однажды вырезавшего целую семью в четырнадцать живых душ ради нескольких медных монет и узла с тряпьем. И хотя сам Тачи и большая часть его шайки уже умерли на кольях, а тела их насытили голошеих стервятников ма-раббу, все равно еще долго жители предместий высокостенной Наридалы будут пугать детей именем его.

Шестеро тайных поклонников Агибалла – держаться вместе и угрюмо, исподлобья оглядываются. Ну, с этими все ясно. Как имеющий некоторое отношение к Тьме, Ар-Рагир знал, что если не все, то половина того, что приписывают слугам этого запрещенного, злобного бога, пришедшего из неведомой тьмы времен, – святая правда.

Трое здоровяков в рваной морской одежде. Это контрабандисты из какой-то эл-имарской шайки. Их сгубила жадность – застигнутые портовой стражей «на горячем», они вместо того, чтобы бежать, бросив товар на радость слугам эмира, решили защищать добычу, понадеявшись на остроту мечей.

И, наконец, он сам – Ар-Рагир аб Фаргид, ученый чародей.

Подождав, пока привезшее их сюда суденышко сначала превратилось в крохотную точку, а затем и вовсе исчезло из вида, обреченные разбрелись кто куда. Но далеко от берега не уходили, может, надеясь на то, что корабль вдруг вернется.

Удалившись в тень, отбрасываемую высокой скалой, Ар-Рагир устроился на большом плоском камне и принялся размышлять. Голова работала плохо. Ломило затылок, кровь била в виски. С чего бы это? Уж не подцепил ли он какую-нибудь хворь от этих... Впрочем, похоже это уже не имеет значения...

Да, обидно умирать в три с небольшим десятка лет, тем более, если ты – истинный чародей, к тому же находящийся на пороге подлинного мастерства и могущества.

Семнадцать лет назад, после того как отец, чахоточный лекарь-неудачник отдал обнаружившего магический талант сына в обучение к мастеру Ар-Радиру, знатоку целительской магии, Ар-Рагир начал искать ключи к тайному знанию, которое даст ему силу, что вознесет его над прочими людьми на головокружительную высоту.

...Он читал чудом уцелевшие запретные книги, изучал шаманство черных колдунов с юга Айлана и магию фаранджийцев, совершил путешествие в Уаджет в поисках древней мудрости. С возрастом, изучив книги и летописные записи о древней магии он пришел к выводу, что действительно великое колдовство, делающее человека могучим, как божество, с течением столетий стало просто невозможным. Магия, словно родник, бивший ключом в древние времена, из которого каждый мог наполнить себя, как сосуд, доверху, теперь превратилась в грязную лужицу, и уже невозможно было зачерпнуть из нее больше пары капель, да и то с большим трудом.