^{8. Макс Груббер}

^{– Как он? – спросил Макс, кивая на} дверь.

– В порядке, – ответил Грач. – Сейчас заснул.

– Хорошо, – кивнул немец. – Мне позвонили из гаража. Твоя машина уже готова и через пять минут будет здесь.

– Спасибо.

– Не стоит.

Они вышли из дома, и Алексей сразу заметил, что во дворе сейчас намного больше людей, чем было тогда, когда он сюда приехал. Наверное, для Удава вызвали дополнительную охрану.

В это время отворились ворота и во двор въехал УАЗик Алексея. Он лихо развернулся и встал прямо у крыльца. Из-за руля выскочил молодой смуглый паренёк лет шестнадцати с взъерошенными волосами и подбежал к Максу.

– Машина готова, господин Груббер! – заорал он. – Кому отдать ключи!?

– Ты чего кричишь? – спросил немец.

– От радости! – громко ответил парень. – Смотрите, какая работа! Ещё и радиатор поменяли! Русские должны быть довольны!

Грач подошёл к своей машине и удивлённо покачал головой. Следов вмятин не было, а сам УАЗик сверкал свежей тёмно-зелёной краской и выглядел как новый. Поразительно, как его смогли отремонтировать всего за два часа.

– Как это тебе удалось, амиго? – изумлённо спросил Алексей.

– Ловкость рук! – ответил парень, рассматривая форму старшего лейтенанта. – Вы – русский лётчик!?

– Как тебя зовут? – в свою очередь спросил Грач.

– Керро!

– У тебя золотые руки, Керро. Я тебе что-нибудь должен?

– Мне заплатит господин Груббер. Но если вы хотите добавить что-нибудь от себя за срочность, то я возражать не буду.

– Иди отсюда, малолетний рэкетир, – проворчал Макс. – Тебе заплатят ровно столько, на сколько ты наработал, и ни франком больше.

– Ладно-ладно, – Керро примирительно поднял руки. – Тогда хоть покатайте меня на вертолёте.

– Ну, что ж, – пожал плечами Алексей, – я думаю, это можно устроить. Приходи к КПП нашей базы, скажем, завтра после обеда. Спросишь Грача, и меня позовут.

– Так вы и есть Грач, про которого все говорят? – удивился парень. – Рад с вами познакомиться.

Он протянул руку, и Грач пожал её.

– Спасибо, амиго, – сказал он.

– Керро, тебе пора, – произнёс Макс.

– До встречи, Грач, – улыбнулся юноша и пошёл к воротам.

Алексей посмотрел ему вслед и сел за руль.

– Мне тоже надо ехать.

– Ещё раз спасибо тебе за шефа, – произнёс Груббер.

– Ты на моём месте поступил бы так же.

– Возможно, – кивнул немец.

Грач завёл мотор.

– Помни, о чём я тебе говорил, – сказал Макс, пожимая ему руку. – Лопе скоро узнает, что это именно ты убил его стрелка, так что будь осторожен.

– Спасибо. Я учту.

Алексей включил передачу, и машина плавно тронулась. Груббер посмотрел, как она выезжает за ворота, потом развернулся и пошёл в дом.

Врач сидел на диване около дверей кабинета Удава, и Макс сразу подошёл к нему.

– Когда проснётся мистер Лакомб? – спросил он доктора.

– Я не знаю.

– Ты же врач, – усмехнулся немец. – Ты должен знать всё.

И он взглянул на медика таким взглядом, что тот моментально вскочил на ноги.

– Я дал ему снотворное, – промямлил доктор. – Так что думаю, он проспит часов восемь или девять.

– Ну, то-то, – сказал немец. – Я буду рядом. Когда он проснётся – дашь мне знать.

– Я понял, господин Груббер.

Макс повернулся и прошёл к своей комнате, которая находилась недалеко от кабинета Лакомба. Он вошёл к себе и сразу бросился на диван. Лёжа на спине и заложив руки за голову, он начал размышлять.

Интересный человек этот русский, думал Груббер, глядя в потолок. Впрочем, все русские не простые люди. Этот старший лейтенант хоть и молод, но уже способен на волевые поступки. Самому Максу через несколько лет будет уже пятьдесят, но он всё ещё был в отличной форме благодаря тому, что три раза в неделю посещал зал тяжёлой атлетики.

Груббер ни разу не общался с русскими, хотя думал, что знает их довольно хорошо. В своё время он видел их очень часто, но видел он их в основном через прицел пулемёта или снайперской винтовки. Правда, был один случай, о котором Макс не очень любил вспоминать, но он всё равно раз от раза всплывал в его памяти. Немец закрыл глаза и отчётливо увидел себя в том возрасте, в каком был сейчас Грач.

В то далёкое время у него было другое имя. Совсем молодой унтерштурмфюрер СС Ганс Груббер окончил юнкерскую школу перед самым началом Второй мировой войны. Но к 1941-ому году Груббер был уже гауптштурмфюрером и командовал диверсионной командой 15-ого батальона специального назначения войск СС. Он хорошо запомнил тот день – 22-е июня. Он тогда находился в Мюнхене в отпуске по ранению и в то утро сидел в кафе. Бармен включил радио, и все услышали голос Гитлера, который произносил речь, посвящённую нападению на СССР. Все вокруг притихли, слушая слова Вождя, и в кафе воцарилась гробовая тишина.

Груббер не мог поверить, что слышит это. Он растерянно смотрел на карту мира, висевшую в кафе на стене прямо перед ним, и понимал, что эта военная компания обречена на поражение. Как могла маленькая Германия победить огромный Советский Союз!? Любой человек скажет, что это невозможно, ведь на карте Россия выглядела огромным монстром по сравнению даже со всей Европой. Груббер знал, что СССР занимает по площади одну шестую часть суши и имеет население почти двести миллионов человек. И именно в этот момент Груббер понял, что в его стране у власти стоит сумасшедший маньяк.

Скоро Фюрер закончил свою речь, и люди, сидевшие в кафе, в порыве патриотизма запели песню Хорста Весселя «Знамёна ввысь», которая была гимном фашистской партии Германии. «Бестолковые фанатики», – подумал тогда Груббер. Он встал и вышел на улицу, чувствуя со всех сторон удивлённые взгляды.

В этот день он гулял по городу до поздней ночи. Он думал о том, что сегодня рухнули все его надежды. Груббер мечтал сделать карьеру в СС и когда-нибудь стать генералом. Но Гитлер своим нападением на СССР перечеркнул его будущее и будущее миллионов немцев. Сколько времени Рейх сможет воевать против Советов? Пускай пять лет или шесть. А потом наступит неминуемый крах.

Скоро Ганс Груббер оказался на Восточном фронте. Его сомнения никак не повлияли на его боевой дух. Он старательно и умело воевал, как это умеют делать только немцы, и даже получил Железный крест. Но он никогда и никому не рассказывал про свои мысли, потому что опасался доноса в гестапо.

Прошло четыре года, и всё произошло именно так, как он думал. Груббер дослужился до звания штурмбанфюрера СС и в самом конце войны прорывался с остатками своей роты из осаждённого Берлина, чтобы не попасть в руки к русским. В тот день они вышли к небольшой совершенно разрушенной деревне. Вид разбитых снарядами и ещё дымившихся домов говорил о том, что здесь недавно шёл тяжёлый бой, но несмотря на это, Груббер решил ненадолго остановиться здесь. Его люди были совсем измотаны, и им был необходим хотя бы короткий отдых.

Деревня была абсолютно пуста. Жители давно ушли отсюда, наверное, опасаясь артналётов. Эсэсовцы расположились в двух крайних чудом уцелевших домах, но Груббер решил всё же лично осмотреть деревню, чтобы быть абсолютно уверенным, что в ней никого нет. Он взял с собой двух бойцов и лично пошёл на разведку, заглядывая в каждый дом.

Они осмотрели всё, но не нашли никого живого, кроме бродячих собак. Несколько домов оказались почти целыми, но в них были выломаны двери и сломаны все шкафы. Наверное, сюда уже добрались мародёры, рыскавшие в округе.

– Всё чисто, господин штурмбанфюрер! – доложил один из солдат, рыжий роттенфюрер СС, когда они закончили осматривать последний дом. – Можно возвращаться.

Груббер посмотрел вокруг и вдруг увидел сарай, стоящий за домом. С того места, где они стояли, был виден только кусочек крыши, поэтому они сначала его не заметили.

– Пойдём, посмотрим, что там, – кивнул в сторону сарая Груббер.

– Вряд ли мы кого-нибудь там найдём, – сказал другой солдат.

– Мы должны быть уверены, что там никого нет.

Солдат пожал плечами, и они двинулись в сторону сарая. Груббер понимал своего подчинённого. Только что они совершили двухдневный переход, перед которым был ещё тяжёлый бой, когда они нарвались на засаду отряда СМЕРШ. Конечно, солдат хотел отдохнуть, но Груббер привык всё доделывать до конца.

Они подошли к строению и, открыв ворота, зашли внутрь. Но то, что они там увидели, заставило их в нерешительности остановиться на пороге.

Груббер и оба его солдата прошли всю войну от первого её дня и до последнего. Они были спецназовцами и побывали в самых разных переделках. Им поручали тяжелейшие и порой даже невыполнимые задания, с которыми они, несмотря ни на что, почти всегда справлялись. Командование бросало их на самые жаркие участки фронта, и они всегда были готовы к любым неожиданностям. За годы войны они научились физически чувствовать любую опасность и были готовы к ней, мгновенно реагируя на неожиданную угрозу. Сейчас в сарае они ожидали увидеть всё что угодно, но та картина, которая предстала перед ними, заставила их в первый момент даже растеряться.

Прямо на полу на соломе лежало человек десять раненых русских солдат. Судя по всему, они были в тяжёлом состоянии, потому что все были в бинтах и только у двоих из них хватило сил повернуть головы и посмотреть на вошедших немцев. Между ними на корточках сидела девушка в военной форме с погонами рядового и белой повязкой санинструктора на рукаве, которая глядела прямо на штурмбанфюрера. Было непонятно, почему русские оставили здесь своих раненых, возможно, у них просто не хватило транспорта, чтобы их вывести. Но было ясно одно – за ними скоро вернутся, и надо было срочно уходить.

– Это раненые, – вдруг сказала девушка. – Вы не можете их убить.

Груббер даже вздрогнул от неожиданности. Он посмотрел на медсестру, пытаясь в полутьме сарая получше её рассмотреть.

«Красивая, – подумал штурмбанфюрер. – И совсем молоденькая».

Девушке было не больше двадцати лет. Длинные чёрные волосы спадали из-под пилотки почти до плеч. Она сжала свои крошечные кулачки возле подбородка и смотрела настороженным взглядом, напоминая маленького зверька, загнанного в угол.

Груббер медлил. Он задумчиво смотрел на русскую медсестру, а она смотрела на него, и так продолжалось несколько секунд. И в конце концов девушка не выдержала.

Она вдруг вскочила на ноги и подбежала к эсэсовскому офицеру.

– Ну, стреляй, фашист!!! – громко закричала русская. – Стреляй, если тебе совесть позволит!!!

Глаза её горели, а лицо исказилось злобой, и сейчас она была совершенно не похожа на ту испуганную девочку, которой была всего мгновение назад. Штурмбанфюрер внешне оставался абсолютно спокоен, но в этот миг поймал себя на мысли, что невольно восхищается храброй сестрой милосердия. Несмотря на то, что Ганс Груббер воевал с русскими четыре года, он так и не выучил их язык, но по интонации понял смысл её слов.

И тут раздался лязг автоматного затвора.

– Отставить!!! – немедленно закричал Груббер не своим голосом и схватился за ствол автомата, который роттенфюрер уже навёл на русскую медсестру.

– Я вас не понял, господин штурмбанфюрер! – воскликнул тот. – Она же расскажет про нас своим!

– Всё ты понял! – прорычал Груббер. – Мы уходим.

– Но…

– Ты слышал приказ, рядовой?! Выполнять!!!

– Есть, командир! – рявкнул роттенфюрер и закинул автомат себе за спину.

И в этот момент у русской девушки из глаз ручьём хлынули слёзы, и она обхватила голову руками.

Эсэсовцы сразу вышли из сарая и бегом добрались до домов, где находились остальные солдаты. Все уже спали, кроме часовых, но Груббер быстро поднял своих людей. Группа сразу вышла из деревни, направившись к ближайшему лесу, и в это время со стороны дороги послышался шум автомобильных моторов. Русские ехали к деревне за своими ранеными солдатами.

Сейчас, вспоминая эти события, Макс так же вспоминал глаза русской медсестры и понимал, что в тот раз не взял ещё один грех на душу именно из-за этих глаз. Он прошёл всю войну, и ему приходилось убивать и безоружных людей, например, во время быстрых допросов пленных, когда надо было получить сведения любой ценой. Если бы такая ситуация возникла в начале войны, Груббер не задумываясь приказал бы расстрелять раненых красноармейцев, но в тот раз это было уже бессмысленно, и Груббер потом всю жизнь благодарил Бога за то, что он не позволил ему этого сделать.

Всё-таки тогда его группе удалось прорваться к союзникам. Американцы поместили их в лагерь для военнопленных, где жизнь ничем не напоминала жизнь арестованных. Каждый день зарядка и построения, занятия и хороший паёк. Американцы даже разрешили носить награды и знаки различия, и Груббер иногда забывал, что он находится в плену.

Вдруг, уже через две недели, Ганс увидел, как по территории лагеря ходят два человека в французской военной форме. Груббер спросил у проходящего мимо оберлейтенанта, кто это такие, и получил ответ, что это вербовщики Иностранного легиона.

Ганс не раздумывал не секунды. Лучше в бой, чем ждать здесь не пойми чего, думал он. В его положении он готов был воевать за кого угодно. Груббер подошёл к легионеру и взял его за рукав.

– Я! – прокричал он ему, показывая на себя пальцем. – Запишусь в легион! Понимаешь!?

Француз посмотрел на эсэсовские петлицы бывшего штурмбанфюрера и, брезгливо поморщившись, отвернулся.

– Ну-же, лягушатник! – продолжал орать на него Груббер. – Возьми меня на войну!

– Не все французы едят лягушек, – неожиданно ответил легионер на чисто немецком языке. – Мы не берём в свои ряды эсэсовцев.

– А вам какая к чёрту разница, кто будет убивать для вас узкоглазых! – воскликнул Груббер. – Или вы считаете себя лучше нас! Тогда какого дьявола ты сюда припёрся!?

Француз вдруг с интересом посмотрел на Ганса.

– В какой части вы служили? – спросил он.

– Пятнадцатый батальон специального назначения войск СС.

Француз удивлённо округлил глаза.

– Ого! – воскликнул он. – Я слышал про эту часть.

– Естественно, ты слышал.

– Какая у вас была должность?

– Моя последняя должность – заместитель командира батальона.

Легионер задумчиво прищурился.

– Ну, хорошо, – после небольшой паузы сказал он. – Я думаю, что мы сможем сделать для вас исключение.

– Тогда поехали отсюда быстрее, – усмехнулся Груббер, – пока я не передумал.

Так он попал на службу во Французский Иностранный легион. После медицинской комиссии и перед подписанием контракта ему предложили сменить имя и фамилию, выбрав себе любое. Он поменял имя Ганс на Макс, но фамилию менять не стал. «Дед был Груббер, отец – Груббер, и я останусь Груббером. Пошли все к чёрту», – думал он.

После учебного курса Макс Груббер оказался на войне в Индокитае. Бывшие его звания и награды в счёт не шли, и он начал службу в легионе со звания рядовой. Боевые действия здесь очень отличались от того, к чему он привык. Здесь не было больших сражений, в которых участвовали сотни тысяч человек с танками и артиллерией. Вьетнамцы нападали в джунглях неожиданно из засады маленькими группами или по одиночке. Макс несколько раз был ранен, и ему очень повезло, что его не убили. Но самое тяжёлое ранение он получил, когда прослужил в легионе уже пять лет. Тогда его отправили лечиться в Европу и после госпиталя выперли в отставку по состоянию здоровья.

Груббер быстро промотал все деньги, заработанные на войне, и к тому же ему сел на хвост Интерпол, сотрудники которого разыскивали бывших эсэсовцев. Он тогда в первый раз пожалел, что не поменял свою фамилию, когда была такая возможность. Надо было бежать из Европы, и Макс решил уехать на какой-нибудь далёкий остров, где до него не дотянутся щупальца Интерпола. Он просто положил перед собой атлас и, закрыв глаза, ткнул пальцем посреди океана. Палец оказался ближе всего к Москане, и Груббер уже через неделю был там.

А ещё через некоторое время Макс Груббер познакомился с Жаком Лакомбом.