Синтетическое единство апперцепции

Знаменитый немецкий философ Иммануил Кант (1724–1804) считал, что психология никогда не станет настоящей наукой, поскольку она описывает лишь субъективный опыт и не имеет строгой логической и математической основы. Действительно, в эпоху Канта психология как наука еще не существовала. Лишь к концу XIX века она стала оформляться как самостоятельная отрасль научного знания, способная выявлять и описывать не только субъективный мир человека, но и объективные закономерности его формирования и функционирования.

Немецкий философ Иммануил Кант считал, что психология не станет настоящей наукой, потому что ей не хватает логической и математической основы, однако именно его идеи лежат в основе современных теорий сознания и идентичности.

Парадоксально, что рождению психологии как науки во многом способствовала как раз философия Канта. Голос кенигсбергского философа слышится в современных разработках в области психологии восприятия, воображения, мышления и памяти. Идея синтетического единства апперцепции, сформулированная Кантом, лежит в основе современных теорий сознания и идентичности. В чем состоит эта идея?

Интеграция опыта – необходимое условие нашей психической деятельности. Мы не только остаемся самими собой в течение жизни, но «приплюсовываем» себя к себе в самых простейших психических актах. Даже представление или восприятие обычной точки или треугольника требует синтетической деятельности сознания. Этот синтез осуществляется во времени. Поэтому Кант называл время формой внутреннего чувства.

Попробуйте досчитать от одного до десяти. Почему, произнеся «пять», вы потом произнесли «шесть»? Называя какой-то элемент из представляемого числового ряда, мы должны помнить, какой элемент мы назвали только что. Если бы, произнеся «пять», мы тут же забыли, какой элемент назвали, мы не смогли бы произнести и «шесть». Однако нам необходимо держать в голове не только предыдущий элемент из представляемого ряда, но еще и правило перехода от одного элемента к другому! Вдруг нам нужно называть только нечетные числа? Или считать через три? Но и это еще не все. И представляемые элементы, и правило их связи друг с другом мы должны соотносить с собственным Я. Тот, кто произнес «пять», должен произнести и «шесть». Вам кажется странным и избыточным это требование? Разнообразные случаи нарушений идентичности демонстрируют, что человек отнюдь не всегда способен интегрировать собственный опыт, связать воедино свои переживания, оставаться самим собой в разные моменты времени или в разных ситуациях.

Создатель первой психологической лаборатории

В декабре 1879 года в Лейпцигском университете профессор Вильгельм Вундт (1832–1920) создал первую в мире научную психологическую лабораторию, которая вскоре получила статус университетского Психологического института. Большинство психологов сходятся в том, что именно тогда психология стала полноценной наукой.

Немецкий физиолог, психолог и философ Вильгельм Вундт был одним из последних универсальных ученых в истории. Его перу принадлежат работы по физиологии, психологии, различным областям философии (в том числе «Система философии»), 10-томная «Психология народов», исследования по филологии и логике.

Вундт показал, что психические процессы можно изучать путем эксперимента. Например, чтобы оценить «длительность апперцепции», надо провести серию опытов, в которых испытуемый будет нажимать на рычаг после того, как услышит звук падения шарика на подставку. Время между стимулом (падением шарика) и реакцией испытуемого регистрируется при помощи хроноскопа. Исследователь может менять обстоятельства проведения опыта, вводить новые переменные, но самое главное – он получает результат, который можно воспроизвести и оценить в любой другой лаборатории.

В общей сложности наследие Вундта составляет примерно 54 000 печатных страниц. Вряд ли когда-либо существовал психолог, прочитавший все работы Вундта.

Главным источником экспериментальных данных являлась для Вундта жестко контролируемая интроспекция (самонаблюдение), т. е. отчеты испытуемых об их реакциях.

Стремясь приблизить психологию к естественным наукам, Вундт пытался представить психику в виде совокупности элементов (элементарных процессов и содержаний), соединяющихся друг с другом по определенным законам. Эти представления Вундта положили начало структурному направлению в психологии. Однако так можно изучать только ощущения, чувства и простейшие ассоциации. Именно они, по Вундту, являются предметом экспериментальной психологии. Высшие же психические явления (мышление, память, сознание) изучаются путем анализа языка, мифов и обычаев и составляют предмет «психологии народов». Так психология у Вундта распалась на две: индивидуальную экспериментальную психологию, относимую к естественным наукам, и психологию народов, относимую к наукам о духе.

Интенциональность сознания

Если Вундт стремился описать элементарные психические явления и найти законы их сочетаний (структурализм), то его оппонент Франц Брентано (1838–1917) видел задачу психологии в описании психических актов. Например, если я воспринимаю или представляю стакан, то образ стакана является содержанием моего сознания. Однако подлинная психическая реальность заключена не в этом содержании, а в самом акте восприятия или представления.

Идеи Франца Брентано легли в основу функционального направления в психологии и оказали мощное влияние на последующее развитие гуманитарной мысли (феноменология Э. Гуссерля, психоанализ, аналитическая философия и др.).

Так возникает четкий критерий отличия психических феноменов от физических. Воспринимаемый стакан является физическим феноменом, а акт восприятия – психическим. Принципиальной характеристикой психических феноменов Брентано называет интенциональность, т. е. направленность на какой-то объект (термин «интенциональность» был заимствован им из трудов средневековых философов). Сознание – это всегда сознание чего-то, мышление – это всегда мышление о чем-то. Физические объекты интенциональностью не обладают (камень не может быть «о другом камне»), в то время как психические феномены не могут ею не обладать.

Понятие интенциональности является краеугольным камнем в современной философии сознания. К идее интенциональности сознания восходят представления о ценности и смысле жизни, развиваемые в экзистенциально-гуманистической психотерапии.

По способу отношения к предмету Брентано различал три вида психических актов: представления, суждения и чувства. В представлении предмет предстает перед сознанием, в суждении он понимается как истинный или ложный, в актах чувства – как «плохой» или «хороший».

Брентано предлагал различать «генетическую» и «дескриптивную» психологию: первая изучает психи ческие феномены с позиции третьего лица (сейчас это направление называется гетерофеноменологией), а вторая – с позиции первого лица, путем самонаблюдения (интроспекции). Любопытно, что каждый из этих подходов, взятый в отдельности, сталкивается с методологическими ограничениями: метод интроспекции можно критиковать за необъективность, а гетерофеноменологию – за описание феноменов, к которым нет непосредственного доступа.

Постгипнотическое внушение

Франция, город Нанси, конец XIX века. Ясный солнечный день. Ровно в полдень на городскую площадь выходит человек и раскрывает над собой зонт.

Совершивший этот странный поступок человек был одним из пациентов профессора Ипполита Бернгейма (1840–1919) – знаменитого основателя Нансийской психоневрологической школы, который демонстрировал на подобных примерах феномен постгипнотического внушения. Парадокс этого феномена заключается в следующем: хотя человек не помнит инструкцию, данную ему ранее в гипнозе, он все равно ее выполняет.

Ипполит Бернгейм полагал, что поведение, которое человек демонстрирует во время гипноза, является результатом внушения. Его оппонент Жан-Мартен Шарко считал гипноз патологическим состоянием сознания сродни феномену истерии. Современная точка зрения ближе к позиции Бернгейма, хотя в эриксоновской гипнотерапии симптом считается состоянием, подобным трансу.

Бренгейм, как и его старший коллега Огюст Льебо (1823–1904), первоначально применял постгипнотическое внушение для лечения невротических заболеваний (можно ввести человека в гипноз и внушить ему, что у него исчезнут те или иные симптомы). Однако наиболее интересным для Бернгейма стал сам механизм гипноза. Он внушал испытуемым галлюцинации, параличи, покраснение кожи, автоматические действия, а также забывание различных событий и фактов, в том числе забывание инструкции, которую в определенных обстоятельствах испытуемый должен выполнить.

Получалось, что психика человека «помнит» инструкцию, хотя сам он не отдает себе в этом отчета.

Согласно Бернгейму, люди различаются по степени внушаемости. Проблеме внушаемости впоследствии было посвящено огромное число исследований. Оказалось, что даже низкая внушаемость не оказывает существенного влияния на эффективность гипнотерапевтического воздействия.

Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд посетил Нанси в 1889 году и пришел в восторг от опытов Бернгейма. В одном из опытов испытуемый раскрывал зонт в комнате. Внимание Фрейда привлекло не столько выполнение человеком инструкции, которую он не помнит, сколько то, как человек объясняет свое поведение. Испытуемый мог сказать: «Мне показалось, что начинается дождь, и я решил проверить, не сломан ли зонт». Иначе говоря, испытуемый всегда находил рациональное объяснение своему поступку. Это натолкнуло Фрейда на мысль о том, что истинные мотивы нашего поведения и причины наших поступков могут быть скрыты от нашего сознания.

«Дрессированные истерички» доктора Шарко

Во второй половине XIX века в европейской медицине разразился настоящий скандал. В клиниках все чаще встречались пациентки с симптомами той или иной болезни, но без какой-либо патологии, выявляемой при медицинском обследовании. Например, пациентка не может ходить, у нее парализованы ноги, однако неврологическое обследование показывает, что она абсолютно здорова. Подобных пациенток и называли истеричками.

Истерия стала камнем преткновения для психологов и психиатров именно потому, что она демонстрирует возможность самообмана. Существование истерии является убедительным доказательством непрозрачности сознания для самого себя.

Но является ли истерия болезнью? Медицинское сообщество раскололось на два лагеря. Одни считали истеричек симулянтками. Другие полагали, что истерия – это все-таки болезнь, хотя и затруднялись описать ее природу. Ярким представителем первого лагеря был знаменитый венский профессор-невролог Теодор Мейнерт (1833–1892), ходивший с красивой тростью и утверждавший, что… все врут (истерички – симулянтки, их симптомы – это обман). Не менее ярким оппонентом его был французский психиатр и невролог, профессор Жан-Мартен Шарко (1825–1893).

Французский психиатр и невролог, профессор Жан-Мартен Шарко.

Шарко считал истерию самостоятельной болезнью, причем именно он доказал, что болеют ей не только женщины, но и мужчины. Он полагал, что у истериков особо чувствительная периферическая нервная система, что предрасполагает их к измененным состояниям сознания и делает подверженными гипнозу. На своих лекциях и публичных выступлениях Шарко демонстрировал пациенток с истерией, которым внушал в гипнозе всевозможные симптомы и гипнотические феномены (паралич одной или другой руки, галлюцинации, каталептический мост и т. д.). Во французских газетах того времени часто можно было встретить анонсы выступлений профессора Шарко с его «дрессированными истеричками».

Для самих больных истерией их симптомы не являются обманом. Скорее, при истерии сам организм (или психика) обманывает себя. К такому выводу пришел Фрейд, положивший в основу своего учения анализ случаев истерии.

Создатель психоанализа Зигмунд Фрейд не только успел поработать под руководством Мейнерта, но и съездил на стажировку к Шарко. Как Фрейд вспоминал впоследствии, ни один человек не оказал на него такого большого влияния, как Шарко.

Рождение психоанализа

Хотя Фрейд не был первым, кто открыл бессознательное, именно он сделал бессознательные механизмы психики главным предметом своих исследований.

Зигмунд Фрейд (1856–1939) начинал свою карьеру как обычный венский врач-невролог, не имеющий средств на женитьбу и содержание семьи. Однако из его писем невесте мы узнаем, что Фрейд с самого начала был уверен в своем предназначении: «Я отправлюсь в Париж, стану великим ученым и вернусь в Вену с большим, просто огромным ореолом над головой, мы тотчас же поженимся, и я вылечу всех неизлечимых нервнобольных».