ГЛАВА ПАДЕНИЕ ДВУХ КРАССОВ

Погода менялась. Вскоре в этих местах должны были начаться песчаные бури, поэтому войска стали постепенно возвращаться на север, в Антиохию. Однако Марк Красс не спешил. Он хотел показать сыну несколько храмов в Иерусалиме, где, по его сведениям, статуи богов были сделаны из чистого золота и щедро украшены драгоценными камнями. Лаций насчитал пять храмов. Легионеры начали строить большие повозки, чтобы вывезти тяжёлые скульптуры богов. Гастаты Варгонта и ветераны Мария обычно сопровождали их в портовые города, где грузили на корабли и отправляли в Рим.

В храме Афродиты, который был последним в этом списке, произошло неприятное событие, и легионеры, ставшие его невольными свидетелями, потом часто рассказывали об этом остальным воинам в большом лагере.

В тот день Красс показывал своему сыну огромные статуи Зевса, Геры, Аполлона, Венеры и ещё десятка греческих богов. Все они были сделаны из чистого золота. Когда он смотрел на них, его глаза светились от счастья и искреннего восторга. Ласково проводя рукой по тёплой поверхности жёлтого металла, Красс дрожащим голосом говорил, обращаясь к сыну:

– Смотри, Публий, такие даже в Греции нет. Тит Помпоний Аттик точно лопнет от зависти, когда увидит! Интересно, сколько здесь талантов золота? Тысячи, много тысяч…

Стоявшие у входа ликторы и легаты молчали. Лаций вошёл внутрь. Солнце нещадно палило в небе, превращая воздух в липкий сок персика, но в каменном храме было прохладно и приятно. Никого, кроме самого Красса, обилие золота в восторг уже не приводило. Консул с сыном углубились в дальнюю часть зала, за ними последовали ликторы, а Лаций с другими легатом вышли и остались стоять в тени на небольшой площадке у входа. Когда пожилой консул и его молодой сын показались из полутьмы храма, один из ликторов махнул рукой и центурион Геренний отдал приказ легионерам. Сорок человек первой центурии развернулись и направились к боковому входу. Для них начиналась рутинная работа: как и раньше, надо было вынести все эти статуи наружу и погрузить на скучившиеся с другой стороны повозки. Марк Красс и его сын стояли у выхода, а внизу, у лестницы, изнывали от жары легионеры. Ровные шеренги тянулись от первой ступени до начала пыльной дороги, где консула уже ждали лошади.

– Приветствую вас, защитники Рима! – громко произнёс Красс. Две когорты, почти тысяча человек, радостно выкрикнули его имя. Публий в это время стал не спеша спускаться вниз. Выслушав приветствие, Красс последовал за ним. Но когда его сын уже готов был сделать последний шаг и ступить на землю, он неожиданно оступился и упал. Как оказалось, за день до этого под первой ступенькой образовалась небольшая яма и перед самым приездом консула её наспех засыпали песком. Публий не видел этого, он смотрел на легионеров, отвечая на их приветствия. Попав ногой в песок, он подвернул щиколотку. Марка Красса отделяли от него всего два шага, однако он тоже не смотрел вниз. Взгляд консула был устремлён поверх голов приветствовавших его воинов.

– Слава императору! – кричали воины, с трудом превозмогая жару и усталость. Красс упивался этими словами. Краем глаза он видел, как сын сделал первый шаг на землю, а потом потерял его из виду. Продолжая смотреть вдаль, консул сделал следующий шаг. Нога зацепилась за плащ Публия, он попытался отдёрнуть её, но было уже поздно. Споткнувшись, он рухнул рядом. Сын лежал, держась за ногу. Теперь рядом с ним лежал его отец. Все легаты затихли и хмуро переглянулись. По рядам легионеров пронёсся звук, похожий на громкий вздох, и они опустили щиты на землю. Лаций видел, как их лица исказила гримаса ужаса. Для римлян, свято веривших в божественные предзнаменования, это был страшный знак.

Однако сам консул ничуть не расстроился. Он встал и, как ни в чём не бывало, ещё раз поприветствовал воинов. Те ответили вяло и невпопад. Красс натянуто улыбался, думая о том, что всё это – предрассудки и чепуха. Сколько раз он уже спотыкался в своей жизни! И ничего, всё было в порядке. Главное, что теперь золотые скульптуры отправятся в Рим, к нему домой. Позади уже слышны были команды легионеров, вытаскивавших из храма первую статую.

Они возвращались в Сирию с богатой добычей. Дорога была пустынной и скучной. Лаций плавно качался в такт шагам своей лошади, которая тоже устала от невыносимой жары и еле плелась, опустив голову вниз. Медленное, равномерное движение тысяч людей напоминало копошение муравьёв, земля вокруг которых, казалось, расплывалась и таяла, как масло в жертвенном светильнике. Лаций почти не дышал. Мысли жили сами по себе, и он бездумно следовал за ними, переходя от одного воспоминания к другому. В голове всплыл их сложный разговор с Крассом о семье Пизонисов. Это случилось в лагере, сразу после прибытия в Сирию. В тот день Лаций рассказал старому консулу всё, что произошло.

– А ты знаешь, кто внёс на рассмотрение Сената новый закон об убийстве? – спросил тогда Красс.

– Нет. Не знаю. Наверное, это было совсем недавно, – ответил Лаций.

– Разве ты не слышал, что теперь никому нельзя убить гражданина Рима без суда и веской причины? Это – закон. С январских календ² прошлого года. За убийство – суд и смерть. Цицерону из-за этого закона пришлось уехать в ссылку.

– Да, я, кажется, что-то слышал.

– Так вот, по иронии судьбы, этот закон предложил Клод Публий Пульхер. Представляешь? – Красс криво усмехнулся. – Твой злейший враг как будто предвидел, что ты попадёшь в эту ловушку.

– Я уже ничему не удивляюсь. Но что мне делать?

– То же, что сделали Цицерон, Парний и многие другие до тебя.

– Уехать в ссылку? – удивился Лаций. – Но я и так в ссылке, разве нет?

– Да. Но пусть она принесёт тебе пользу в отличие от них, – назидательно заметил Красс. – Я тебя не брошу. Не бойся. Время пролетит незаметно. За эти годы сменится много людей, произойдут большие изменения в Сенате, поверь мне. Главное, вернуться в Рим с деньгами. Думай о золоте, оно поможет тебе забыть обо всём остальном.

– Законы не изменятся! – возразил Лаций. – И меня всё равно будут считать убийцей.

– Закон – один, причём на все времена. Власть и сила зависят от золота. Только так, а не иначе. Поверь, вернёмся из Азии, и всё исправим. Ты даже сможешь стать сенатором или консулом, если захочешь, – Красс по-отечески похлопал его по плечу.

– Мне это уже не надо. Благодарю тебя! Ты сделал меня легатом без сенаторского места.

– Да, потому что я – умный человек. И умею разбираться в людях. А ты пока нет. Поэтому не расстраивайся, выполняй свои обязанности и жди удачу. Будь умным. Не спеши погибнуть просто так, – на этом их разговор тогда закончился. Второй раз обсудить несчастье в доме Пизонисов так и не получилось.

ГЛАВА БУДНИ ЛЕГИОНОВ

Время зимой тянулось в Азии очень медленно, и мало чем отличалось от Рима. Жизнь замирала, общение становилось скупым, вялым и скучным, в основном, по необходимости. Торговля в городах сворачивалась, люди реже выходили на улицы, и караваны полностью исчезали с торговых путей. Купцы опасались песчаных ветров, под которыми, по рассказам местных жителей, уже было похоронено немало верблюдов и неосторожных путешественников. Город Антиохия, возле которого был разбит зимний лагерь римлян, оказался самым удобным местом для отправки собранных драгоценностей. Здесь проживало много греков-купцов, никогда не видевших своей далёкой родины. Их предки, пришедшие вслед за Александром Македонским, осели на побережье и постепенно превратились в местных жителей. В городе был большой удобный порт, именно сюда сходились все дороги из южной Палестины, западной Лидии, а также восточной Зевгмы. Отсюда начинался путь в Армению. Длинные караваны богатых купцов уходили из Зевгмы на восток, к далёкой стране Серес или Синарум³, где жили люди с жёлтой кожей и узкими глазами, и там же делали великолепный шёлк.

Жизнь военных легионов возле города совсем остановилась, и Лаций с тревогой замечал, что воины постепенно стали превращаться в отдыхающих арделионов. Они не упражнялись уже несколько месяцев. Легионы теряли выучку, хотя центурионы и трибуны делали всё возможное, чтобы заставить пехотинцев отрабатывать боевые упражнения. Несмотря на то, что гастаты работали на строительных работах с утра до вечера, для воинской подготовки этого было недостаточно. К тому же, многие из них разбогатели и обленились, и стали теперь нанимать своих товарищей для замены в карауле или на работах. Особенно тех, кто часто проигрывал в кости. В главном лагере, располагавшемся ближе к городу, появилось много нарушителей. Там вообще не было никакой дисциплины. Бродячие артисты, нищие, воры, беспутные женщины и мелкие торговцы предлагали почти за бесценок любые товары и услуги. Эти люди, в отличие от снабжавших армию меценатов и купцов, жили рядом с осыпавшимся рвом лагеря, прямо на земле, прячась за небольшими камнями и редкими деревьями. По размеру их поселение превосходило сам римский лагерь. Из-за этого сброда у квестора Кассия, который заведовал денежной казной армии, постоянно возникали споры с Крассом. Тот не видел ничего плохого в том, что одна половина легионеров буквально жила за границами лагеря, а вторая бездельничала, находясь внутри и потребляя большие запасы продовольствия. Хотя в восьмёрках легионеры должны были сами платить за еду из своего жалования и сами готовить себе похлёбку, ходить в караул и работать в лагере, в армии Красса всё было по-другому. Дело даже доходило до того, что воины покупали себе рабов, которые готовили за них еду, ходили на работы и выполняли все тяжёлые обязанности по строительству и уборке.

Лацию пришлось пойти на хитрость. Он уговорил Красса отправить несколько легионов, включая свой, на постройку дорог и создание второго, тренировочного лагеря, где гастатов ежедневно заставляли отрабатывать боевые приёмы с мечом, передвигаться строем и перестраиваться под сигналы рожков. За время вынужденного простоя эти три легиона построили дорогу от Антиохии до основного лагеря. К сожалению, это только ухудшило положение оставшихся там воинов. Теперь добраться до них из города не составляло большого труда, и к стенам лагеря стали приходить даже городские жители.

В один хмурый ветреный день легионеры Лация Корнелия и Гая Октавия отрабатывали перестроения на месте и в движении. Они как раз проходили между двух холмов, когда Лаций подумал, что в этом месте надо двигаться в более плотном строю, плечом к плечу, как в греческой фаланге. Он приказал перестроить пять когорт в одну линию, чтобы отработать этот манёвр. Вторая часть легиона должна была двигаться им навстречу, снизу вверх, чтобы не пропустить дальше. Лаций пообещал всем день отдыха и развлечения с местными гетерами в «храме Приапа⁴», который располагался рядом с основным лагерем. Легион Октавия остался внизу, а сам Октавий поднялся с ним на холм. Несмотря на превосходство в количестве, легионеры у подножия холма не смогли сдержать натиск сомкнутого строя длинной фаланги, скатившейся на них сверху, как волна. Линия защитников сначала прогнулась, а потом рассыпалась в разные стороны по другим возвышенностям. Некоторые падали на землю, было много пыли и шума, но организованного отхода у «защитников» не получилось. Они беспорядочно рассеялись и не смогли оказать организованное сопротивление.

– Надо пустить конницу по флангам. Обойдут быстрее и окружат со всех сторон, – сказал Лаций, кивнув на легионеров.

– А что делать, если ты будешь внизу? Сверху понятно – скатился и раздавил всех. А если на тебя такая фаланга обрушится? – спросил Октавий.

– Хороший вопрос… – усмехнулся Лаций и задумался. – Надо их как-то рассечь. Иначе сметут. Напор большой.

– Но как? Столб же не вобьёшь посреди дороги!

– А почему бы и нет? Давай попробуем. Может, пару повозок за триариями спрятать?..

Пока они обсуждали, что может стать препятствием для противника при таком построении и как можно разбить фалангу на две части, внизу возникло небольшое оживление и вскоре к ним в сопровождении нескольких легионеров подошёл Варгонт.

– Лаций, смотри, кого мы поймали! – радостно воскликнул его друг.

– Кого? – спросил тот.

– Змею, что ли? – улыбнулся Октавий. Они не сразу заметили невысокого испуганного старика с седой жидкой бородкой и непокрытой головой. В руке он держал кусок длинной ткани. Похоже, она была у него на голове и размоталась по дороге. Старик тяжело дышал и был явно напуган.

– Воины говорят, что это – злой дух. Он прятался, чтобы поймать караванщиков. Злой дух песков…

– Подожди, он говорит по-гречески?

– Я говорю, говорю, – донёсся до них резкий скрипучий голос. – Я – торговец Али. Мы были в Гиерополе. Продавали масло и зерно. Шли назад. Но песок погубил наших верблюдов. Я остался один. Не убивай меня. Я иду домой. Я иду в Антиохию.

– Хм, старик, ты, должно быть, действительно дух, потому что Антиохия совсем рядом, а от Гиерополя тебе пришлось бы идти недели две, – покачал головой Лаций.

– Не знаю, сколько я шёл. Долго. Но я – не дух. Я – Али, торговец. Я жил в песке.

– Ну, я же говорю, злой дух! – воскликнул Варгонт.

– Да погоди ты, – махнул рукой Лаций. – Али, а сколько ты уже в пустыне один?

– Не помню точно. Дни все были, как ночи. Темно. Песок. Я нашёл дерево. Под ним была вода. Мне повезло. Потом я долго шёл без воды. Песка не было. А затем он догнал меня… Ветер и песок. Я сидел и ждал. Вчера снова пошёл. Он меня схватил, – торговец кивнул на Варгонта.

– А как ты сидел в песке? – снова спросил Лаций. Ему было любопытно, как старик выжил во время песчаной бури.

– Вот так, – Али сел на сухую редкую траву и накрыл руками голову. Все рассмеялись.

– Но песок! Тебя бы засыпал песок.

– Нет-нет, – замотал головой торговец. – У меня большая шкура верблюда. От ветра. Как у тебя, на плечах, – старик показал на плащ Лация.

– Эпевбити⁵? – спросил он.

– Да, да, эпевбити, – закивал Али.

– У него там был плащ или накидка. Ты видел? – спросил он Варгонта.

– Нет. Он прямо из песка появился.

– Понятно. Но смотри, его не занесло, потому что он прятался под плащом, с головой. Ты накрывался эпевбити? – обратился Лаций к старику.

– Да, сверху и снизу. Песок всё равно проходит. Но дышать можно. Только рот надо завязать, – торговец поднял руку с куском ткани и стал показывать, как обматывает её вокруг головы, чтобы песок не попадал в рот и нос. – Когда много песка, вот так, надо стать на колени и идти. На другое место. Выше. Так не засыплет. Спать нельзя никак! Ходить надо с места на место…

– Хороший совет. Варгонт, отпусти его! Найдите там накидку в песке. Отдайте ему. А потом покажите дорогу в Антиохию. Пусть идёт. Ты свободен, – улыбнулся Лаций старику, который испуганно слушал чужую речь. – Эпевбити сейчас найдут.

– Благодарю тебя, всесильный римлянин!

– Ладно, хватит! Иди! – Лаций отвернулся и встретился с насмешливым взглядом Октавия.

– Любишь ты с плебсом разговаривать. Смотри, как бы не пришлось потом пожалеть. Я им не доверяю, – легат подозрительно покачал головой и поджал губы. Его руки крепко сжимали повод, и во взгляде вместе с неодобрением проскользнула непонятная решительность и даже злость.

– Причём тут это? Он же такую вещь рассказал! Ведь если ты вдруг окажешься на его месте, то сможешь выжить. Мне было интересно, как он смог столько пройти, – искренне попытался объяснить Лаций.

– Я никогда не окажусь на его месте, потому что я – легат. У меня есть ликторы. И в пустыню просто так не поеду, чтобы там под плащом от песка прятаться, – в его голосе сквозило пренебрежение.

– Да, конечно! Ты пошлёшь туда сначала своего брадобрея, конюхов, а за ними – обоз с ветеранами и только потом сам приедешь в оборудованный лагерь! Так? Не смеши меня!

– И пошлю, если надо. Ты зря смеёшься. Из-за этой своей любви к плебеям ты до сих пор не стал сенатором. У тебя меньше всех слуг в лагере. У тебя всего три раба и один посыльный! И даже нет своего брадобрея! Ты бреешься сам! Это – недопустимо. Все так считают.

– Кто все, Октавий? – усмехнулся Лаций. – Марк Красс так считает?

– Нет, не он! Старик тебя почему-то любит. Он всем ставит в пример тебя и Публия. Но Публий – его сын и может делать всё, что хочет. Он тоже сроднился со своими галлами, как будто они кровные братья.