Эпизод 1. Дверь к знаниям

Прежде чем эту историю начать, я вам так скажу: про военные действия, под самым боком, в соседнем Афганистане ведущиеся, я же не зря в самом начале упомянул. Совсем не просто так. Шли они там уже который год, и экономика страны, имевшая тогда практически неисчерпаемый военный потенциал, заваливала личный состав Сороковой армии таким количеством вооружения, будто она не с полупартизанскими формированиями горцев дело имела, а, на беду свою, в еще одну Сталинградскую битву ввязалась. Везлось все это вооружение эшелонами в течение многих лет и под влиянием принципа «Война все спишет», безответственно и безалаберно хранилось на складах и бездумно разбрасывалось по всем местам дислокации воинских частей и учебным полигонам. На полигонах особенно. Таких полигонов, где вновь призванные военные перед отправкой в Афганистан познавали искусство войны и первый раз в своей жизни нюхали порох, вкруг того города было предостаточно, потому как мост через пограничную реку был только тут и, стало быть, вводить все новые и новые подразделения и технику через этот городишко было сподручнее всего. Ну а при учете того, что сообразительному и резвому пацану доехать на велосипеде до такого полигона было совсем не трудно, а охрана там охраняла зачастую только себя, детишки в том городе в те времена развлекались выплавкой тола из противотанковых мин и розжигом трассирующих пуль, зажатых в плоскогубцы. К слову, у их сверстников севернее высшим проявлением пиротехники служил кусок расчески, подожженный умыкнутыми у бабушки спичками. Ну вот, в таком вот микроклимате военных будней и при совершенно легкой доступности всевозможных боеприпасов и случилась эта история. Как, впрочем, и остальные, которые я сегодня обязательно расскажу.

Ну и вот…

Однажды после очередной велосипедной вылазки на места разгильдяйского хранения боеприпасов, помимо стреляных гильз всевозможных калибров, взрывателя от противотанковой мины «наверное, еще целого…» и дымовой шашки фронтового прикрытия, богатство этих пытливых умов пополнилось целой коробкой запалов от ручной гранаты Ф‐1, в простонародье именуемой «лимонка». Сами гранаты в тот раз, к сожалению, добыть не удалось. Ну, запалы так запалы. С ними тоже вполне себе много всевозможных забав и развлечений придумать можно! И ведь придумывали, стервецы. Но поскольку запалов тех в коробке было изрядное количество, то многократно кидать их в искусственный пруд, вырытый земснарядом, и наблюдать, как они там не сильно бумкают, или швырять их в пыль проселочной дороги, наблюдая из засады, как в воздух взлетает небольшое пыльное облачко, быстро наскучило. Если честно, скучно стало уже после третьего повтора. Ну, вот ведь, ожидаешь же, что как минимум половину пруда во все стороны разметает, толстым слоем рыбы и водорослей берега завалив, а тут какой-то скромный пук и небольшое волнение на поверхности происходят, лишь парочкой почивших карасей сопровождаемые. Ожидаешь, что после громкого хлопка на обочине той самой дороги воронка хотя бы по пояс окажется, ан нет – ямка скромная, в которой даже таракана не похоронить. Сплошное разочарование! Посидели, оставшиеся две трети запалов в руках покрутили и на всякий случай решили еще разок проверить. Еще пять раз, если честно. Не-а, результат все время один и тот же – не получается феерического взрыва водоема или подрыва рельса отслужившей свой век узкоколейки. Никак не получается.

Сам пруд, прилегающую грунтовку и идущую мимо узкоколейку, по которой, слава Богу, уже сорок лет никто не ездил, они знали хорошо, и такого позорного подвоха в разрушении их ожиданий от этих объектов они ну никак не ожидали. Потому, решив, что проблема где-то внутри взрывного боеприпаса, пытливые умы решили те самые запалы разобрать, надеясь обнаружить причину таких скромных результатов подрыва окружающей природы. По идее уже в этот момент у ребят были все шансы попрощаться не просто с пальцами рук и яблоками глаз, но и с кем-либо из участников этих инженерных изысканий. Такие случаи, как это ни прискорбно, в то время в этом городе иногда происходили. Но нет, в тот раз пронесло. Всего-то один только раз и оглохли на недельку, когда целеустремленными стараниями удалось-таки разжечь содержимое запального капсюля, высыпанное на тетрадный листок. Дело происходило на кухне одного из этих счастливых обладателей коробки с запалами. В этот раз бумкнуло знатно, и парни собственными ушами на веки вечные впитали физическое правило распространения и усиления взрывной волны в замкнутом пространстве.

Оно, это самое правило, и внесло всеобщее озарение и прозрение. Дней через шесть, после того как друг друга и окружающую среду стало хоть немного слышно, а у одного из участников перестал болеть зад, надранный отцом за выбитые на кухне окна, было принято коллективное решение, что «рвать нужно зажатую…». Но поскольку зажимать в собственных руках никто не решился и кого-нибудь на стороне уговорить тоже не вышло, требовалось срочно подыскать удобное место, куда капсюль вошел бы туго и плотно для достижения максимально громкого и разрушительного бабаха. Каждый из адептов подрывного искусства, сунув в карман по паре капсюлей от уже без всякого сожаления разобранных запалов, ринулся в окружающий мир с надеждой место для эпического взрыва отыскать первым и тем самым снискать себе славу юркого и отважного первооткрывателя. Капсюли примерялись во все возможные и невозможные места, каковые могли подойти для уничтожения взрывом или же вовсе для этого непригодными были. Примерялись эти капсюли своими металлическими цилиндрами и к шпинделю школьного токарного станка, в губки которого капсюль зажимался ну о-о-о-очень замкнуто и плотно, и к игрушечному чайнику младшей сестренки одного из наших героев, закрытая крышка которого создавала вполне себе замкнутое пространство, и даже была попытка определить его в дверной глазок входной двери, от которого заблаговременно была откручена пластмассовая линза. Все было не то, и все было не так. Либо пространство оказывалось слишком большим или чрезмерно маленьким, либо подрыв объекта мог вызвать излишний общественный диссонанс и, как следствие, несколько выпоротых задниц.

Но, как я уже и говорил, парни обладали удивительно живым воображением и неубиваемой тягой к достижению результатов в поставленных задачах. Все это непрерывно подогревалось кипучей энергией молодых организмов и нескончаемым зудом в том самом месте, которое и раньше пороли нещадно, и в будущем, совершенно точно, пороть будут еще не один десяток раз. Руководствуясь строфой из стишка научно-познавательного киножурнала «…и все же мы не привыкли отступать!», ребятишки денно и нощно пребывали в поиске места подходящего размещения взрывающейся железяки. И вскоре такое место нашлось! Замочная скважина в двери кабинета № 8 «Русский язык и литература» их родной школы как нельзя лучше подходила для их целей.

Замок в двери был допотопным, изготовленным еще во времена царя Гороха, и его замочная скважина имела вполне классическую форму – круглое отверстие сверху и широкая прямоугольная прорезь для бородки ключа ниже этого самого отверстия. Такие скважины изображали на карикатурах в смешном журнале «Крокодил», когда хотели показать кого-либо неприлично любопытного, подслушивающего или подглядывающего за чужими жизнями сквозь те самые замочные скважины. Черный кружок, уверенно стоящий на черной же ножке прямоугольного столбика. Капсюль входил в круглое отверстие замка с легким, незначительным сопротивлением и, упираясь своими медными манжетами в края замочной скважины, не позволял себе провалиться внутрь целиком. В таком положении капсюль фиксировался в замочной скважине, как патрон в патроннике. Как будто бы и замок, и капсюль один человек проектировал и их в одну смену на одном и том же оборонном заводе произвели.

А еще, нужно сказать, кабинет № 8 у парней любви и пиетета не вызывал вовсе, и я вам даже больше скажу, вызывал он у них особый трепет и нервные содрогания. И дело все в том, что в кабинете этом царствовала их классная руководительница, заслуженная преподавательница русского языка и литературы, изрядно пожившая на белом свете, но не утерявшая тяги к преподаванию, Анна Сергеевна Мизинцева. Видит Бог, мне совсем не хочется говорить что-либо плохого о людях, потому как я их, людей этих, очень сильно люблю и уважаю, но с Анной Сергеевной был как раз тот случай, когда характеристика «старый маразматик» была совершенно справедливо применима к ней уже задолго до рождения наших славных героев. Отдав всю свою жизнь школе и воспитанию подрастающего поколения, проработав в ней добрую половину века и выпустив в мир целую когорту прекрасных и хорошо образованных людей, с наступлением глубокой старости Анна Сергеевна решила уравновесить сделанное ранее «доброе и вечное» и, продолжая считать себя справедливым и талантливым педагогом, упорно не уходила на пенсию, даже невзирая на подступивший к ней букет физиологических и психологических недугов. И эти разрушительные старания Анны Сергеевны, прилагаемые ею к каждому ученику отдельно и ко всему классу вместе взятому, были настолько успешны, что устойчивая нелюбовь к русскому языку и великой русской литературе у всех одноклассников наших героев, да и у них самих, засела в самом глубоком подсознании, а пара человек даже мечтала как альтернативу изучать мертвые языки сгинувших племен Южной Америки или на худой конец литературу народов Крайнего Севера. Впрочем, об этом я как-нибудь в другой раз расскажу. Оттого, руководствуясь этими двумя критериями: первое – капсюль очень складно подходит, и второе – «Аннушкину дверь не жалко…», наши герои единогласно выбрали победителем замочную скважину двери в кабинет № 8 и приговорили к проведению опыта по прикладным взрывным работам.

И вот однажды, оставшись в кабинете № 8 после уроков, будучи в очередной раз наказанными Анной Сергеевной за ненаписанное сочинение и имея на руках только тетрадь и шариковую ручку, потому как портфели у временно лишенных свободы Анна Сергеевна отбирала и возвращала только после искупления провинности и прегрешений перед литературой, группа сотоварищей решила, что их время пришло. По очереди отпросившись в туалет у Анны Сергеевны, дремлющей на своем боевом посту строгой, но все ж таки требовательной русички, все шестеро через некоторое время собрались в коридоре перед дверью кабинета русского языка и так нелюбимой ими литературы. Роли партизан-подрывников были распределены заранее, и потому, как только необходимый кворум собрался, а все взрывающиеся принадлежности были аккуратно извлечены из карманов, участники операции «Грохот возмездия» равномерно распределились по своим, заранее обговоренным постам. Двое разбежались в разные стороны коридора, дабы присмотреть, чтоб кто-нибудь случайным гостем на этот праздник пиротехники не забрел, один отбежал к окнам, ведущим на школьный двор, примерно с той же задачей, что и два предыдущих сотоварища, двое приступили к приведению взрывного устройства во взведенное положение, а один для верности придавил приснопамятную дверь плечом, чтоб с той стороны, где в неволе лингвистического заточения теперь осталась одна только Анна Сергеевна. Ну а что, мало ли? А вдруг этой постпенсионной русичке в голову взбредет по коридорам прошвырнуться и, может быть, даже узников своих, в туалете почему-то замешкавшихся, со рвением и усердием поискать? В общем, в каких-то пять секунд все приготовления были сделаны лучшим образом, и операция началась.

Картонка капсюля, прикрывающая собой заряд бертолетовой соли, в связи с уже имеющимся опытом, была расковыряна мгновенно и в образовавшуюся лунку, впритык к явившемуся на свет взрывчатому веществу, была плотно вставлена серная головка большой туристической спички. Такими спичками они разжигали костры во времена коллективных походов в горы. Тогда, если вдруг не везло и приходилось разворачивать лагерь под дождем или сразу после него, когда отсыревают не только окружающие дрова, но даже, как казалось, их собственные позвоночники, для успешного разведения костра хватало всего лишь пары таких спичинок. Сами же спичинки, дабы они не повторили промокшей судьбы окружающей природы, сильно заблаговременно, еще дома, вместе с их «чиркальком» многократно окунали в растопленный свечной парафин. В таком состоянии спички совершенно точно не отсырели бы даже на дне океана. Теперь же, когда дождя над ними не было, а влажность воздуха строго соответствовала СанПиН уровня влажности в школьных и дошкольных учреждениях, нужды в вощеных спичках не предвиделось, и это была самая обычная туристическая спичка-переросток, извлеченная из коробка размером с небольшую шкатулку.

Капсюль, совпадение внешнего диаметра которого с радиусом округлой части замочной скважины было проверено до того неоднократно, вошел туда с плотным натягом, оставив на дверной поверхности лишь поблескивающий бронзой ободок открытой части с прикрепленной к ней спичкой внушительных размеров. Дальше оставалось только чиркнуть по этой головке коробком, размерами своими больше похожим на небольшую коробку из-под обуви. Чирк… Головка спичины зашипела, запузырилась разгорающейся смесью бертолетовой соли с прочими горючими химикатами и выплеснула из себя протуберанцы высокотемпературного пламени. В воздухе резко запахло горящей серой и надвигающимися неприятностями. Все трое, один – дверь придержащий, и двое – возжигающих пламень, отпрянули от двери и присоединились к своим друзьям-товарищам, уже побросавшим свои ответственные посты и наблюдавшим за происходящим из-за ближайшего угла. Серная головка, неспешно выгорая по поверхности, в конечном счете в процессе горения добралась до той своей части, что была присовокуплена к бертолетовой смеси, и метнула во взрывчатку всю свою пламенеющую ярость. И оно, это содержимое, бахнуло! Бахнуло знатно!

Так бахнуло, что с потолка в холле перед кабинетом № 8 осыпалась почти вся побелка, где-то на первом этаже во всю свою ширь распахнулась входная дверь, а окна во всем школьном корпусе издали протяжную ноту «дзи-и-и-и-инь», переходящую в нестройное дребезжание. Мухи, до того мирно спавшие на потолке холла перед кабинетом № 8, мгновенно разделились на два неравномерных социума, первый из которых, больший по своему размеру, очень быстро скончался от нахлынувшего испуга и звуковой волны, а второй, сплошь состоящий из особей, имеющих крепкие организмы и нервную систему, окончательно не помер, конечно же, но все ж таки испугался маленько и, сорвавшись с места, начал беспорядочно метаться в воздушном пространстве, ударяясь своими мушиными головами обо все, что только встречалось на пути.

Во внутренностях кабинета Анна Сергеевна подскочила от неожиданности и волею взрывной волны, нещадно прошедшейся по ее бедной голове, на несколько минут вернулась в светлый и рациональный разум, а преподаватель военного дела в соседнем кабинете № 9, майор в запасе Юрий Петрович, с молодецкой прытью лейтенантских лет нырнул под стол с муляжом автомата АК‐47 в руках и, высунувшись из-за ножки, приготовился держать оборону. В общем, закон распространения взрывной волны в замкнутом пространстве сработал на сто двадцать процентов! Героев же наших с места событий как ветром сдуло, и к моменту, когда эхо взрыва перестало гулять по школьным коридорам, а пыль, поднятая взрывной волной, вернулась на школьные стены, парочка из них уже успела добежать до дома. Без портфелей, до этого Анной Сергеевной во исполнение трудовой повинности реквизированных, бежать было легко и необременительно. И вот, казалось бы, ну что тут такого? Поулягутся пыль и нервы, перестанут истошно орать военрук и директор, выйдет из кабинета № 8 окрыленная Анна Сергеевна, и все, совершенно все, весело посмеются над такой задорной и, самое главное, такой безобидной шуткой. И забудется все уже к завтрашнему звонку на первый урок, и станут потом все учителя с учениками о таком замечательном озорстве с добрыми улыбками вспоминать, потому как совершенно ничего, кроме теплых воспоминаний, такой взрыв на челе школы и оставить-то не мог.