Огромные щуки. Вдруг дверь открывается, и входит отец. Он только что вернулся с рыбалки, поэтому одет во всё рыбацкое, только на ногах тапочки. Отец улыбается и зовет нас посмотреть, что он привёз. Мы немедленно бросаем пузыри и бежим за отцом. И Рекс бежит. На кухне, на расстеленной тряпке, лежат такие огромные рыбины, что у нас с Сашкой глаза вылезают на лоб. И у Рекса вылезают. Кобель с опаской подходит к рыбинам и, каждую секунду готовясь дать дёру, осторожно обнюхивает. Это щуки. Их две. Одна поменьше, а другая совсем большая. Пятнистые рыбины с огромными зубастыми пастями занимают половину кухонного пола. Их головы напоминают головы крокодилов из любимой книги Брэма. Щуки покрыты слизью, к которой прилипли листья и травинки. У большой щуки огромный жёлтый живот. И они сильно пахнут. По-рыбьи. Отец говорит, что обеих щук он убил из ружья, и что у той, которая поменьше, вес восемь килограммов, а у большой – два пуда. Или тридцать два килограмма. Мама ходит туда сюда вокруг щук и не знает, что с ними делать. Как подступиться.
Отец очень доволен; он без конца трогает щук за разные места и рассказывает, как всё случилось. И мы узнаём, что отец с дядей Петей и ещё с другими охотниками стрелял на Куршском заливе весенних уток. Ещё в темноте, перед утром, он посадил на воду утиные чучела и затаился в шалаше, сделанном из прошлогоднего, сухого камыша. В это время, совсем рядом в мелкой воде, он услышал плеск и шум от больших рыб. Это нерестились щуки. Отец не удержался и выстрелил в эту кучу дробью. Щуки разбежались, а две остались, их оглушило. И самая огромная осталась.
Когда мама всё-таки решается и вспарывает ей живот, из него вылезает много мелкой рыбы и икры, наверное, весом с малую щуку. Мелкой рыбой щука кормилась, а икру хотела выметать, чтобы были маленькие щурята, которые бы выросли и тоже жрали мальков. И хорошо, что отец убил этих крокодилов.
В другой щуке икры не оказывается, желудок у нее пустой, только в кишках белеют молоки. Мама говорит, что это щучий самец. Мы с Сашкой уже знаем, что такое самец, а что – самка, и откуда дети берутся, поэтому почти не удивляемся. Конечно, нам ещё не всё ясно в этом вопросе, но книг у отца много, и мы твёрдо знаем, что найдём в них ответы на всё. Или у ребят с улицы спросим. Они-то уж точно всё знают.
Отец в 1950 году
Речка. Наши с Сашкой отцы – заядлые рыбаки и охотники. Как только у них случается свободное от службы время, они тут же едут на рыбалку или охоту. Мама говорит, что отец «удирает» от семьи. Но он не удирает на совсем, и дядя Петя тоже не удирает. Они каждый раз возвращаются и привозят много рыбы и всякой дичи, а ещё больше рассказывают, и тогда наши мамы, и бабушки, и Сашкины сёстры смеются, и говорят, что всё это «враки», и что ничего этого не бывает. Но мы с Сашкой уверены, что на рыбалке и охоте бывает всякое, и с нетерпением ждем этих историй. Олега отец тоже иногда берёт с собой, но редко; брату некогда, ему надо хорошо учиться, чтобы стать умелым штурманом и офицером.
Мы с Сашкой всё время мечтаем, как нас однажды возьмут на рыбалку. На Куршский залив, или на канал, или хотя бы на Люблинское озеро. Тогда мы всем покажем, как умеем ловить рыбу. Но нас пока не берут, и мы пытаемся ловить сами, в речке, которая течет по территории училища. Она маленькая, шириной, наверное, не больше трех наших прыжков без разбега. И мелкая. В самом глубоком месте нам по грудь. В ней даже не утонешь, такая она маленькая. Проверено. Трава по её берегам почти всегда выкошена, только в некоторых местах в воде стоят невысокие тростники. Течения почти нет, особенно летом. Вода довольно чистая, и в её глубине хорошо видны затонувшие с войны кирпичи и всякие ржавые металлические штуки: банки, колючая проволока, гильзы. Иногда там плавают трупики животных, лягушек или крыс, даже кошек.
Нам с Сашкой не разрешают «ковыряться» в речке, но мы всё равно часто в ней «ковыряемся». Нас привлекает к ней множество живых существ, обитающих на берегах и в воде. На скошенной траве прыгают лягушки. Их много. Разного возраста и расцветок. Бегают ящерицы, быстрые жужелицы и даже медлительные жуки-носороги. Летают стрекозы, бабочки капустницы, лимонницы, адмиралы, павлиньи глазы и крапивницы. Больше всего крапивниц. А однажды мы долго гонялись за огромным махаоном, но так и не поймали. Всё потому, что у нас нет хорошего сачка для ловли насекомых. Был один, но мы его быстренько порвали, пытаясь ловить рыбёшек. И мама сказала, что она больше не будет переводить ценную марлю на наши шалости. В воде обитают те же самые лягушки, их дети головастики, пиявки, красивые тритоны с оранжевыми пестрыми пузиками и гребешками на спинках. И ещё всякие рыбки, в основном мальки маленьких-маленьких плотичек. Несколько раз мы видели, как крошечный щурёнок охотился на самых мелких мальков и водяных насекомых. На тех, которые ещё не перебрались в бассейн. Есть вьюны, но их очень трудно поймать, потому что они скользкие и вьются в руках, как змеи. Выскальзывают. У них смешные усы около рта. Плавают колюшки с острыми иглами спинных плавников. Встречаются и ужи, которых мы не боимся. И иногда берём в руки поиграть. У них на голове яркие жёлтые пятна, по которым их отличают от гадюк. Ядовитых гадюк мы пока не встречали. А очень хотелось бы встретить. И потрогать.
Большая плотва. Посмотрев огромных щук, мы с Сашкой решаем тоже заняться рыбалкой, и бежим на речку. Может быть, хотя бы тритонов наловим, чтобы посадить в банку и понаблюдать. Один раз у нас уже жил тритон, но мы не знали, чем его кормить, и отпустили. Сейчас-то мы знаем, чем, прочитали у Брэма, поэтому хочется попробовать ещё раз.
Мы подбегаем к мостику, ведущему на стрельбище, ложимся на его край и смотрим в воду. Стараемся смотреть в тень от мостика; так лучше видно, до самого дна. Как всегда, под мостом стоит небольшая стайка мелких плотичек-мальков. Но что это?! Среди них виднеется большущая плотица, кажущаяся нам в воде громадиной. По сравнению с мальками. Вот бы её поймать!
У нас моментально зреет план. Надо добыть её, сбросив сверху большие кирпичи. И оглушить её, как отец щук. Звуком. Или ударом по башке. Мы моментально приволакиваем пару красных кирпичей из кучи у бассейна и затаиваемся на мосту. Ждём подходящего момента. Как только плотица замирает поближе к поверхности воды, мы почти одновременно бросаем кирпичи. С силой. Получается большой всплеск, и нас обдаёт брызгами. Когда муть оседает, мы видим стайку мальков, по-прежнему замерших под мостом. Но большой плотвы нет. Мы разочарованы… И вдруг видим, что наши кирпичи лежат друг на друге, а между ними виднеется… рыбий хвост! Тут же, не раздеваясь, лезем в воду и вытаскиваем рыбёшку, уже мертвую. И немного плоскую. От кирпичей. В руках она кажется не такой громадиной, но мы всё равно довольны. Ещё никогда не ловили такую!
Пока несём добычу домой, опять спорим, чей кирпич был сверху и убил плотву. Мы совершенно мокрые, с ног до головы. Вымокли, пока доставали рыбешку. Дома торжественно показываем наш трофей. Все нас хвалят, потом вдруг вспоминают, что нам запрещается «ковыряться» в речке, и начинают ругать. Но недолго. Потому, что сегодня воскресенье, и накрыт стол, и все сидят вокруг, и торжественно едят щук. Уху из крокодильих голов и большие жареные куски. И нас усаживают за стол и вкусно кормят. Только предварительно переодевают и отмывают.
Бамбуковые удочки. Ура! Мы едем на рыбалку! На залив! Отец сообщает эту новость за два дня до выезда, чтобы мы с Сашкой как следует подготовились. Мама сопротивляется немного, говоря, что я ещё маленький, и что там со мной может произойти всякое, но отец смеётся, целует маму в щеку и говорит, что всё это ерунда, и что я уже совершенно большой. А ещё говорит, что он ждал, когда я научусь плавать, и теперь меня можно брать куда угодно, потому что я не утону.
Все дни до рыбалки мы собираемся. И говорим только об этом. Пристаем к мамам и бабулям, выпрашивая у них тёплую одежду, запасные носки, резиновые сапоги… И быстро всем надоедаем. Нас изгоняют из дома, и мы начинаем искать червей. Переворачиваем кирпичи и камни, которые лежат в траве, и смотрим, что там есть. Там много всего: и муравьи, и сороконожки, и быстроногие жужелицы, и слизни, и, конечно же, червяки. Ещё мы собираем червей утром, после дождя, когда они во множестве выползают на поверхность. Мы набираем червей несколько банок из-под консервов, и отец, когда видит наши запасы, улыбается и говорит, что нам их хватит на три с половиной года непрерывной ловли. И мы радуемся, что так много набрали.
Отец дарит мне настоящее бамбуковое удилище, которое собирается из двух половинок, которые втыкаются одна в другую. Для этого приделаны трубочки из гильз. Эти металлические трубочки входят друг в друга очень туго, и когда надо разбирать удилище, то мне это долго не удается. Помогает отец. А Сашке дядя Петя вручает трёх коленное удилище. Оно намного длиннее моего, и я ему – Сашке – здорово завидую. Но потом Сашка, тренируясь дома в сборке и разборке удилища, разбивает любимую чашку бабушки, и у него это длинное удилище отбирают на совсем, а выдают такое же, как у меня, и я успокаиваюсь.
К моему удилищу привязана тонкая леска с поплавком, свинцовым грузиком и маленьким крючком. В более толстую бамбуковую половинку вделаны загнутые металлические гвоздики без шляпок. На них наматывается леска, и крепится крючок. Эти гвоздики для наматывания лески называются мотовильцем. Если мотовильца нет, то леска будет все время болтаться, крючок обязательно зацепится за что-нибудь, и леска оборвется. И рыбачить будет нечем. Поэтому у настоящих рыбаков, когда они не рыбачат, леска всегда намотана на мотовильце. Мы с Сашкой хотим стать настоящими рыбаками и сразу наматываем лески на мотовильца, но всё равно часто разматываем и тренируемся дома в забросах. Поэтому крючки цепляются за что попало и там застревают, а когда мы их выдергиваем, то в одежде остаются места, где видно, и нам опять влетает «по первое число». Почему «по первое», а не «по второе» или «по третье», мы не можем понять. Но тренировки свои прекращаем.
Куршский залив. Наконец настает суббота. После обеда все рыбаки в рыбацкой одежде грузятся в старый трофейный автобус. И мы с Сашкой грузимся. С удочками и вещами. А Рекса сначала не берём. Его голова высовывается из окна и смотрит на нас печальными глазами, смешно наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Мы показываем Рексину голову отцу, и тогда он улыбается и разрешает кобеля взять. И мы снова вместе!
Отец перед рыбалкой на Куршском заливе. 1950-е годы
Дорога до залива долгая. Старенький автобус едет медленно, его потряхивает на ухабах, и мы почти всю дорогу спим. Просыпаемся, когда уже совсем приезжаем. Сначала мы видим берег. Он тянется вдоль залива длинной широкой полосой, а по заливу в мелкой воде виднеется ещё одна полоса – камышей. И уже после полосы камышей – вода. Много воды. Мы столько ещё не видели. Очень-очень далеко, там, где вода встречается с небом, еле заметно темнеет тоненькая чёрточка. Она как будто висит над водой. Отец называет её Куршской косой, и говорит, что когда-нибудь непременно нам её покажет, потому что это очень интересное место. Там чистое море и белый песок с кусочками янтаря, который море выбрасывает на берег после шторма. И мы с Сашкой тут же начинаем мечтать, как будем собирать янтарь и что будем с ним делать.
Наш автобус стоит на ровной заасфальтированной площадке. Асфальт старый, в трещинах, через которые проросла трава. Рядом виднеются развалины домов и кучи всякого мусора. От асфальтовой площадки в залив отходит несколько бетонных причалов. Все они разрушены, только один целый. Отец объясняет, что здесь стояли фашистские военные катера и была их база. И что место очень удобное для рыбалки. Потому, что сразу глубоко. И глубина даже выше дяди Петиного роста. А дядя Петя очень высокий.
Несколько рыбаков начинают готовить еду, а остальные – накачивать огромную резиновую лодку. Она грязно-жёлтая с чёрными уключинами, тоже резиновыми. Называется она «десантная». В этой лодке свободно помещаются человек десять рыбаков. Мы с Сашкой радуемся, что нас тоже возьмут в лодку, и мы будем ловить, но отец говорит, что пока мы должны освоить рыбалку с берега, с бетонного причала. После еды все рыбаки усаживаются в лодку, вставляют короткие весла в уключины и дружно гребут в залив. С нами остается матрос-шофёр, которому тоже дают удочку, чтобы он развлекался и следил за нами.
Первые трофеи. Мы собираем удочки, берем по банке червей и идем на причал. На тот, который не совсем разрушен. Ветра почти нет. Небольшие волны мягко плещутся в камнях, вывалившихся из бетона в тех местах, куда попали наши снаряды и бомбы. Потихоньку вечереет, солнце стоит низко над водой где-то за Куршской косой, небо чистое. Над водой пролетают неторопливые чайки и быстрые кулики и утки. Уток очень много.
Наживляем червей и закидываем удочки в воду. Никаких катушек у нас в ту пору не было, поэтому забросы получаются недалёкими, но нам и этого вполне хватает. Почти сразу рыбы видят наших червячков и начинают ими лакомиться. Поплавки одновременно дёргает и притапливает. Мы знаем, что надо подсекать, и подсекаем. Сашка выдёргивает из воды большого пескаря, а я – маленького окуня. Мы вскакиваем, начинаем хватать рыб и сильно запутываемся лесками. Рекс тоже мечется по причалу и, хватая рыб, запутывает наши лески ещё больше. Когда мы, наконец, рыб отцепляем и как следует нарадываемся на них, то долго распутываемся. И решаем разойтись подальше друг от друга, чтобы больше не запутываться.
Золотой лещ. Сашка находит место между большими камнями и забрасывает удочку в сторону берега, а я ухожу по причалу в озеро и закидываю туда, где поглубже. Сашка все время что-то подсекает и вытаскивает, и громко орёт при этом. А у меня долго ничего не клюет. Мне становится обидно, и я размышляю, не вернуться ли мне к Сашке. Но и возвратиться ни с чем тоже обидно. Так я и сижу, не зная, что делать.
Вдруг мой длинный поплавок, сделанный из гусиного пера, трясется и ложится на воду. Подумав, что крючок зацепился за подводную траву – такое уже было – я сильно дёргаю. Но никакого зацепа нет; крючок с остатками червяка свободно вылетает из воды и падает вместе с грузилом, поплавком и леской за моей спиной, чуть не угодив при этом в Рекса. Тогда я понимаю, что червяка хватала какая-то рыба. И наживляю самого крупного и самого красного червя. Почти сразу же поплавок снова ложится на воду. Я жду. Полежав немного, поплавок выпрямляется и чуть притапливается, а затем кто-то как потащит его в сторону! В этот момент я и подсекаю. Отец потом, слушая мой сбивчивый рассказ, говорит, что я случайно выбираю самый лучший момент для подсечки.
На крючке ощущается очень большая рыба. Она сильно сопротивляется, и мне никак не удаётся приподнять её на поверхность. Но я продолжаю тянуть что было сил, и вдруг рыбина легко выходит наверх и ложится на бок. Это огромный лещ. Его блестящая чешуя отливает золотом. Крепко сжав удилище в руках, я волоку рыбину вдоль причала к месту, где легче вытянуть её на сушу. Лещ спокойно волочится следом за мной. И дышит большим ртом. Когда я выволакиваю леща на берег, то снова, по счастливой случайности, тонкая леска, не рассчитанная на такую рыбину, не обрывается. Лещ, вытащенный на причал, понимает, что пришел конец, и начинает биться. Мне приходится накрыть его своим телом и долго удерживать, как герой одного военного фильма, когда он накрыл своим телом брошенную фашистом гранату, а она не разорвалась. Пока я лежу на леще, Рекс бегает вокруг и воет. А потом громко лает. Сашка слышит лай, думает, что я упал в воду, бросает удочку и прибегает. Увидев, как я лежу на большом леще, Сашка сразу бахается на меня, сверху, а я тогда ему начинаю орать снизу, что лещ уже заснул. На самом же деле я боюсь, что мы раздавим леща, и он будет таким же плоским, как та плотва между кирпичей, и что мне нечего будет показать отцу. Когда мы раскатываемся в разные стороны, то видим, что затихший лещ и вправду заснул.
Потом мы с Сашкой и Рексом садимся и начинаем с удовольствием рассматривать пойманного леща. Его широкая спина почти чёрного цвета, с каким-то сероватым налетом. Крупная чешуя по бокам тускло золотится. Раскрытый рот рыбины вытянут трубочкой. Огромный хвост больше моих раскрытых и составленных вместе ладоней.
О проекте
О подписке