В конце июля 1807 года в парадных залах Большого Екатерининского дворца в Царском Селе состоялся бал в честь завершения переговоров между Александром I и Наполеоном в Тильзите. Политика сближения с Францией и вражды с Англией, которую русскому императору навязал император-француз, вызвала неодобрение русского дворянства, как задевавшая его экономические интересы. Устраивая балы и пышные празднества в честь заключенного союза с Наполеоном, Александр I пытался убедить окружение, что Россия не только не проиграла от достигнутых договоренностей, наоборот, получила преимущества. Высший свет относился к этому настороженно, а серьезные аналитики считали, что хотя царь и недостаточно глубок и тонок, чтобы обмануть Наполеона, но слишком хитер (он же – «византийский мудрец»!), чтобы Бонапарт мог его надолго обмануть.
…Великосветские дамы замерли в желании быть приглашенными на танец императором, который не просто любил танцевать, но был общепризнанным виртуозом вальса. К вящему огорчению и жгучей зависти женской половины зала, приглашения удостоилась молодая графиня Ливен, с которой Александр I вместе воспитывался. С последней их встречи минуло семь лет, и приглашение на танец должно было продемонстрировать ей, что некогда пай-мальчик Алекс, став императором, не забыл о совместно проведенном детстве.
Нисколько не обращая внимания на присутствующих, Александр I и Дарья в танце обменивались репликами:
– Мне больше нравится имя Доротея, и позвольте я буду называть вас так. Оно подходит вам, в нем слышится что-то неукротимое…
– Ваше величество! Если бы вы сумели хоть на время укротить Бонапарта…
– Почему же на время? Наш союз будет продолжительным и прочным.
– О нет, ваше величество! Вспомните мои слова через пять лет…
Государь заметно помрачнел.
– Я еще никогда во время танца не говорил с женщиной о политике. Ценю вашу решительность, ибо не всякий из моих министров отважится сказать мне в лицо столь дерзкие слова…
– Ваше величество, закон Паскаля гласит: «Опереться можно лишь о то, что сопротивляется». Мое неприятие Тильзитского договора не означает, что вы не можете на меня положиться, поэтому я не боюсь навлечь на себя ваш государев гнев!
– Приятно скрестить шпаги с смелой женщиной. Я бы сказал, с женщиной мужского ума. Впрочем, оставим это. Псмотрите, какой красивый фейерверк!»
Великосветская знать, которая внимала каждому слову самодержца и его партнерши, не придала значения отношению Дарьи к Тильзитскому договору, но хорошо запомнила ее предречение. И 24 июня 1812 года, когда полчища Наполеона форсировали Неман и вторглись в пределы России, Дарья в свете получила прозвище «Сивилла»1.
Очередная встреча Дарьи с Александром I была сугубо официальной и состоялась в 1809 году, когда царь напутствовал нового посла в Берлине Христофора Андреевича Ливена, сменившего военный мундир на сюртук дипломата. Со светской полуулыбкой взглянув на стоящую рядом с ним Дарью, император, вспомнив происшедшую между ними пикировку, многозначительно произнес: «Надеюсь, граф, что ваша отважная супруга будет вам надежной помощницей всё время вашей миссии в Пруссии!»
…Хотя в Берлине Дарья начала с успехом постигать искусство женской дипломатии, в которой со временем она станет одной из самых искусных и ловких представительниц, тем не менее всё в Пруссии казалось ей мелким и скучным. И тогда графиня, чтобы найти подобающее применение распиравшим ее духовным силам, а также с целью удовлетворить собственное тщеславие, открыла при посольстве светский литературно-политический салон, который стала посещать берлинская знать.
На приемах, балах, званых вечерах, во время прогулок и карточных партий завязывались полезные знакомства, а из разговоров приезжавших из всех стран Европы дипломатов можно было почерпнуть немало интересной информации. Этим был обязан заниматься по долгу службы посол Ливен, но особенно много полезных сведений удалось добыть его жене.
Харизма этой молодой хорошенькой женщины, с виду легкомысленной аристократки, действовала гипнотически, перед ней было не устоять самому прожженному политику, и чтобы завоевать ее благорасположение, каждый из гостей салона готов был выпрыгнуть из штанов, а в стремлении доказать свою близость к сильным мира сего без оглядки бравировал своей осведомленностью в секретах. Дарья не только слушала и запоминала. Настроившись на волну собеседника, она наводящими вопросами получала исчерпывающие данные об интересующем ее предмете. Да и вообще, о ее красноречии и даре убеждения ходили легенды – все, знавшие Дарью, утверждали, что она смогла бы убедить даже голодного тигра не растерзать ее, если бы тот понимал человеческий язык…
Еще в 1810 году Дарья в своем салоне первой получила информацию об антироссийской направленности прусско-французских и австро-французских переговоров; о намерении Наполеона напасть на Россию; о плане австрийского канцлера Меттерниха вопреки союзническому договору с Россией прекратить войну с Наполеоном и заключить с ним сепаратный мир (что и было сделано австрияком-предателем, но, благодаря своевременному сигналу Дарьи, это произошло лишь в марте 1812 года). Графиня обо всём немедленно извещала Александра I письмами, которые в целях конспирации подписывала своим прозвищем – «Сивилла».
Однако за исключением подобных ярких моментов политической жизни всё в Пруссии представлялось Дарье совершенно никчемным. Это сказалось на ее отношении к салону: она почти забросила его, занявшись воспитанием детей, сопровождала их в деревню, на море. Но всё это не могло развеять ее сплин, и она тайно надеялась, что пребывание в Берлине скоро завершится. Ура! – ее надежды оправдались, и 30 июня 1812 года Христофор Ливен был отозван в Россию для получения нового назначения.
…Немцы говорят: «из всякого свинства нужно вырезать кусочек ветчины для себя» – как бы ни тяготилась Дарья пребыванием в Берлине, именно там у нее пробудился интерес к международным делам, там она почувствовала вкус к аналитической разведке и сделала первые шаги на этом тернистом пути «как тайный сугубо личный конфидент Александра I». На языке профессионалов это звучит так: «император, выступив в роли оператора, принял Дарью Ливен на личную связь в качестве секретного агента под псевдонимом “Сивилла”».
В октябре 1812 года, во многом благодаря заслугам своей супруги в предшествовавших событиях, граф Ливен получил должность посла в Лондоне, которая являлась ключевым постом для политической жизни России. В Англии Дарья развернулась во всём блеске своих недюжинных дарований и всерьез занялась дипломатической и разведывательной деятельностью.
По прибытии в Лондон она первое время увлеченно познавала новую для себя реальность, но потом пошла по опробованной в Берлине стезе: открыла в элитном районе Лондона светский салон. Он стал популярен среди «сливок» британского общества: членов королевской семьи, парламентариев, министров, политиков из партий вигов и тори, а она утвердилась в роли светской львицы и общепризнанной законодательницы мод Англии. Однако на достигнутом Дарья не успокоилась и приумножила свой персональный успех на дипломатическом поприще: благодаря своему уму и энергии, стала фактическим главой посольства, превзойдя своего супруга и по дипломатическим способностям, и по политическим талантам.
Местные политики с удивлением отмечали, что графиня Ливен первая и единственная женщина-иностранка, которой удалось приобрести настолько серьезное влияние и авторитет среди представителей местного истеблишмента, что она бесперебойно получает информацию обо всех проблемах британского общества из первых рук.
Никому и в голову не приходило, что добытые сведения графиня шлет не в министерство иностранных дел – российскому императору, по каналу, только им двоим известному…
Получить приглашение в салон Дарьи Христофоровны считалось большой честью. На протяжении 22 лет (1812—1834) то было место неофициальных встреч видных деятелей и политиков всех государств Европы. Имена некоторых завсегдатаев салона всемирно известны: герцог фельдмаршал Веллингтон, герой Ватерлоо, дважды занимавший пост премьер-министра Великобритании; великий поэт лорд Джордж Байрон; Шарль Морис Талейран, французский посол в Лондоне. Да-да, тот самый герцог Беневентский епископ Отенский светлейший князь Талейран-Перигор, аристократ в пятом поколении, отрекшийся от своей родословной, чтобы стать дипломатом и министром Французской республики; предавший затем Республику Наполеону, а его – Бурбонам, чтобы еще через полтора десятилетия перейти на службу к королю-буржуа Луи-Филиппу Орлеанскому, предав ему Бурбонов; чье имя стало синонимом дипломатической изворотливости и коварства. О Талейране современники говорили, что он так богат, потому что продавал всех, кто его покупал. После его смерти во Франции ходила шутка: «Талейран умер? Интересно, сколько он на этом наварил?»
В 1808 году во время Эрфуртского свидания французского и русского императоров Талейран, намереваясь «срубить деньжат», с соблюдением мер конспирации вышел на Александра I и заявил о желании поработать в пользу России. Действительно, в течение года он состоял сугубо личным конфидентом российского императора и в секретной дипломатической переписке проходил под кодовым именем «Кузен Анри», «Юрисконсульт», «Книгопродавец» или просто «Анна Ивановна». За огромные деньги он сообщал Александру I кое-что несущественное о планах Наполеона.
Деятельность Дарьи по добыванию информацию не ограничивалась рамками салона – она регулярно выезжала в те уголки Великобритании, где обитали ее высокопоставленные знакомые, которые числились членами ее салона-клуба. Эта динамичная жизнь позволяла ей постоянно быть в курсе всех важнейших английских новостей и даже слухов, а уж в том, что от ее пытливого ума и проницательности не ускользали малейшие нюансы еще не созревших решений главы Букингемского дворца, можно не сомневаться!
Особо привечаемой гостьей Ливен была в летней резиденции короля Георга IV в Брайтоне и в официальной резиденции британских монархов – Букингемском дворце в Лондоне.
Георг IV и супруги Ливен настолько прониклись взаимной симпатией и так сблизились, что в опочивальне короля висел портрет графини – творение знаменитого придворного художника XVIII—XIX вв. Лоуренса. Когда же в 1819 году Дарья родила в Лондоне сына, его назвали Георгием в честь английского короля. Последний, узнав об этом, тут же вызвался быть крестным отцом и без устали повторял, что он и младенец похожи, как две капли воды. Правда, злые языки окрестили младенца «сыном Конгресса», намекая на то, что его отец – князь Клеменс фон Меттерних, канцлер Австрии.
В сентябре 1814 года по личному указанию Александра I супруги Ливен из Лондона прибыли в Вену для участия в общеевропейской конференции (в историю она вошла как Венский конгресс), где было объявлено о завершении наполеоновских войн и наступлении мира. После исчезновения Наполеона из политической жизни Александр I намеревался занять его место и играть в Европе главенствующую роль. Однако канцлер Австрии Меттерних, страшась усиления России на международной арене, затеял свою игру и исподволь торпедировал его инициативы. Российский император попытался подкупить австрияка, назначив ему секретную «пенсию». Канцлер деньги брал, но гнул свою линию.
Чтобы быть в курсе планов Меттерниха, известного волочилы и блудодея, Александр I решил использовать его страсть к молодым красивым женщинам и дал задание «Сивилле» соблазнить его. При этом действовал император не по наитию, а зная наверняка (из рассказов младшего брата Константина, прежнего любовника Дарьи) ее игривый нрав и склонность к флирту с «клубничкой»…
29 ноября 1814 года Людвиг ван Бетховен в присутствии коронованных особ дирижировал победно-патриотической кантатой «Славный миг». В этой атмосфере праздника и взаимного обожания министр иностранных дел России Карл Нессельроде по «просьбе» императора представил графиню «хозяину» Венского конгресса – Меттерниху. Увидев Дарью, тот упал перед ней на колени и стал лобызать ее оголенные по локоть руки. Не было никаких сомнений, что канцлер влюбился в нее, как мальчишка с первого взгляда и по уши. Дарья же, сохраняя пафос дистанции, весьма сдержанно приняла изъявления его чувств.
Меттерних обожал танцы, а узнав, что объект его вожделений страстная поклонница вальса, пришел в неописуемый восторг и… В общем, с тех пор балов на Венском конгрессе стало гораздо больше, чем заседаний.
…Кружась в вальсе, получать детальную информацию невозможно, как бы откровенен ни был партнер, поэтому встречи «влюбленных» из бального зала плавно переместились в загородный дом канцлера, превратившись из светских в просто уединенные, а затем в откровенно интимные. На следующий день после свидания с канцлером секреты, добытые Дарьей в ходе «дипломатии подушек», ею лично докладывались оператору-императору, в худшем случае пересказывались ему Карлом Нессельроде.
О проекте
О подписке