«Эдита» сумела настолько войти в доверие к японцу, что он открылся ей: под большим секретом сообщил, что является японским дипломатом. Контрабандой и золотовалютными операциями занимается ввиду крайней необходимости: нужны деньги для оплаты врачей, лечащих его ребенка. Рассказал также о своих регулярных поездках в Токио, Сингапур и Гонконг для доставки в Союз часов, ювелирных украшений, аудио– и видеоаппаратуры. Проблем при перевозке больших партий товара у него не возникает, так как он обладает дипломатическим иммунитетом.
Японец посетовал, что долгое время безуспешно пытается приобрести серебряный Константиновский рубль, за который готов отдать любые деньги. В этой связи он возлагает особые надежды на развитие отношений с «Эдитой» как с работницей Гохрана и готов выполнить все ее условия.
(Справка: Константиновский серебряный рубль, год чеканки 1825-й, изготовлен по недоразумению ввиду отсутствия информации о завещании императора Александра I. Константин, следующий после Александра, сын Павла I, формально должен был унаследовать престол. Однако из-за того, что он состоял в неравнородном браке с польской дворянкой Иоанной Грудзинской, его дети не могли претендовать на царский трон. По этой причине Александр I незадолго до своей кончины подписал манифест о назначении наследником младшего брата – Николая. По мнению экспертов, в мире на сегодня сохранилось лишь шесть подлинных экземпляров Константиновского рубля. Но даже подделки, датированные 1859–1860 гг., не смущают коллекционеров. Цена одной монеты на аукционе Sotheby’s в 1981 году достигала 100 тысяч долларов.)
В порыве откровенности японец с явным сожалением признался, что в Москве находится без жены, да и вообще истосковался по женскому обществу. Намекнул, что не прочь навестить агентессу на дому.
Следуя отработанной линии поведения, «Эдита» охотно подхватила эту тему, сказав, что непременно пригласит Курусу к себе в гости, как только муж уедет в командировку. Иностранец тут же поинтересовался, чем занимается ее супруг.
Агентесса простодушно ответила, что он работает геологоразведчиком, ищет алмазы и золото в Якутии, и поэтому часто уезжает в командировки…
В заключение японец пояснил, почему он заинтересован поддерживать деловые отношения только с ней – удобнее и безопаснее продавать контрабандный товар одному надежному посреднику, чем многим случайным покупателям. К тому же «Эдита», по его мнению, принадлежит к элитной группе государственных служащих, а это – гарантия безопасности их бизнеса, ибо она рискует не менее, чем он, и, значит, будет предельно осмотрительна и конспиративна в делах.
* * *
Когда о состоявшемся разговоре агентесса сообщила своему оператору – генералу Карпову – тот, следуя в фарватере намерений председателя, немедленно дал ей задание загнать азиата в «медовую ловушку», то есть установить с ним интимные отношения.
Решено было завлечь Курусу к ней на квартиру. Остановились на том, что делать это надо не спеша, подержав какое-то время иностранца на сексуальном карантине, – пусть дозреет!
…Когда дипломат вновь вернулся из Сингапура с очередной партией товара и позвонил «Эдите», та ответила, что прийти на встречу не может, так как повредила ногу, поэтому в течение двух недель вынуждена будет сидеть дома. А в настоящий момент она лежит в постели голодная, так как муж уехал в длительную командировку и ей даже чаю некому заварить.
В подтверждение своих слов женщина расплакалась навзрыд в телефонную трубку. Японец и растерялся, и обрадовался одновременно. Помолчав секунду, – упоминание о постели задело за живое, к тому же ему недвусмысленно было сказано, что его вожделенная одна! – Курусу взял себя в руки и спросил, что же делать с привезенным товаром.
Будто не расслышав вопроса, агентесса, перейдя на шепот, добавила, что если Курусу-сан желает взглянуть на Константиновский рубль, то она может предоставить ему такую возможность – монета временно находится у нее дома.
Все сомнения мгновенно развеялись, японец прокричал в трубку, что немедленно берет такси и выезжает. Бросив трубку, он опрометью выбежал из телефонной будки. Вернулся, чтобы узнать адрес, а заодно поинтересовался, не будет ли «Эдита» возражать, если он захватит с собой пару бутылок шампанского…
Агентессе спешно забинтовали ногу, вооружили костылями. Макияж она наложила сама.
В сопровождении двух бригад «наружки» Курусу через двадцать минут подъехал на такси к дому. «Эдита» встретила японца, прыгая на костылях и морщась от боли. Извинилась за беспорядок в квартире – некому помочь. Минуя гостиную, проследовала в спальню и уселась на прикроватный пуфик…
…Свою роль агентесса-обольстительница играла с упоением. Халатик постоянно распахивался, то обнажая до самого основания стройные ноги, то вдруг из него одновременно выкатывались две молочные луны пудовых грудей…
От такого натиска Курусу вмиг забыл и о привезенном товаре, и о Константиновском рубле.
Осушив залпом пару бокалов шампанского, он попросил разрешения снять пиджак. На пиджаке не остановился, стащил и надетый поверх рубашки полотняный пояс с кармашками-ячейками, заполненными часами и золотыми браслетами. С облегчением вздохнул: «кольчуга» весила около десяти килограммов!
В свою очередь «Эдита» попросила разрешения прилечь на кровать – болит нога. Вновь предательски распахнулся халатик. Зачарованный Курусу вперил взгляд в манящее лоно. Ленивым движением женщина одернула подол. Губы ее были закушены, лукавые глаза, источавшие похоть, призывно смеялись. Запахивая полы халата и отрешенно глядя в потолок, агентесса стала поправлять прическу. Нет, она просто издевалась над молодым изголодавшимся самцом!
Завуалированный стриптиз стал последней каплей, что переполнила чашу плотских вожделений японца. Не в силах более противостоять разбушевавшейся физиологии, он сорвал со своей пассии халат, покрыл ее тело неистовыми поцелуями, с остервенением рванул брючный пояс и вмиг оказался меж ее ног…
Женщина вскрикнула и начала робко сопротивляться. Притворная борьба, а по сути – освобождение от халата, еще больше раззадорили японца. Дрыгая ногами, он пытался освободиться от брюк. Затрещала рвущаяся материя – это лопнули по шву брюки, из которых азиату наконец удалось выпрыгнуть…
…Тела сплелись в пароксизме страсти, комната наполнилась криками и сладострастными стонами. Дьявольская пляска достигла апогея, когда хлопнула входная дверь и в прихожей раздались хмельные мужские голоса…
– Боже мой! Муж! – закричала агентесса, пытаясь столкнуть с себя вошедшего в раж азиата. – Вернулся раньше времени! Что делать? Что делать?!
Забыв, что у нее по сценарию «перелом», женщина, извиваясь всем телом, начала обеими ногами колотить навалившегося на нее японца.
– Иосихису! Да остановись ты, наконец!!
– Сейчас-сейчас! – обезумев от азарта, заорал новоиспеченный любовник.
– Как ты тут без меня, золотце мое? Что ты там делаешь, почему не встречаешь своего зайчика? – раздался из прихожей голос «мужа».
Только тогда японец осознал всю трагичность момента. Действительно, что делать? Прыгать в окно? Под кровать? В шкаф? Поздно! Взгляд Курусу беспокойно метался в поисках брюк. А черт! Распоротые на две половинки штаны валялись на полу. Что толку их надевать?!
На пороге комнаты в сопровождении амбала зловещего вида появился «зайчик» с букетом красных гвоздик. Это был оперативный сотрудник из Службы Карпова. Амбал – сыщик по профессии, драчун по призванию, некогда прозванный московскими «топтунами» «Витя-выключатель», потому как одним ударом мог сразить наповал годовалого бычка, – был привлечен к мероприятию для оказания на японца психологического, а если потребуется, то и физического воздействия.
…Мизансцена развивалась по всем канонам байки о вернувшемся из командировки муже и неверной жене.
Женщина, делая вид, что пытается перехватить инициативу, спрыгнула с постели и, застегивая на ходу халат, со стаканом вина ринулась к мужу.
– Коля, дорогой!
В следующую секунду стакан полетел на пол, жена – на постель.
– Ах ты, стерва, ах ты, б…! – Заорал «муж», увидев голого незнакомца, и добавил несколько этажей непечатных выражений.
Развернувшись, он бросился к незадачливому любовнику и влепил ему пару оплеух. Для пущей драматизации обстановки схватил подвернувшийся под руку костыль, копьем метнул его в выбегающую из комнаты жену и снова бросился к японцу.
Накал страстей был так высок, актеры настолько вжились в роли, что никто из них не вспомнил, что по сценарию у «Эдиты» сломана нога, и уж бежать она никак не может…
Витя-выключатель перехватил обезумевшего от ревности приятеля и глыбой навис над иностранцем…
Приоткрыв дверь в комнату, «изменница» прокричала несвоим голосом:
– Коля не трогай его, он – иностранец, дипломат. Он пришел к нам в гости!
– Дипломаты в гости без штанов не ходют! Ты еще скажи, что он папа римский! Ишь, стоило уехать в командировку, как она здесь международным развратом занялась!
Разбушевавшийся Коля схватил початую бутылку шампанского и грохнул ею о пол.
Курусу продолжал стоять посреди комнаты, судорожно соображая, что предпринять. Если бы не штаны, он уже давно попытался пробиться к двери, но…
В прихожей раздалась трель звонка.
«Эдита» вдруг вспомнила, что у нее сломана нога, громко застонала и, прихрамывая, направилась к двери.
На пороге стояли ее оператор – Леонтий Алексеевич Карпов – в форме майора милиции и двое в штатском.
– Вам чего? – как можно грубее спросила агентесса.
– Что у вас здесь происходит? – грозно ответил на вопрос вопросом Карпов. – Соседи позвонили в милицию, говорят, убийство…
«Майор» придирчиво оглядел присутствующих и остановил взгляд на Курусу.
– Так-так, значит, не убийство, а разбой! Вовремя мы прибыли. «Гоп-стоп» только начался – с гражданина только портки успели снять! А если б мы задержались?!
Карпов шагнул к стулу, на котором лежал полотняный пояс, приподнял его. Посыпались часы, броши, браслеты…
Витя-выключатель нагнулся, чтобы поднять один. В ту же секунду «майор» проворно выхватил пистолет, двое в штатском также обнажили стволы.
– Не двигаться! Всем лечь на пол! Быстро! Лицом вниз! Стреляю без предупреждения! Кузькин, вызови подмогу!
Опер в штатском с готовностью вынул из кармана переговорное устройство.
– Седьмой! Я – пятый! Здесь ограбление! Группу захвата в четвертую квартиру… Второй этаж! Живо!
– Вот оно в чем дело! – произнес Леонтий Алексеевич, носком башмака сгребая в кучку раскатившиеся по полу часы и браслеты. – Неплохо поживились бы ребята, опоздай мы на пять минут… Кто хозяин этих вещей?
Японец оторвал голову от пола, но тут в квартиру ввалились дюжие автоматчики в камуфляже.
– Забрать всех в отделение, оставить пострадавшего и ответственного квартиросъемщика… для допроса!
– Я не могу ехать, у меня сломана нога, ко мне врач сейчас должен прийти! – скороговоркой выпалила «Эдита».
– Вы останьтесь! – приказал Карпов.
Глава четвертая
Из постели – в контрразведку
– Вы кто такой? – нарочито грубо спросил Карпов японца, когда «мужа» и Витю-выключателя автоматчики выволокли из квартиры.
Курусу пробормотал что-то невнятное.
– Предъявите документы!
В это время один из оперов уже расстегивал кармашки пояса и с ловкостью фокусника раскладывал часы и браслеты на столе. Другой деловито щелкал фотокамерой.
Агентесса сослалась на боль в ноге и прилегла на кровать.
– Я – дипломат… – промямлил Курусу и трясущимися руками предъявил свою аккредитационную карточку дипломата.
– В таком случае я обязан сообщить о вашем задержании в МИД!
Карпов поднял трубку телефона и стал наугад вращать диск.
– Не надо! – покрывшись испариной, взмолился японец. – Пожалуйста, не надо никуда звонить, – и, указывая на «патронташ» с часами и золотыми изделиями, – забирайте все… Здесь целое состояние!
Один из оперов навел на него фотоаппарат и несколько раз щелкнул затвором. Курусу окончательно сник.
– Часики и золотишко нам не нужны, – примирительно сказал Карпов, – но договориться сможем…
* * *
Вербовка состоялась.
Тут же в квартире «Эдиты» японец в подтверждение своей готовности сотрудничать с правоохранительными органами СССР (какими конкретно, Курусу еще не знал) собственноручно описал известные ему подробности кражи уникальных бриллиантов из квартиры народной артистки СССР Ирины Бугримовой.
Покончив с сочинением на заданную тему, иностранец поинтересовался, как подписывать его.
– Да чего там… подпишите его одним словом: «Самурай»! – бодро ответил Карпов. – Чтоб никто не догадался… Ни сейчас, ни впредь! Не возражаете?
Нет, Курусу не возражал – оставшись без порток, поневоле станешь покладистым… Он лишь на секунду задержал взгляд на лице генерала, улыбнулся своей догадке и сделал решительный росчерк.
Перед тем как выпроводить японца за порог, «Эдита», сидя на недавнем ристалище любовных игр – на кровати, – зашивала его распоротые брюки, а Карпов в гостиной инструктировал новоиспеченного агента о способах связи, месте и дате будущей встречи.
Как только за «новобранцем» закрылась дверь, генерал отправил «Эдиту» на кухню разбинтовываться и готовить кофе, а сам нетерпеливо сгреб со стола ворох исписанных бумаг и стал вчитываться в каракули японца, более похожие на иероглифы, чем на кириллицу.
Содержание настолько впечатлило Карпова, что он безотчетно схватил трубку и набрал номер прямого телефона Андропова. Лишь вспомнив, что перед ним незащищенный от прослушивания аппарат городской АТС, в сердцах швырнул телефонную трубку, чертыхнулся и, не попрощавшись с агентессой, опрометью выбежал из квартиры.
В тот же вечер Леонтий Алексеевич доложил председателю подробности проведенной вербовки и содержание представленного «Самураем» донесения.
* * *
На следующее утро Андропов уведомил Леонида Ильича о «грозящей ему опасности» и заручился его поддержкой в реализации своих планов. Под предлогом проведения оперативных мероприятий по защите чести Семьи и, как следствие, – престижа державы, председатель получил карт-бланш на разработку связей Галины Леонидовны, первой в числе которых значилась Светлана Щёлокова…
Таким образом, генсек фактически жаловал Андропова охранной грамотой, позволяющей бесконтрольно держать «под колпаком» самого министра внутренних дел!
Брежнев так и не понял, какую злую шутку сыграл с ним Андропов, получив из его рук исключительное право разрабатывать окружение Галины Леонидовны. Впрочем, Леонид Ильич в то время уже мало что понимал…
Глава пятая
«Бриллиантович»
Донесение на заданную тему
«Я близко познакомился с Борисом Буряце в 1977 году в Мисхоре, когда по заданию посла выезжал на два дня в Крым. Раньше мы нередко встречались на «бирже» в Столешниковом переулке и даже стали приятелями.
Общаясь с постоянными клиентами «бриллиантовой биржи», я, как правило, представлялся узбеком из Ташкента, и они верили, потому что по-русски я говорю почти без акцента. Но там, в Мисхоре, я почувствовал, что Борису я должен открыть свой реальный статус и свое имя. Почему? Чтобы установить с ним более тесные деловые отношения, так как его я всегда считал одним из основных игроков или, скорее, законодателем цен на «бирже».
Борис оценил мою откровенность, и во время общения со мной всегда старался отвечать тем же.
В кругах деловых людей, которые занимаются операциями с валютой и драгоценностями, Буряце известен под кличкой «Бриллиантович». Думаю, что основанием для этого послужила его страсть к драгоценным камням вообще и к «брюликам», в частности. Не исключено, что «Бриллиантовичем» его называют еще и потому, что дела, которые он проворачивает с «камешками», поражают воображение. Он постоянно носит золотой перстень с бриллиантом в четыре карата, на шее у него – толстая крученая золотая цепь с огромным крестом из платины, который украшен бриллиантом в шесть карат. Он никогда не расставался с этими украшениями и, даже купаясь в море, их не снимал. Я спросил Бориса, как это он не боится появляться на людях, таская на себе целое состояние. Он засмеялся и указал на приближающуюся к пляжу белую «Волгу».
«Вон, видишь, – сказал он, – катит моя Мадам. Она везет мне обед, смену белья, а заодно – смену охранников. Эти, – Борис указал на сидевших поблизости двух громил, не снимавших в жару рубашек, под которыми бугрились кобуры с пистолетами, – мне надоели!»
…Когда подъехала «Волга», я был ошеломлен, увидев, что из нее вышла… Галина Брежнева, которую Буряце за глаза называл «Мадам». Я встречался с нею в разных посольствах на дипломатических приемах, и поэтому сразу узнал ее.
Я догадался, что в роли телохранителей, на которых указывал Борис, выступают сотрудники правительственной охраны, приставленные к дочери вашего генерального секретаря, но я никак не мог понять, что может быть общего между нею, дочерью первого лица великой страны, и спекулянтом «брюликами», каким я знал Буряце. Возможно, размышления отразились на моем лице, потому что Борис поспешил объяснить мне, что Галина безумно в него влюблена.