Прежде чем рассказывать об интриге нашей работы в Южном Йемене, опишу два эпизода, характеризующих личности Б.Г.М. и Д. Однажды, я случайно услышал наставление, которое пожилой Б.Г.М. давал юному Д. Это не было подслушивание. Мы жили в анфиладе комнат бывшего банка. Получилось так, что я, совсем не подслушивая, слышал монолог Б.Г.М., который говорил следующее: «У меня есть друг, психолог, профессор Бодалев, из Ленинградского госуниверситета. Он проводил такой эксперимент. Двум группам испытуемых показывали один и тот же портрет незнакомого человека и просили описать свое представление о нем по его внешности. При этом одной группе давали косвенный намек на то, что на портрете изображен выдающийся мыслитель, а другой намекали на образ негодяя, коварного подлеца. Одна группа, все как один, трактовали черты лица, его выражение, взгляд и т. п. как отражение возвышенного, глубокого ума, проникновенность, вдумчивость, благородство и прочее. В другой группе все, без исключения, те же самые характерные свойства внешности человека, изображенного на портрете, трактовали как признак подлости, низости, нравственного уродства и т. д.» «Надо дать первоначальный толчок, а дальше события начнут развертываться сами собой», – подытожил Б.Г.М. Несколько ниже, я опишу тот толчок, который они дали в мой адрес. Второй эпизод такой. Б.Г.М. и Д. обитали в одной общей для них комнате, когда к Д. приехала жена, они накануне её приезда раздвинули кровати. По этому поводу пошли смешки и шутки. К сказанному добавлю четыре детали: а) Повар Ахмед, служивший еще при власти англичан в этом доме, презрительно называл Б.Г.М. и Д. «два мальчика», по-английски звучит как «ту бойс»; 2) они оба ходили по улицам города в белых трусах и сандалиях на босу ногу^[16] (автор, например, не позволял себе появляться на людях, не будучи облачен в брюки, а ноги обязательно были облачены в носки; 3) однажды Б.Г.М. прямо из окна своей комнаты удил рыбу в заливе индийского океана (вода плескалась под окнами, там плавали на вид крупные «бычки», но это были новорожденные акулята, а потом появились две рыбы-иглы, которые снимали приманку с крючка и уходили с добычей), как вдруг сверху раздался голос Владимира Викторовича Александрова («А вы почему не на лекции?!»); 4) как-то раз я, совместно с В.В. Александровым проводил беседу с активистами Народного фронта НДРИ, и тому задали вопрос, при этом, посмеиваясь: «Расскажите, как произошел человек?», я тут же наклонился к уху Владимира Викторовича и посоветовал сказать, что у нас есть большой специалист по этому вопросу, Б.Г.М., он и ответит на него, после чего Александров повторил эти слова в микрофон (у йеменцев марксистское учение о происхождении человека от обезьяны, о чем учил Б.Г.М., вызывало недоумение и вполне оправданные насмешки, в связи с чем тот не пользовался ни малейшим авторитетом у своих слушателей). Когда я читал лекции, мне переводил М.Б. Пиотровский, В.В. Александров приходил к моей жене и допытывался, что представляет собой на деле ее супруг в качестве специалиста, испытывая большие сомнения по поводу моей профессиональной пригодности, серьезно опасаясь того, что я могу завалить порученное мне дело. Тем более что йеменцы, если преподаватель их не устраивал, прямо говорили ему об этом в лицо, донося далее свою оценку до руководства. И таких случаев было уже довольно много. Страх за провал дела с моей стороны у В.В. Александрова посеяли рассказы Б.Г.М. Из них (вспомним его монолог, приведенный несколько ранее) вытекало ВПЕЧАТЛЕНИЕ, будто диссертацию мне писали родители, а я сам суть полное ничтожество. Это впечатление усиливалось моим поведением в том отношении, что я, в отличие от других преподавателей, часами сидел над конспектами своих лекций^[17], в то время как другие свободно проводили время. В.В. Александров, словно цербер, пытался контролировать мою подготовку к лекциям. При этом он, будучи специалистом в международном революционном движении, в политической экономии разбирался хуже, чем я, на порядок. Но по ходу учебных занятий, видя, что никаких срывов не происходит, успокоился. Казалось бы, все вошло в нормальную колею.

Однако Б.Г.М. и Д. не успокоились. После того, как я получил письмо из Москвы, в котором сообщалась трагическая весть о том, что умерла моя мама и ее уже похоронили, Б.Г.М. и Д. провели с В.В. Александровым беседу, о содержании которой он поведал мне. Они заявили, что на лекции (ее тогда переводил не Пиотровский М.Б., а Д.) я привел сравнение 2-х проектов предприятия по переработке рыбы в Южном Йемене, один советский, а другой – шведский, заявив, что тот лучше, чем наш, отечественный, тем самым я совершил ПОЛИТИЧЕСКУЮ ОШИБКУ. За это меня надо отправить обратно в Союз, как провалившего работу, но не говорить мне об этом, а сказать, что отпускают меня домой по случаю смерти моей мамы. В.В. Александров спросил: «Говорил ли Ларионов прямо, что шведский проект лучше советского?» «Нет – прямо не говорил», – был ответ. Тогда В.В. Александров, здесь надо отдать ему должное, послал их подальше.

По окончании нашей работы Б.Г.М. в качестве партийного секретаря нашей группы готовил на каждого характеристику, которую должны были в дальнейшем утверждать на заседании парткома Посольства.

Когда Б.Г.М. зачитывал проект моей характеристики, в ней были такие слова: «И.К. Ларионов, в начале работы допускал недостатки, но в конце их исправил своим трудом».

«Я буду категорически возражать против этой записи. Она означает, что я работал из рук вон плохо, но, чтобы не обострять ситуацию, об этом прямо не говорится», – прервал я его чтение проекта характеристики.

Далее, между нами состоялся такой диалог.

– Да ты пойми, что лучше сказать о недостатках самим мягко, чем другие скажут об этом жестко.

– О каких недостатках идет речь?

– Ты создал о себе негативное мнение у Бориса Сергеевича^[18].

– Когда?

– В Адене.

– К вашему сведению, я начал работать не в Адене, а в Мукалле, там Б.С. Полякова не было. В Адене, в то время как вы ходили по магазинам, я все 10 дней сидел в нашем посольстве, изучая материалы по экономике Южного Йемена. В характеристике следует отметить такую мою работу: написание учебного пособия по экономике переходного периода стран третьего мира; разработку аналитической записки об экономической ситуации в Южном Йемене^[19]; регулярное консультирование органов власти провинции по созданию в ней плановых и финансовых органов; многочисленные общественные лекции, помимо плановых занятий.

Б.Г.М. был вынужден согласиться со мной полностью. Пункт о недостатках и их исправлении был удален, а взамен добавлены другие пункты, конкретно характеризующие мою работу.

Уже в столице, в Адене, перед заседанием Парткома Посольства, Б.Г.М. высказал мне следующее пожелание: «Как сказал Борис Сергеевич, нельзя возвращаться в Союз, не очистившись от всей той грязи, которая связана с Александровым. Надо все поставить на свои места, всему дать оценку. Когда будешь выступать, ты огласи факты о деятельности Александрова, а я, в заключительном слове, разовью сказанное тобою и сделаю выводы».

В ответ он услышал: «Не знаю, буду ли я молчать или говорить об Александрове, а если, что и скажу, то пока не знаю, что именно. Но вам могу дать гарантию, что лично о вас не скажу ничего плохого».

Когда на заседании Парткома Посольства Б.Г.М. зачитал проект моей характеристики, встал один из членов Парткома и сказал: «Какой молодец! Он нам прочел блестящую лекцию об экономике страны». Накануне я читал лекцию нашим военным, все были в гражданском, слушателей было около четырехсот человек. Были заданы многочисленные вопросы. Проект моей характеристики утвердили сразу.

Б.Г.М. зачитывал проект характеристики на самого себя. Там были такие слова: «… пользовался заслуженным уважением и доверием у товарищей по работе». После этих слов, секретарь парткома его прервал: «Как вы считаете, действительно ли вы пользовались доверием и уважением в коллективе?»

«Мне неудобно давать оценку самому себе», – был ответ.

Далее последовал такой монолог Ульянова, секретаря парткома: «А мне удобно давать оценку. Ни доверием, ни уважением у своих коллег вы не пользовались. Более того, интригами вы разлагали коллектив. Вам надо давать отрицательную характеристику. Но мы не будем этого делать в письменном виде. Однако, учтите сказанное вам».

После зачтения проекта характеристики на Д., Ульянов сделал такое замечание: «Вы молодой человек, посланный на работу от международного отдела ЦК КПСС, вместо того чтобы упорно трудиться, считали каждый час нагрузки, чтобы не переработать. Вы погрязли в интригах и склоках».

По завершении заседания парткома, Б.Г.М. и Д. выходили из здания посольства, шатаясь. «Честь надо беречь смолоду», – заявил мне тогда Б.Г.М.

Для полноты картины, я должен упомянуть свое собственное выступление на заседании парткома посольства. Я говорил следующее.

Обстановка была сложная, климат в стране тяжелый, имели место недостатки и проблемы. Но за всем этим нужно видеть главное. Мы успешно справились с возложенным на нас заданием. Когда мы приехали в провинцию, где проходила наша работа, к нам долго никто не шел из руководства. А вот когда мы уезжали, нас торжественно провожали руководители провинции и это показатель успеха. В его достижении решающую роль сыграл наш руководитель Владимир Викторович Александров, отличающийся чрезвычайной целеустремленностью и упорством.

Ульянов, подытожив итог обсуждения, сказал: «Ларионов, молодой человек, а в отличие от вас многих дал правильную оценку проделанной работе. За все свои годы, я еще никогда не сталкивался со столь конфликтной группой, как ваша».

В Москве на таможне я забыл свои заграничные паспорта. Утром мне позвонил В.В. Александров и сказал, что он прихватил их с собой для меня. Потом мы неоднократно встречались в 90-е годы. В.В. Александров работал консультантом во фракции ЛДПР в Госдуме РФ, а я подготовил для этой фракции проект Закона о государственном регулировании отношений собственности. Замечу, что и В.В. Александров, и я, приблизились к фракции ЛДПР по совсем разным каналам.