2

Макс сжимал трубку так, что она скрипела.

– Здравствуйте. Егора можно к телефону?

Вялый женский голос сказал: «сейчас», и секунд на десять возникла тишина.

Сердце колотилось, будто он настраивался полоснуть бритвой по венам. Он едва высидел сегодня в школе, дожидаясь, пока тупой, нудный, как обычно, день перевалит за половину. Он мог не пойти вообще, но решил не привлекать к себе лишнего внимания. В самом деле, не смешно ли, человек, собравшийся покончить с собой, идет на уроки? С другой стороны, он понимал, сейчас он тем более не должен дать кому-либо возможности как-то помешать ему. Звонки классной руководительницы, дополнительная назойливость родителей были бы совсем некстати. До обеда он все равно ничего не сделает. Шатаясь в одиночестве по улицам или сидя дома, он лишь растянет эти жалкие серые часы.

Человек, который ему понадобился, появится дома лишь во второй половине дня. Пожалуй, еще никто не был нужен ему настолько.

С Егором они вместе учились до десятого класса. Затем из четырех классов сделали три, и Егор оказался в параллельном. Правда, там он долго не удержался. Начал прогуливать еще с восьмого и остановиться уже не мог. И способности к учебе у него были довольно низкими. Его попросили «уйти по собственному желанию», лишь так он мог избежать скандала и все равно неминуемого выдворения. У него не осталось выбора, и год оказался потерян. Впрочем, это на нем не отразилось, по крайней мере, внешне. На следующий год он поступил в местное ПТУ. И, как слышал недавно Макс, оттуда ему также угрожало выдворение. Из заведения, где не смогли бы учиться разве что дауны!

Назвать их друзьями было нельзя. В средних классах они изредка проводили время вместе. В то время безликие крылья депрессии еще не накрыли своей тенью сознание Макса. Можно назвать их приятелями. Во всяком случае, Егор всегда относился к нему неплохо, даже, если большинство остальных одноклассников с сухим раздражением игнорировали Макса. Может быть потому, что тот без ограничений давал ему списывать? Пожалуй, что так. Егор всегда был неуловимо практичный. Со всеми – панибратские отношения, заболтает, кого хочешь, вечно довольный, точно кот, прикончивший чужую сметану. Если Егор чуял в человеке выгоду, ссориться с ним, портить отношения он, похоже, не умел.

Макс осознал это по-настоящему лишь, когда они уже не учились вместе. Почему-то это не вызвало запоздалой обиды. Наверное, потому, что друзьями они, конечно, не были. Что и облегчало Максу разговор, который он вел в собственном воображении с того момента, как утром открыл глаза.

– Да?

Судя по голосу, Егор улыбался, но сквозь это просвечивала… настороженность? Возможно. Либо мать сказала, кто звонит, либо он сам что-то почувствовал. Интуиция у него была развита, дай Бог.

– Привет. Это Максим.

– Макс! – он почти заорал в трубку. – Здорово, бродяга! Давненько не виделись.

Его радость казалась искренней. Можно подумать, кто-то из них надолго уезжал, и вот, наконец, вернулся. На самом деле они жили в соседних пятиэтажках и за последние полгода не встречались лишь благодаря случайности.

– Да. С начала осени.

– Ну, как ты? – он продолжал держать марку непринужденного веселья. – Любимая школа еще не осточертела?

– Не знаю… Мне надо с тобой поговорить. Очень важно.

Он с трудом вел разговор и решил, что лучше поскорее перейти к делу. На другом конце провода возникло секундное затишье. Макс не мог видеть приятеля, но почему-то с легкой отчетливостью представил себе, как щеки Егора по-прежнему растягиваются в улыбке, но вот глаза уже не улыбаются. Нет там улыбки, исчезла. Да, эта светловолосая сероглазая бестия что-то унюхала. Так животные чувствуют приближение наводнения или землетрясения.

И все-таки в данном случае Егору вовсе не пришлось демонстрировать чудеса собственной интуиции. Все было достаточно банально.

В конце весны прошлого года Егор, метавшийся в поисках того, кто бы одолжил денег, удачно наткнулся на Макса. У того на тот момент оказалась приличная сумма. Приехал дядька, младший папин брат, человек рассеянный и нежадный, к тому же несемейный, и, заметив хандру своего единственного племянника, не нашел иного способа, как попытаться развеять его денежным подарком. Дядя не без оснований полагал, что подросток оживится, если сможет купить нечто ему необходимое. По себе он помнил, как много хочется в юности, когда сам еще ничегошеньки не зарабатываешь. Дядя приезжал редко, ни разу ко дню рождения Макса или к Новому Году, и по сему сумма оказалась существенной. Пятьсот долларов. Как бы сразу за все предыдущие дни рождения и тому подобное. Для дяди это не было разорением. Будучи нефтяником, он начал когда-то летать в Западную Сибирь, да там и осел.

Для Макса это оказалось настолько нереальным, что он пару недель вообще боялся притрагиваться к подарку и, в конечном итоге, не потратил ни одного доллара. Кроме того, депрессия уже начал свой затяжной штурм, и на этом фоне ни какие материальные блага не могли что-либо изменить. Так уж получилось, что Егор, будто хищник, почуявший кровь, обратился за помощью к Максиму. Тот раньше периодически одалживал ему незначительные суммы. Однако на этот раз Егору понадобились минимум триста долларов. Узнав, что у приятеля аж пятьсот долларов, он впал в эйфорию религиозного фанатика, просящего своего Бога о снисхождении. Он бормотал что-то несуразное, хотя в дальнейшем оказалось, что деньги ему понадобились, чтобы вернуть предыдущий долг. Так или иначе, Максим находился в таком состоянии, что позволил себя с легкостью уговорить. Тем более Егор слезно обещал вернуть деньги в течение месяца. Максимум – через полтора.

Минул месяц. Затем – другой. Минуло лето. Егор деньги не вернул. Несколько раз они сталкивались на улице, и Егор улыбался, отводил взгляд, обещал отдать долг в ближайшее время. Насколько помнил Максим, когда они виделись в последний раз, Егор вообще не заводил речь о деньгах. Просто улыбался, похлопывая Максима по плечу, как самого близкого друга.

Естественно, услышав голос Макса в телефонной трубке спустя столько времени, Егор не мог не вспомнить о том, что их непосредственно связывало.

– Поговорить? – голос звучал вяло, недоверчиво, будто ему предложили экспедицию на Северный полюс, но он тут же заставил себя излучать непринужденность. – Ну, так говори. Я слушаю.

– Не по телефону.

– Да? Я… Может, не сегодня?

– Ты занят?

– Ну… есть малость. Надо кое-что сделать.

Максим вздохнул, но это многолетнее давящее ощущение заставило его настаивать.

– Это очень важно. Надо бы поскорее.

– Ладно, – веселье исчезло из его голоса. – Приходи ко мне.

– Нет, не у тебя. И не у меня. Ты поймешь почему.

Из Егора будто выпустили воздух. Он сдулся, обмяк.

– Хорошо. Где?

Они находились за школьной спортплощадкой, среди деревьев.

– Давай, – Егор поежился. – Выкладывай. Что там у тебя?

Когда-то это были чьи-то частные сады, но школа, разрастаясь, постепенно отобрала территорию, и, если кустарники выкорчевали полностью, например, малину и крыжовник, то плодовые деревья частично уцелели. Поздним летом и осенью здесь можно было неплохо поживиться, что детвора различного возраста и делала. Сейчас, на исходе зимы, деревья были мертвыми, безликими. Их черные скользкие стволы напоминали щупальца рептилий юрского периода, приостановивших собственную жизнь на время холодов.

Именно здесь Максим пытался покончить с собой два дня назад. Всего лишь позавчера. Казалось, минули затяжные недели невыносимой тупой боли внутри, обещавшей исчезнуть, лишь только само тело умрет. Неужели прошло всего два дня? Если так, разве он сможет выдержать еще неделю? Месяц? Полгода?

Договорившись с Егором встретиться в этом месте, Макс пришел сюда первым. Прежде чем появился хмурый приятель, Макс несколько раз бросал взгляд на то дерево, что стало неудавшимся эшафотом.

Любопытно, не появись тот старик, чей двор примыкает к школе, довел бы Макс начатое до конца?

Вряд ли. Несколько минут он боролся с собственным внутренним «я», пытаясь убедить его, что все решила досадная помеха в виде старика, призванного следить за подростками, жаждущими покончить с собой в зимней темноте бывшего фруктового сада. Однако он прекрасно понимал, что обманывает сам себя. Старик вовсе не являлся проблемой, даже вынь он Макса из петли. Рано или поздно он бы ушел домой. Да и мало ли на свете деревьев? Будь он готов к тому, что так хотел, ничто и уж тем более никто не смог бы его остановить. Старик – лишь отговорка для собственной слабости.

Макс прекрасно понимал это. Будь по-другому, он не сидел бы сейчас здесь. И, конечно же, не ждал бы Егора. Обошелся бы без него.

Приятель приветствовал его без особой радости. Он не присел рядом с Максимом на холодную трубу, бывшую тут чем-то вроде скамейки, прошелся из стороны в сторону, засунув руки в карманы джинсов. Он оглядывался по сторонам, как будто ожидал увидеть еще кого-нибудь. Макс без труда «прочел» его состояние.

Направляясь в относительно уединенное место, Егор, как должник, не без оснований опасался, что рядом с Максом окажется еще кто-нибудь. Постарше, покрупнее. Это казалось маловероятным, но, тем не менее, шанс был. Макс относился к тем, кто стесняется напомнить о долге, кругами ходит, прежде чем задать прямой вопрос. Егор рассчитывал, что тягомотина продлится достаточно долго, чтобы в дальнейшем он как-нибудь все-таки вернул деньги. Однако это длилось уже более полугода, а, как известно, даже у терпения терпеливых имеется предел. Еще какие-то недели назад, вспоминая о пятистах долларах, Егор тешил себя мыслью, что Макс просто-напросто «забудет» про долг, каким бы безумным это не казалось. Макс всегда был чуточку ненормальным. Почему бы ни представить себе нечто подобное? Просто будет молчать до бесконечности, надеясь, что Егор сам принесет деньги в один прекрасный солнечный день.

Как оказалось, Егор поспешил с благими фантазиями. Обнаружив Макса в одиночестве, он слегка успокоился. Но лишь чуть-чуть. Отсутствие нежелательных личностей не означало, что их вообще нет на горизонте. Или что Макс не собирается сам обнаружить таковых в скором времени.

– У меня к тебе дело, – прошептал Максим.

– Да, – Егор кивнул, глядя под ноги. – Я понимаю.

Конечно, ему и в голову не приходило, что речь может пойти о чем-то, не имеющем отношения к долгу. Макс молчал, и он поспешил сказать:

– Ты бы подождал. У меня скоро будут деньги. Я отдам. Очень скоро.

Правда заключалась в том, что в ближайшее время он не смог бы отдать долг и значительно меньший. Осознание этого привносило в голос волнение и мешало уверенности. Именно уверенность в себе могла убедить Макса подождать еще.

– Егор.

Сказано это было таким тоном, что приятель остановился и растерянно посмотрел на Макса. Тот, казалось, сжался прежде, чем произнести следующие слова. Егор непроизвольно оглянулся, будто человек в пределах видимости мог заодно их услышать.

Частные дома отделялись высокими заборами, из окон двое подростков были не видны. С одной стороны за домами возвышались пятиэтажки, но расстояние было приличным, чтобы что-то рассмотреть. Единственное место, откуда их могли наблюдать, это окна торца школы. На втором этаже – кабинет химии, столовая. На первом – окна помещения, где проводились «труды», кабинет директора. Однако расстояние более чем в полсотни метров вряд ли позволит рассмотреть черты их лиц. Если же присесть на трубу, повернувшись к школе спиной, они вообще не привлекут внимания.

– Ты хочешь, чтобы твой долг исчез?

Егор тупо посмотрел на приятеля, улыбнулся, глупо и медленно, не зная, убрать улыбку или улыбнуться еще шире. Снова помрачнел. Снова улыбнулся. На этот раз с явной опаской. Он не любил подвохов, но Макс не очень-то напоминал человека с подобным чувством юмора. Особенно сейчас.

– Я… – слова не давались ему. – Что?

Макс сжался еще заметнее.

– Я говорю, что простил бы тебе весь долг. Но для этого ты должен кое-что сделать.

Егор рывком поднялся с трубы, но прохаживаться туда-сюда просто не решился. Казалось, отойди он в сторону, и Макс передумает, возьмет свои слова обратно. Простил бы долг! У Егора вскружилась голова. При этом он не оторвался от земли – все-таки приятель заикнулся о какой-то услуге. За этим скрывалось что-то нехорошее. Словно красивая, приятно пахнущая коробочка, из которой вот-вот выскочит чертик.

Что это за услуга такая, за которую можно простить пятьсот долларов?

Егор не вчера родился и понимал, что все не так просто. Мгновенная радость поблекла, пауза стала пощипывать нервы. Он вопросительно глянул на приятеля, боясь задать вопрос, точно это плохая примета.

Наконец, Макс просипел:

– Я прощаю тебе долг… если ты… сможешь убить меня.

Его лицо будто замерзло, и Егор превратился в восковую фигуру из музея мадам Тюссо. Лишь блеск глаз выдавал прежнее течение жизни.

Он не поверил тому, что услышал. Это напоминало дурную шутку, самую неудачную шутку со времен появления людей на этой земле. Казалось, сейчас Макс рассмеется, подскочит с трубы, похлопает Егора по плечу, попросит извинить его и, не прекращая улыбаться, назовет крайнюю дату, когда он ждет возвращения долга. Возможно, добавит, что у Егора появятся проблемы, если он снова затянет с обещанием. Это выглядело бы куда реальнее, нежели эта скрюченная поза и смысл, что несли в себе эти слова.

Губы Егора растянулись в испуганно-растерянной улыбке.

– Что?

– Если ты пообещаешь убить меня… тебе не надо искать пятьсот долларов.

Пауза. Егор промямлил:

– Убить…тебя?

– Да, – Макс произнес это до ужаса равнодушно.

– Тебя? Э-э… Это такая шутка?

Макс покачал головой.

– Нет, не шутка. Я предлагаю тебе сделку. Тебе негде взять пятьсот долларов? Так? – Макс не знал об этом, не мог быть уверен, он просто хотел, чтобы это оказалось так.

Как под гипнозом Егор покачал головой.

– Вот видишь. Их негде взять. Я прошу то, что будет стоить тебе эту сумму. То, что я прошу, ты вполне можешь сделать, это не деньги найти. Разве нет?

Егор отступил на шаг. Казалось, от приятеля исходил жар костра, и находиться рядом стало невмоготу.

– Ты рехнулся? – он ощупывал фигуру Макса взглядом, как если бы от безумия на теле бывают какие-нибудь следы. – Нет, ты точно рехнулся!

– Тебя это не должно беспокоить. Ты должен думать о своем долге. Поможешь мне, и у тебя исчезнет эта проблема.

– Что ты мелешь? «Поможешь мне!» Бред какой-то! Убить тебя за пятьсот баксов?!

Он кричал, и Макс, вспомнив почему-то про старика, поднялся с трубы и оборвал тираду приятеля.

– Не бред. Я не хочу жить. Не хочу. Я давно решил. Но у меня не получается наложить на себя руки. И я прошу, чтобы ты мне помог. Ты мой должник. Или отдавай деньги прямо сейчас, или сделай так, чтобы меня не стало. Ты сам потом будешь рад: сэкономил такие деньжищи. Всего-то ничего, прикончить меня. Это не убийство, я ведь сам тебя прошу. Только помоги мне, я прошу, прошу, прошу, прошу! Не за просто так. Пятьсот баксов! Пятьсот! Пятьсот! Пятьсот! Пятьсот!

Он словно вбивал гвозди в голову приятеля. Тот отступил на пару шагов, лицо исказились, плечи поникли, руки, разойдясь в стороны, странно зависли, будто хотели сжать виски, но не могли их достать.

– Хватит. Я понял. Хватит.

Макс тяжело дышал, как человек, совершивший рывок метров на сто. Пришлось опуститься на трубу. Он уронил голову, уставившись в грязный снег. Егор недоверчиво смотрел на него, омерзительная дрожь растекалась по рукам и ногам.

Макс выпрямился, в глаза – ярость и мольба.

– Ты согласен?

Егор взял себя в руки, чувствуя, что безумие приятеля несет в себе опасность. Макс готов на все. Даже на то, чтобы в случае отказа пойти к кому-нибудь, кто заставит Егора сделать эти злополучные пятьсот долларов из воздуха. Этого нельзя допустить. Лучше согласиться с ним, выиграть хоть немного времени.

– Как я это сделаю?

Егор надеялся, что у Макса истерика, что это скоро пройдет, и что его удастся отговорить от собственных сумасшедших требований. Каким-то чутьем Егор понимал: совершить убийство, пусть и по просьбе самого человека, также нереально, как и обнаружить пять сотенных долларовых бумажек здесь, в растаявшем снегу. Это было выше его понимания, выше воображения.

И все-таки некая темная сторона его сущности зашевелилась при мысли, что ему не придется искать такую сумму.

Макс смотрел на ступни своих ног, опустив голову.

– Не знаю. Ты сам должен решить. Выбрать что-то. Способов много.

Егор поморщился.

– Ты не подумал, что потом у меня возникнут проблемы, – уцепился он за спасительную мысль. – И мне уже будет до лампочки, должен я кому-то пятьсот монет или нет.

– Какие проблемы? Совесть замучает?

– Меня загребут за убийство! Ты об этом не подумал? Толку, что ты сам меня просил об этом. Даже если расписку напишешь, меня все равно посадят. Даже если напишешь, что шантажировал меня и вынудил сделать это.

Макс глянул на него.

– Это не проблема.

– Это почему?

– Это можно сделать в уединенном месте. В темноте. Без свидетелей тебя не поймают. Знаешь, сколько убийств остаются нераскрытыми? Думаешь, я зря попросил, чтобы ты пришел сюда? Чтобы мы не встречались ни при твоих предках, ни при моих. Никто на тебя не подумает. И сделать так, чтобы никто тебя не видел, тоже можно.

– Ты кому-нибудь говорил, что одолжил мне деньги?

– Нет, никому.

Макс загнал-таки его в тупик. Егор медленно выдохнул, нервными движениями выудил сигарету, закурил.

– Ты согласен? – насел на него Макс.

Егор смотрел на сигарету в дрожащих пальцах.

– Не знаю. Вдруг у меня не получится?

– Ты должен действовать наверняка. Я хочу умереть, а не инвалидом стать.

– Как же сделать, чтобы… наверняка? – Егор совсем потух: безумие приятеля вовсе не желало проходить.

– О, Боже. Море способов. Застрелить, отравить, задушить, ножом порезать…

– Ножом не смогу. Ты что? Рука дрогнет. Я же не профессионал. И душить… – он поморщился, сдерживая проклятия, вспухшие внутри, словно гланды. – Разве что застрелить. Только из чего?

Макс глянул на него.

– Если согласен, можно найти какой-нибудь пистолет. Хотя бы самодельный.

Егор почувствовал тошноту. Они сидят здесь и обсуждают, как один из них убьет другого! Это даже не шизофрения! Какая-то вывернутая наизнанку дурь, что не придет в голову даже в дупель пьяному подонку.

– Макс… Почему я? Я ж тебе… ничего такого не делал. Может, передумаешь? Как твои-то перенесут? Ты о них подумал?

Макс уткнулся взглядом в снег.

– Не твоего ума дело. И я не передумаю. Я только прошу тебя помочь. Если не согласен, верни мне деньги. Я найду какого-нибудь отморозка, заплачу ему. Уверен, тот с радостью согласиться, – он посмотрел на приятеля с непримиримой свирепостью. – Я все равно умру. Почему бы тебе не извлечь из этого своей выгоды?

Егор представил: они идут в темноте какой-нибудь подворотни, он вынимает пистолет, давит на спусковой крючок. И Макс заваливается на подмерзший снег. Картина дрогнула, оплыла, словно в нее плеснули какой-то мутной жидкостью. Воображаемое убийство оставило в душе тошнотворную слизь, как от раздавленного насекомого.

Макс тихо спросил:

– Хочешь, я на колени перед тобой встану?

Егор замотал головой.

– Не надо, не надо…

– Ты поможешь мне? – казалось, Макс вот-вот прыгнет на него и вцепится, чтобы держать, держать до момента собственной смерти.

Егор понял, что ему необходима передышка. На убийство он вряд ли пойдет, но отказываться опасно. И он не мог пообещать приятелю убить его в надежде потянуть время.

– Знаешь, Макс. Я… Мне надо подумать. Давай, ты дашь мне время. Немного. Один день. Завтра я тебе точно скажу. Договорились? Всего один день!

Он почувствовал облегчение, словно речь шла об отсрочке на год. День сейчас и казался ему годом.

– От одного дня ничего не изменится, – сказал Егор.

После продолжительной паузы Макс медленно кивнул.

– Хорошо. Завтра. Позвонишь мне завтра в пять часов.