Мишель Нострадамус: астролог, оракул, пророк

Мишель Нострадамус (1503–1567)

Воценке пророчеств и предсказаний современными читателями мы, зачастую, видим две крайности. Один подход, характерный для массовой публики, заключается в том, что их авторы выглядят какими-то оракулами, изрекающими непререкаемые истины. Каждое их слово сообщает нам почти что Божественное откровение, их предсказания продиктованы нам свыше и всем им нужно неукоснительно доверять. И, причем, зачастую к этому добавляется то, что они непременно относятся к нашему времени и проливают свет на события, непосредственно интересующие читателя. Толкований Апокалипсиса или пророчеств Нострадамуса, написанных в таком жанре, – несчетное число. Как правило, это книги-однодневки – как только описанные в них события теряют актуальность, теряется и всякий читательский интерес к этой книге.

Другим подходом к подобной литературе является однозначный скепсис, который может разниться от простого обывательского недоверия к предсказаниям магов и астрологов (которое имело место уже во времена самого Нострадамуса) до более ученого и профессионального подхода, когда Нострадамус рисуется просто как интеллектуал и мистик XVI столетия, писавший пророчества просто как литературное произведение в стиле своих современников – астрологов, философов и знаменитых литераторов – поэтов «Плеяды».

Эти подходы в чем-то близки к тому, что можно охарактеризовать как «наивную веру» и часто не менее наивный атеизм и материализм. Простодушный верующий может считать любые советы священника гласом свыше, некритически относиться к любым рекомендациям церковной литературы – и так же легко разочароваться в своей вере, как только ее рекомендации каким-то образом не совпадут с реальностью. Равным образом, человек, с самого начала настроенный скептически, нередко упускает что-то важное, некоторую скрытую подоплеку событий, и в итоге остается с банальными материалистическими объяснениями, не пытаясь проникнуть в глубинную подоплеку происходящего – и, в конечном счете, в смысл своей собственной жизни.

Описанное рассогласование мы видим не только в обывательском восприятии, но и в более профессиональных комментариях. Многие комментаторы Библии и пророчеств Нострадамуса изначально настроены на поиск в этих текстах непосредственных предсказаний будущего. Причем эти авторы зачастую плохо знакомы с историко-филологической стороной изучаемых ими произведений, так что их исследования часто оказываются плохо обоснованными, сопоставления и аргументы произвольными и гадательными, а выводы – зачастую продиктованными политическими и религиозными симпатиями и антипатиями автора и текущей конъюнктурой.

Академические комментарии Священного Писания и пророческих произведений в целом имеют гораздо более высокий научный уровень. Их авторы имеют представление об эпохе создания рассматриваемых ими текстов, о круге чтения их авторов – так что они гораздо лучше понимают содержащиеся в этих произведениях образы и аллюзии, им понятны те проблемы, которые обсуждал автор и которые волновали его лично. Но обычно исследователи и останавливаются на прочтении рассматриваемых текстов как произведений своей эпохи – прочтении, обычно интересным только специалистам. Профессиональные комментаторы зачастую не предпринимают никаких попыток проникнуть в суть послания, которое скрывается в произведениях древних провидцев.

Таким образом, ситуация оказывается довольно печальной – те, кто лучше всего понимает смысл оригинальных пророческих сочинений, в принципе отказываются от их рассмотрения как предсказаний будущего, а те, кто занимается их толкованиями, зачастую не могут их правильно интерпретировать и оценить. Эту проблему можно разрешить только если подойти к таким произведениям как «Пророчества» Мишеля Нострадамуса с уважением и ожиданием откровения свыше, сказанного устами знаменитого французского прорицателя – но трезво, без ожидания, что в первой открытой центурии читатель сразу же увидит рассказ о своих собственных делах и проблемах, без невнимательного и произвольного толкования слов, символов и образов, которые во времена Мишеля Нострадамуса могли иметь совершенно иное значение, чем в современном языке.

Мы попытаемся сделать хотя бы какие-то скромные шаги к разрешению этой проблемы. С одной стороны, мы должны признать, что авторский смысл и авторское понимание составленного им текста само по себе имеет огромное значение. Невозможно верно понять древние пророчества не понимая языка, на котором они написаны; равным образом невозможно верно истолковать их, не понимая содержащихся в них символов, аллюзий, намеков, не зная литературные и исторические источники, известные и хорошо понятные автору, не понимая всего культурного контекста исследуемых произведений. С другой стороны, правильно поняв смысл текста на том уровне, на котором его могли понимать автор и его непосредственные читатели, мы ни в коем случае не должны ограничиваться этим пониманием. Хотя бы по той простой причине, что мы не можем не признавать, что авторское понимание пророческого текста зачастую не исчерпывает содержащийся в нем смысл.

Относительно «Пророчеств Мишеля Нострадамуса» эту идею, по-видимому, высказывал один из его первых комментаторов, французский поэт и участник «Плеяды» Жан Дора (1508–1588), который полагал, что Нострадамус, «записывая свои предсказания за диктовавшим ангелом, не понимал ни слова из того, что он фиксирует на бумаге»^[3]. Позднее подобная идея получила развитие в католической экзегезе применительно к Священному Писанию. В XX веке многие католические толкователи Библии стали придерживаться идеи о том, что библейские тексты кроме обычного буквального смысла, понятного составителям библейских текстов, содержат некоторый скрытый смысл, sensus plenior (буквально «более полный смысл»), не подразумевавшийся человеческими авторами, но вложенный в библейские тексты Богом. Это мнение мы находим в работах таких исследователей как А. Фернандес^[4], Р. Браун^[5], П. Вильямсон^[6] и целого ряда других католических авторов.

Вероятно, можно предположить, что тексты, составленные Мишелем Нострадамусом, тоже могут содержать подобный «более полный смысл». Очевидно, что по своему авторитету они не могут сравниться с текстами Библии или сочинениями канонических христианских и иудейских учителей, однако традиция, лежащая в основе пророчеств Мишеля Нострадамуса, представляется не менее древней и не менее известной и уважаемой. В следующих параграфах мы вкратце рассмотрим то, какие корни имеет использованная французским прорицателем традиция и каким образом мы должны подходить к оценке и толкованию его катренов.

Знаменитый французский астролог и автор «Пророчеств» Мишель Нострадамус (Мишель де Нотрдам) родился в 1503 году в городе Сен-Реми, расположенном в южной Франции. Он происходил из семьи крещеных евреев, принадлежавших к среднему классу. Будущий прорицатель учился в университетах Авиньона и Монпелье, в итоге получив степень доктора медицины. В 1530–40-е годы он работает практикующим врачом, участвует в борьбе с эпидемиями чумы, активно путешествует по Европе. В 1533 году он знакомится с известным гуманистом и ученым Жюлем Сезаром Скалигером, общение с которым, вероятно, оказало сильное влияние на Мишеля Нострадамуса. В 1538 году интерес к Нострадамусу начинает проявлять Инквизиция – не из-за его интересов к астрологии и пророчествам, которыми он будет активно заниматься только через много лет, а из-за иконоборческих высказываний, по некоторым свидетельствам сделанных им в 1533–1534 годах. В результате Нострадамус был вынужден покинуть Ажен и некоторое время странствовать по разным французским и итальянским городам, занимаясь там врачебной практикой, в частности борьбой с чумой. Около 1453 года он пишет свою первую работу – «Истолкование иероглифов Гораполлона», стихотворный перевод сочинения позднеегипетского античного автора. Обращение к этой теме демонстрирует интерес Мишеля Нострадамуса к античности, типичный для интеллектуалов эпохи Возрождения. Это произведение не получило особенной известности – его рукопись хранилась у одного из министров Людовика XIV и была обнаружена в Национальной библиотеке Франции только в XX веке.

Славу Нострадамусу принесли сочинения более популярного – астрологического и пророческого – характера. К их составлению Нострадамус обратился после возвращения в родной Прованс. В 1547 году он поселился в городе Салон-де-Кро. Вероятно, уже в 1549 году он приступил к публикации своих альманахов – собраний астрологических прогнозов на каждый следующий год^[7]. Публикацию своего главного труда, принесшего Нострадамусу неувядающую славу, он начал в 1555 году – именно тогда в свет выходит первая часть «Пророчеств магистра Мишеля Нострадамуса». О корнях, причинах и контексте увлечения Нострадамуса астрологией и мистикой стоит поговорить особо – именно эти занятия в конце концов побудили его оставить медицину, стали его основной специализацией и позднее принесли ему общеевропейскую известность.

Российский исследователь, биограф и переводчик Нострадамуса А. А. Пензенский не сомневается, что Мишеля де Нотрдама с полным основанием можно назвать «сыном Возрождения» – представителем эпохи, которая во времена французского прорицателя уже близилась к закату, однако еще позволяла создавать великолепные произведения, подобные пьесам Шекспира или центуриям Нострадамуса^[8]. Уже звучали проповеди Лютера и Кальвина, европейцами была открыта и завоевана Америка, а «Центурии» Нострадамуса в значительной мере все еще погружены в мысль античных авторов и полны античных влияний и аллюзий.

Самопрезентация Нострадамуса во многом была построена на возрожденческой традиции, вернее сразу на нескольких традициях, происходящих из различных источников. Во-первых, Мишель Нострадамус все-таки был астрологом и во многом в историю он вошел именно как астролог. Сам Нострадамус не очень любил характеризовать себя как астролога и предпочитал говорить о себе как об «астрофиле» – слово «астролог» в то время слишком сильно ассоциировалось с ярмарочными предсказателями будущего. В Средние века астрология сама по себе считалась наукой, преподаванием которой занимались в университетах. Эпоха Возрождения и XVI век стали пиком интереса к астрологии. В это время ее изучали и активно использовали в своих изысканиях такие знаменитые люди как Пико делла Мирандолла, Топазо Кампанелла, Джордано Бруно и масса других мыслителей, вплоть до Иоганна Кеплера.

Безусловно, Нострадамус был увлечен астрологией и как представитель эпохи Возрождения, усматривавший в астрологии высшее искусство, делающее возможным синтез всех наук и искусств, и как практикующий медик, для которого астрология, согласно представлениям той эпохи, была жизненно необходима в его каждодневной работе. Однако наиболее важной стороной интереса Нострадамуса к астрологии стали предсказательные возможности этой дисциплины. Для астрологов Средневековья и раннего Нового времени огромный интерес представляло использование астрологии для прогнозирования различных событий регионального и глобального масштаба – стихийных бедствий, неурожаев, войн и эпидемий – и даже более глобальных событий, таких как новый всемирный потоп, которого Европа ожидала в 1524 году. Особое значение в подобных прогнозах придавалось редким небесным явлениям и планетным констелляциям – солнечным и лунным затмениям, соединениям дальних планет средневековой астрологии – Юпитера и Сатурна.

Мишель Нострадамус активно пользовался всем имеющимся астрологическим инструментарием во время своих попыток заглянуть в будущее. Так, как показали современные исследования, значительную роль в его расчетах играла теория планетных эпох еврейского средневекового астролога Авраама Ибн Эзры, известная Нострадамусу из опубликованного в 1550 году в Лионе сочинения Ришара Русса «Книга о состоянии и повреждении времен, доказывающая посредством авторитетов Священного Писания и астрологических резонов близость конца света»^[9]. В «Послании к Генриху II» важное значение имело использование астрологических расчетов и прогнозов, взятых из эфемерид^[10] чешского астролога Киприана Леовица. Наконец, о значении астрологических расчетов в своих предсказаниях говорит и сам Мишель Нострадамус. В Предисловии к «Пророчествам» он, явно подразумевая самого себя, отмечает, что «и сейчас могут появляться люди, которым Создатель пожелал открыть, посредством воображаемых видений, согласованных с юдициарной астрологий, некие секреты как будущего, так и прошлого» (14).

Примечательно, что первой попыткой Нострадамуса обратиться к основанному на астрологических вычислениях предсказанию будущего стали не знаменитые «Пророчества», а альманахи. Этот вид печатной продукции в XVI столетии получил огромную популярность. Первоначально альманахи были рукописными календарями, содержавшими описания фаз Луны и даты основных церковных праздников. Со временем содержание альманахов стало более обстоятельным, в первую очередь включив в себя большое число астрологических предсказаний, затрагивавших самые разные стороны жизни (политика, война, медицина, церковная жизнь, погода). Как мы уже отметили выше, Мишель Нострадамус начал выпускать альманахи в 1549 году. Каждый альманах включал в себя информацию о движении планет, 13 катренов (один о годе и остальные о каждом месяце), развернутые предсказания в прозе, истолкования важных астрологических событий этого года и т. д.

Предсказания, содержащиеся в альманахах Нострадамуса, весьма любопытны, хотя и несколько тяжелы для восприятия современного читателя. Некоторые предсказания выглядят как весьма неопределенные указания на какие-то будущие события, без всяких географических привязок. Например, на январь 1566 года Нострадамус дает следующее предсказание: «Под воздействием тригона Марса к Меркурию некоторые пойдут против древнего закона “Чекань монету прилюдно”; они станут с помощью новейших изобретений по ночам портить монету и подделывать клейменое золото и серебро. Большая часть тайно прилепится к алхимическим занятиям и познанию всяких тайных вещей, посредством которых смогут достичь великого мастерства и тонкости, орудуя гербами, штемпелями и крючьями в местах, удаленных от скопления людей, чтобы надежно утаить свое злодеяние»^[11]. Где все это будет происходить, кто конкретно будет заниматься подобными вещами, какие события будут с этим связаны, почему предсказание какого-то длительного процесса дается на конкретный месяц – обо всем этом пророк умалчивает. Интерес вызывает астрологический аспект, видимо образовавшийся в этом месяце, и таким образом истолкованный Мишелем Нострадамусом. Впрочем, многие предсказания отчасти повторяют друг друга и, вероятно, происходят из желания дать прогнозы на каждый месяц будущего года.

Другие предсказания, однако, напрямую касаются политики и описывают будущие политические события с завидной конкретностью, правда снова в характерном для традиции предсказательной литературы неопределенном стиле, избегающем указания на конкретных политических деятелей или упоминающем их в слегка завуалированной форме. Так, в предсказании на июль 1565 года Нострадамус пишет, что «в течении всего этого месяца в самой глубине Востока, в Вавилонии начнется смертельная война; в дальнейшем они ослабнут из-за свар между собою. Также смертельная война случится в Персии между теми, кто носит белую чалму, и теми, кто носит чалму синего или небесного цвета…»^[12]. Отдельный интерес представляют катрены, относящиеся к тем или иным месяцам года – их туманный стиль живо напоминает стиль «Пророчеств магистра Мишеля Нострадамуса»^[13].

Очевидно, что большая часть из приведенных предсказаний явно выходит за границы предсказательной астрологии, в чем Нострадамуса не раз обвиняли уже его современники. В этом плане интересен вопрос о том, каким образом Нострадамус делал свои предсказания, на чем он основывался, составляя данные тексты. Ведь, как уже было сказано, столь детальные предсказания было бы невозможно получить, используя только астрологические методы. И тут мы подходим ко второй стороне самопрезентации Мишеля Нострадамуса – тесной связи его пророчеств с античной традицией прорицателей и оракулов^[14].

Как отмечает А. А. Пензенский, в своих пророчествах Мишель Нострадамус активно использовал образы и сюжеты, взятые из античной истории, равно как и «продигии» – популярные в античной традиции знамения, предвещающие те или иные события^[15]. Ссылки на античные образы мы находим и в «Пророчествах магистра Мишеля Нострадамуса». Так, во втором катрене первой центурии он прямо сопоставляет себя с античными прорицателями:

 
С посохом в руке, посреди Бранхид,
Водами смачивает кайму [одежды] и стопы.
Пар и голос трепещут [его] рукавами.
Божественное сияние. Божество располагается рядом.
 

Здесь мы видим несомненную античную аллюзию, Бранхиды – это члены рода, который заведовал оракулом Аполлона в Дидиме, близ Милета. Таким образом, Нострадамус представляет себя как античного оракула или пифию, делающую свои прорицания по внушению богов. Непосредственным источником этого пассажа, вероятно, послужила книга флорентийского неоплатоника П. Кринита «De honesta disciplina», где пересказывается трактат греческого философа Ямвлиха Халкидонского «О египетских мистериях», в котором описывается жрица, дававшая оракулы в Бранхидах^[16].

В данном случае небезынтересно указание самого Нострадамуса о том, каким образом он формулирует свои предсказания. Об этом он пишет в первом катрене первой центурии, открывающем «Пророчества магистра Мишеля Нострадамуса»:

 
[Пророк] сидит ночью, в удалении, в кабинете,
Один, в покое, на бронзовом сиденье,
Тонкий язык пламени, исходящий из уединения,
Заставляет изрекать [вещи], вера в которые не напрасна.
 

По мнению А. А. Пензенского описание процесса пророчества у Нострадамуса близко к материалам античных источников, например, Вергилия или Ямвлиха. Провидец, сидя в своем кабинете, ночью перед зажженной свечой, входит в медитативное состояние и начинает пророчествовать, фиксируя предсказания будущих исторических событий. Таким образом, непосредственная «пророческая техника» Нострадамуса проявляла наибольшую близость именно к античным, языческим источникам пророческой харизмы.

Еще одним непосредственным источником вдохновения Мишеля Нострадамуса стала библейская традиция. Сам Мишель де Нотрдам не колеблясь сообщает об этом в своем «Послании к Генриху II», говоря, что «все эти образы [будущего] основательно согласованы посредством Св. Писания с видимыми небесными творениями, а именно Сатурном, Юпитером, Марсом и иже с ними, как можно более явно увидеть в некоторых катренах» (57). Таким образом, французский прорицатель указывает на два непосредственных источника своих пророчеств – толкование Библии и астрологию.

Говоря о своем призвании, Нострадамус, безусловно, отчасти ассоциировал себя с библейскими пророками. Так, в предисловии к «Пророчествам магистра Мишеля Нострадамуса», адресованном своему сыну Сезару, Нострадамус рассказывает о своей работе над «Пророчествами» следующим образом: «Не то, чтобы я хотел присвоить себе знание и значение [библейского пророка], но [я предсказываю] вдохновением, данным мне в откровении, – насколько [возможно] для человека смертного, чей разум настолько же далек от небес, насколько [прочно] ноги его стоят на земле <…> Но, будучи часто в течение недели охватываемым пророческим состоянием, и путем долгих расчетов, придающих ночным изысканиям сладкий аромат [лампового масла], я сочинил книги пророчеств, каждая из которых содержит по сто астрономических катренов пророчеств…» (32–33).