Читать книгу «Сбежавший младенец. И другие дела» онлайн полностью📖 — Игоря Юрьевича Маранина — MyBook.
image

Дело бакенщика

Воскресный вечер был тихим и чудесным – безветренным, тёплым, с нежной корочкой розового заката. Я гулял по набережной Альтаны, разглядывая рыбаков, дремлющих на водных коврах в ожидании поклёвки, и перебрасывался игривыми фразами с русалками, загорающими в лучах заходящего солнца. А когда день почти скрылся за горизонтом, наблюдал, как по темнеющей реке неторопливо плывет бакенщик и зажигает на бакенах огоньки. Это было изумительно красиво: в темноте вспыхивал большой жёлтый шар и поднимался над водой, привязанный за тонкую светящуюся нить. Ночью между этих жёлтых шаров поплывут грузовые караваны, везущие в столицу камень из каменоломен Гномьего карьера и дерево из лесов Ражневы. Невидимый с берега бакенщик казался мне почти мифической фигурой, древним речным магом, дарующим людям свет.

Утро понедельника выдалось хмурым и неприветливым. Загулявшее вечером солнце так и не вернулось, и по небу ползли рваные серые тучи, сыпя мелким, едва заметным дождём. Ко всему прочему, я опоздал на работу. И едва завернул за угол нашего трехэтажного здания, как столкнулся с выходящим из конторы Абатычем.

– Горыч, – прорычал он, – где тебя шайтан носит?

– Ну, извини, – смущённо улыбнулся я, – проспал немного.

– Немного… – передразнил меня Абатыч, вытирая вспотевшую лысину. – Наша кукушка уже вторую бутылку с утра допивает, а он немного… Разворачивайся и лови ковёр, со мной поедешь.

После истории с поимкой неуловимого Фаста я уже не считался стажёром, но и полноценным инспектором ещё не был. Каждый инспектор имеет свою специализацию. Свой талант, как любит выражаться наш шеф. Вот только у меня никаких талантов и склонностей не было. Мне было интересно всё, но помаленьку. И ребята решили таскать меня на задания – каждый на своё, хоть какая, а польза. Сегодня, значит, дошла очередь и до Абатыча.

– К покойникам или в тюрьму? – спросил я.

– Раз берём перевозчика, – раздражённо ответил Абатыч, – значит в тюрьму. Покойники фиг тебе транспортные оплачивать будут.

Абатыч был явно не в себе.

Как выяснилось, разозлили его результаты вчерашних козьих бегов. В отличие от меня, наш специалист по последним желаниям – азартнейший болельщик. Да ещё и игрок на тотализаторе. Я к козьим бегам равнодушен: знаю, что за тридцать минут нужно объехать на кривой козе как можно больше человек, которые ещё и бегают по полю. Знаю, что последние четыре года главный приз берёт какой—то Бора, не то гном, не то даже гномарий. Гномарий – это тот, кто сделал операцию по перемене вида. Редкий случай, да и не любят у нас в народе «перебежчиков». Впрочем, Бора всегда отрицал сей факт своей биографии. Ну а вчера он должен был выиграть чемпионат в пятый раз и войти в историю спорта, как непревзойдённый наездник. Но неожиданно проиграл совсем неизвестной наезднице из приграничной деревни.

– На бегах-то вчера были? – спросил хозяин ковра, едва мы расположились за его спиной.

Абатыч скрипнул зубами, но промолчал.

– Как эта девчонка Бору сделала, а?! – не унимался наш извозчик. – Как младенца! И кто теперь вспомнит, что он мог стать великим, я вас спрашиваю? Зато все будут смаковать это позорище… проиграть какой-то рыжей пигалице, первый раз на козу севшей.

– По сторонам смотри! – проворчал Абатыч. – А то въедем сейчас куда—нибудь.

Хозяин ковра не обиделся. Оглянулся сочувственно на моего спутника и спросил:

– Что, проигрался, брат? Бывает…

До сегодняшнего дня я ни разу не был в тюрьме. Поэтому с любопытством вертел головой по сторонам, пока мы шли длинными коридорами куда-то в глубь Гарибы – императорской тюрьмы, расположенной внутри большой горы на северной окраине столицы. Когда-то Гариба была вулканом, и в доисторические времена преступников просто сбрасывали в жерло. Когда пятьсот лет назад в Империю пришли гномы, вулкан уже давно утихомирился, да и нравы стали более мягкими, и Гарибу было решено превратить в большую императорскую тюрьму. С тех пор под ней вырыто столько подземных ходов, камер, помещений, кладбищ, что полного представления о том, что и где расположено, не имеет сейчас никто. Ходят слухи, что под Гарибой есть большое подземное озеро и даже живут беглые заключенные, но достоверных фактов об этом нет, а пара полицейских экспедиций, организованных Департаментом памяти, вернулась ни с чем.

Лет двести назад за приговоренными к смерти признали право на последнее желание, и стали допускать в тюрьму нас – исполнителей этих самых желаний. В наши либеральные времена казнят не так уж и часто. А ветераны помнят еще годы правления Стояна, когда по последним желаниям приходилось трудиться круглые сутки. Ну да, слава звёздам, те времена давно миновали и официально осуждены Большим Императорским Домом.

Из коридора мы вынырнули в большой зал со множеством выходов и спешащими по своим делам людьми в чёрных шинелях. Тюрьма находилась в ведомстве Департамента памяти, но чисто номинально. Настоящим и практически безраздельным её владыкой был Иштван Шинари, шеф-директор Гарибы, признававший над собой только Императора.

– День добрый, – Абатыч протянул руку огромному троллю, скучавшему возле зарешёченной двери. Тролль осторожно пожал её своей огромной лапищей и вопросительно посмотрел на меня.

– Это со мной, – кивнул Абатыч, – смену готовлю. Инспектор Потапенко, можешь звать его просто Горычем.

Великан неожиданно оживился и с интересом посмотрел на меня.

– Это не ты Департаменту на лицо наступил? – дружелюбно пробасил он.

– Он, он, – ответил за меня Абатыч и добавил, – выражение такое у троллей. Объехал на кривой козе, значит.

И тут же скривился, как от зубной боли. Воспоминание о вчерашних бегах явно не улучшило моему спутнику настроения.

Даже в сидячем положении тролль возвышался надо мной на целую голову. Поэтому, когда он одобрительно хлопнул меня по плечу, я чуть не шлепнулся на пол. Да уж, Департамент памяти не любили даже в тюрьме.

– Пойдёте прямо до щербины на углу, – тем временем давал указания тролль, —затем налево до столба, что от старой виселицы остался, а затем ещё раз налево пятая… нет, шестая камера. Бакенщик там сидит, что на прошлой неделе поймали. Три дня до казни осталось.

– Бакенщик? – удивился я.

Но мой возглас утонул в проклятиях Абатыча.

– Ядовитого ежа в горло этим бюрократам! – возмущался он. – Крысы чернильные! Раньше нельзя было вызвать? Три дня! А если он луну с неба попросит?!

– А вы и такие желания исполняете? – заинтересовался тролль.

– Приговорят тебя, – буркнул Абатыч, – тогда и узнаешь. Пошли!

Стальная решётка на входе поднялась, и мы вошли в небольшое помещение с единственным горящим светильником. Пока мои глаза привыкали к полутьме, Абатыч разыскал встроенный в стену шкаф с надписью МУП «Счастье» и вытащил оттуда балахоны из грубой серой ткани и толстую палку с остро заточенным наконечником.

– Крыс бить, – пояснил он.

– А нас что, никто провожать не будет? – удивился я.

– Вот ещё, – хмыкнул Абатыч. – Им за это не платят. Так что всё ценное оставь здесь в шкафу. Да ты не пугайся, Горыч! Это поначалу боязно, а потом привыкаешь… Три тысячи шайтанов! Чует моё сердце какую-нибудь пакость нам этот бакенщик готовит.

Мы подошли ко входу в подземный лабиринт, также забранному крепкой решёткой, и Абатыч крикнул троллю:

– Эй, служба, открывай!

Решётка медленно поползла вверх. За нею открывался длинный тёмный коридор. Мрачные, едва обработанные своды и тусклый, словно гаснущий свет. В его непривычно красноватом отблеске я разглядел несколько трещинок в скале, сквозь которые просачивалась влага, питая бледный чахлый лишайник. Наверное, так начинается дорога в ад.

– Удачи! – донесся до нас возглас тролля, и решётка со скрежетом опустилась за нашими спинами.

До щербины на углу идти оказалось не так уж и долго – минут пять. Следуя указаниям охранника, мы повернули налево, в узкий проход, где едва можно было разойтись вдвоем.

– А что он такого мог натворить? – спросил я. – Бакенщик? Вроде такая мирная профессия.

Абатыч усмехнулся.

– Мирная… Ты хоть с одним бакенщиком знаком?

– Нет, – честно признался я.

– Какой ты ещё, в сущности, ребёнок, – вздохнул Абатыч.

Я обиженно засопел. Нашёл ребенка. Этот ребёнок, между прочими, недавно Департамент уел!

– А о жизни ни шайтана не знаешь, – словно прочитав мои мысли, произнёс Абатыч. – Река вообще самое гнилое место в городе. А уж среди бакенщиков кого только нет… И ложные бакена ставят, чтобы водные ковры с фарватера сбивались, и с лихим речным народцем дружат. Водный ковёр на мель садится, речной народец пассажиров грабит, а бакенщикам долю отстегивает. Только в эту навигацию три рейса до нитки обобрали. На последнем люди с пляжа возвращались, взять-то нечего – плавки да купальники, а всё равно… Долго потом барыги на Ипподромском базаре из-под полы купальниками торговали. Смотри-ка, вон и столб от старой виселицы! Хорошо нынче идем, без приклю…

Абатыч не договорил. Узкий тесный коридор закончился небольшим залом с высоким массивным каменным столбом посередине. Какая-то едва различимая тень метнулась по залу и притаилась за столбом. Мой спутник приложил палец к губам, поудобнее перехватил свою палку и свободной рукой показал, чтобы я обходил столб с другой стороны. Так мы и двинулись, осторожно беря таинственного незнакомца в клещи. Сердце моё колотилось о ребра, пытаясь выломать хоть одно, выскочить на волю и дать дёру от неизвестной опасности. Но я шёл. Шаг, и ещё шаг, и ещё… И тут моим глазам открылось поистине удивительное зрелище: за каменным столбом сидел маленький полупрозрачный человечек и отчаянно дрожал. Таких существ я никогда раньше не видел. Взлохмаченный, с куцей бородёнкой, в длинном светлом балахоне он испуганно вжимался спиной в столб и смотрел на нас затравленным взглядом. Глаза у существа были красными, словно воспаленными, а на шее поверх балахона болтался обрывок веревки.

Абатыч неожиданно расслабился и даже слегка ухмыльнулся..

– Пожалуйста! – проканючил человечек. – Не трогайте меня!

Я вопросительно посмотрел на своего спутника.

– Ты везунчик, Горыч, – сказал он. – Сколько лет хожу по Гарибе, а тутайчика встречаю в первый раз.

– Кого? – не понял я.

– Видишь у него верёвку на шее? Это тутайчик – привидение повешенного. Говорят, раньше их было много в Гарибе, но с тех пор как нынешний император отменил казнь через повешение, почти всех переловили.

– Пожалуйста! – продолжал ныть человечек.

Абатыч не обратил на него никакого внимания.

– Днём эта тварь совершенно безопасна, – продолжал он, – даже беззащитна. Если я сейчас возьму за веревку, то он пойдёт за мной, не сопротивляясь. Кстати, за тутайчика полагается премия – триста рублей. Если ещё не отменили. Так что не зря сходили сегодня, сдадим охранникам, а деньги пополам разделим.

– Не надо! – в ужасе воскликнул человечек и попытался скользнуть в сторону, но Абатыч ловким движением ухватился за веревку.

– Может, отпустим его? – предложил я. – Жалко, беднягу.

– Жалко?! Да ты знаешь, что эти твари по ночам делают? Раньше половина арестантов до утра не доживала – с разорванными глотками находили. А охранники даже не совались в коридоры ночью. Жалко… Ты лучше людей пожалей!

Я с сомнением посмотрел на тутайчика.

– Я не такой! – всхлипывая, запричитал тот. – Меня невинно повесили. Вы должны знать, что невинно повешенные не пьют кровь.

– Все вы так говорите, – брезгливо бросил Абатыч.

– Постой… – сказал я. – Неправильно как-то у нас получается. А вдруг его действительно ни за что осудили? Не могу я так… Чувствую, что неправильно, понимаешь?

Абатыч посмотрел на меня и со злостью плюнул на пол.

– Три тысячи шайтанов! – выругался он. – Какой же ты ещё молокосос, Горыч.

Он выпустил веревку из рук, обернулся и зашагал к выходу из зала. Остановился, плюнул ещё раз и направился к другому – тому, что вёл к камере бакенщика. Я вздохнул и двинулся следом. Ну, молокосос, да… наверное. Зато на душе легче.

Я так далеко ушёл в свои мысли, что даже не сразу заметил, как кто-то дёргает меня за рукав. Оказалось, что тутайчик.

– Чего тебе? – спросил я.

– Возьмите меня с собой, добрый господин, – жалобно попросил он, – Семьдесят лет уже по этим коридорам мыкаюсь.

– Куда же я тебя возьму? – от удивления я даже остановился.

– Домой! – заявило это странное существо. – Я вам верой и правдой служить буду! Ни один вор ночью не проберётся, домовой хулиганить не будет, от любого сглаза уберегу! Я много чего умею, только возьмите. Сил моих нет здесь находиться.

Я посмотрел на его умоляющее выражение лица и… не смог отказать.

Бакенщик спал. Мы стояли у решетки камеры и наблюдали, как по его лицу проплывают облака, как гаснет вечерний закат, как зажигаются жёлтые огни над бакенами, освещая сонные воды Альтаны. Его сны были почти осязаемыми и удивительно светлыми.

– Кхм, – негромко кашлянул Абатыч.

Сны испуганно разбежались, бакенщик открыл глаза и непонимающе посмотрел на нас.

– Инспектор отдела исполнения желаний, – представился мой спутник. Голос его прозвучал сухо и официально. Мысленно я восхитился: уметь оставлять себя в гардеробе – этого безуспешно требовал от меня шеф. А я обычно вваливался в дело, словно в гости к друзьям, не скрывая симпатий и антипатий.

Бакенщик сел на своем каменном ложе, едва прикрытом тощим тюремным матрасом, провёл пятерней по непослушным длинным волосам и безо всяких приветствий задал интересующий его вопрос:

– Ежели я последним желанием любовь выберу, это не запрещено?

– Да нет, и девку подберем, и комнату поприличнее выделим, – со странной смесью облегчения и разочарования произнёс Абатыч.

– Не понял ты… – покачал головой бакенщик. – Девок у меня и так было… как бакенов до устья. Про любовь я. Вот её никогда не было. Знаешь, я когда там окажусь, – он ткнул пальцем в потолок, смутился и тут же перевернул палец вниз, – в аду то есть… Она мне помогать будет.

– Как это? – нарушая субординацию, спросил я.

– Слышал я от деда байку одну… – немного помолчав, ответил бакенщик. – Дед говорил, что в аду тыщу лет мучиться будешь, ни на минуту тебя черти не оставят. Единственное, ежели тебя кто при жизни любил сильно. Тогда черти этому каждый день удивляться будут, а ты в это время отдыхать. И чем сильнее тебя любили, тем отдых дольше. Ну это… я и подумал: к чему мне сейчас удовольствия? Полюбила бы меня перед смертью девчонка какая! Хоть на несколько секунд облегчение будет…

Мы с Абатычем удивлённо переглянулись: вот это желание так желание! И как его прикажете выполнять? Это же невозможно!