Брат

У папы с мамой было двое детей. Первым родился 21 февраля 1940 года мой брат. Назвали его Эмилем.

Раньше я не задумывался, а теперь, когда вспоминаю мою прожитую жизнь, понимаю, какое это было для меня благо – иметь брата. В самые ранние годы, когда жизнь ребенка ограничивается домом и маленьким двориком, мы с ним могли ежедневно общаться и проводить время в неприхотливых детских играх. Будучи на два года старше, он учил меня тому, что уже успел узнать. Позже, в годы отрочества, нас очень сильно сблизил совместный труд по дому: пилили и кололи дрова, носили воду, копали землю.

У Эмиля рано проявились способности к математике. Он успешно учился. Школу окончил с золотой медалью, в 1963 году – Уфимский авиационный институт. Ныне он – профессор кафедры управления и информатики Восточной экономико-юридической гуманитарной академии (Уфа). Крестился он в 90-е годы с именем Евгений.

У нас теплые, братские отношения. Когда я бываю в Башкирии, встречаемся и несколько часов проводим в дружеских беседах.

У нас в городке жил святой

Я незаметно забежал на полвека вперед. Возвращаюсь к годам моего детства. Через несколько дней после моего рождения в ссылку в Челкар был доставлен епископ Николай (Феодосий Никифорович Могилевский; 1877–1955). Скончался он митрополитом Алма-Атинским. В 2000 году прославлен в лике святых как священноисповедник.

Охранники привезли его в начале февраля 1942 года и вытолкнули из вагона на перрон в рваном ватнике. Сострадательные старушки дали ему телогрейку, шапку, залатанные валенки. Одна женщина приютила его в сарае, где находились корова и свинья. Позже духовные чада спросили его: «Почему вы не сказали старушкам, которые дали вам одежду, что вы – епископ?» Он ответил: «Если Господь посылает крест, Он же дает и силы, чтобы его нести, Он же его и облегчает. В таких случаях не должна проявляться своя воля, нужно всецело предаваться воле Божией. Идти наперекор ей недостойно христианина, и после того как человек терпеливо перенесет посланные ему испытания, Господь посылает духовную радость».

Владыке шел шестьдесят пятый год, он был весь седой. На работу его не брали. Он питался подаянием. Может быть, и моя сердобольная мама подавала ему милостыню, а он молитвенно желал ей и ее семье спасения.

К осени 1942 года тело его стало совершенно истощенным. Однажды он, лишившись сил, упал на улице и потерял сознание. Его, полуживого, подобрал татарин и отвез в больницу. Потом он, несмотря на военное голодное время, каждые десять дней приносил несколько яиц, две лепешки и несколько кусочков сахара. Когда пришло время выписываться из больницы, татарин приехал на повозке, чтобы отвезти владыку к себе домой и приютить. По дороге владыка спросил татарина: «Почему вы так милостиво отнеслись ко мне? Ведь вы меня совсем не знаете». Татарин ответил: «Надо помогать друг другу. Бог сказал, что мне надо помогать тебе, надо спасать твою жизнь». – «Как сказал вам Бог?» – изумился владыка. «Не знаю как, – ответил татарин. – Когда я ехал по своим делам, Бог сказал мне: „Возьми этого старика, его нужно спасти“». Этот татарин, наверное, был человеком в городке известным. Предполагаю, что мои родители были с ним знакомы. К сожалению, имя его не знаю.

В конце зимы 1943 года владыка Николай стал служить Божественную литургию в доме одной вдовы. Он крестил, венчал, отпевал, проповедовал и наставлял. В одном из писем тех лет владыка писал: «При этой окружающей дикой природе я все же имею великое духовное утешение, что скрашивает мое одиночество. За отсутствием здесь священнослужителей я приглашен к служению. Имеем молитвенный дом, где литургисаю (по-иерейски), совершаю всякие требы; особенно приятно было совершить уже более пятнадцати бракосочетаний. Имеем колокол, а ко дню Святой Пасхи зазвоним во все четыре». Жители городка стали хлопотать о постройке молитвенного дома. В 1946 году власти зарегистрировали в Челкаре молитвенный дом в честь Вознесения Господня. Из дневника святителя Николая известно, что он в 1948 году освятил в Челкаре храм в честь того же великого двунадесятого праздника.

18 июня 1945 года владыка был освобожден, а уже 5 июля получил назначение быть архиепископом (впоследствии митрополитом) Алма-Атинским и Казахстанским.

Я так подробно об этом пишу, потому что убежден: присутствие в городке святого угодника Божия, регулярное совершение им Божественной литургии, совместное моление других благочестивых православных людей благодатно действовало не только на молившихся, но и на всех, кто жил там. Известно, что праведники хранят град. Потому, размышляя с благодарностью Богу о своем пути в православие, считаю святителя Николая (Могилевского) одним из своих благодетелей. Возможно, уже тогда Божественная благодать коснулась моего младенческого сердца.

Первое путешествие

В конце лета 1946 года наша семья выехала поездом из Челкара в Краснодар, куда папа получил назначение на работу. Мама говорила, что мы добирались месяц. Была послевоенная разруха. В Сталинграде поезд сделал остановку. В ожидании продолжения пути мы пошли в город, который лежал в руинах. К этому времени относится мое первое детское воспоминание. Помню, как брат учил меня считать, когда мы долго стояли на одном месте и чего-то ждали. Что было после, не помню.

Мы прожили в Краснодаре полтора года. Моя младенческая память из этого времени сохранила лишь отдельные события. Помню, что болел малярией. Мне давали очень горькое лекарство желтого цвета – хину.

Весной 1948 года из Краснодара мы переехали в поселок близ города Куйбышева (ныне – Самара) – Зубчаниновку. Это поселение железнодорожников к востоку от Самары возникло в 1910 году. Основателем его был Е. А. Зубчанинов (1864–1935), заместитель начальника управления Самаро-Златоустовской железной дороги Восточного района. Находясь под влиянием идей Льва Толстого, вместе со своими единомышленниками он решил создать город-общину, где уставом категорически запрещалась постройка в городке гостиниц, фабрик, винных магазинов, пивных, игорных и публичных домов, занятие ростовщичеством. Его жизнь после прихода к власти большевиков сложилась трагично. В 1919 году он был арестован ОГПУ, освобожден – через полгода. В 1923 году его направили на работу в Среднюю Азию. В 1927 году его парализовало. Последние пять лет (с 1930-го по 1935-й) прожил в почти полном одиночестве под домашним арестом по обвинению в антисоветской деятельности.

К тому времени, когда мы поселились в Зубчаниновке, это был обычный советский поселок, а в 1980-1990-е годы он стал самым криминальным районом Самары, центром распространения наркотиков.

Из Зубчаниновки папа ездил на работу в аэропорт, который находился в Смышляевке. Нынешний аэропорт в Курумуче был построен позже.

Восточная слобода

Осенью 1948 года мы переехали в Уфу. Сначала жили в гостинице аэропорта, а затем в деревянном домике, где располагался радиоцентр. Он находился между городом и аэропортом. Эта была северная окраина Уфы. Называлась она Восточная слобода. Ее появление относится к концу XIX века. На карте Уфы 1908 года она обозначена прямоугольником, который прорезают параллельно идущие улицы: Валентиновская, Ольгинская, Георгиевская, Васильевская. Есть предположение, что обладавший этими землями купец-хлебопромышленник Павел Иванович Костерин назвал улицы в честь своих сыновей и дочерей. В годы моего детства улицы эти имели уже другие названия: Большая Гражданская, Степана Халтурина, Клары Цеткин и др.

Наша Восточная слобода была отделена от города Новоивановским кладбищем. Чтобы попасть в город, надо было пройти вдоль взлетного поля аэропорта к остановке трамвая. Кольцо маршрута № 2, на котором добирались до центра, было там, где сейчас расположена небольшая площадь перед гостиным двором.

Нас, детей, город манил магазином «Динамо». На прилавках под стеклом мы любили разглядывать футбольные покрышки, камеры, рыболовные крючки, поплавки, фонарики. Чаще всего я попадал в центр, когда папа брал меня на базар. Хорошо помню деревянные ряды с двустворчатыми покатыми крышами. Папа обходил ряды и выбирал мясо. На рынке была площадка, на которой располагался зверинец, но мы туда ни разу не заходили.

Ш. Гумеров. 1948 г.

С запада естественной границей нашей слободы был глубокий овраг, который, расширяясь, спускался до реки Белой в районе Сафроновской пристани. На востоке от Восточной слободы находились земли, некогда принадлежавшие жителям деревни Глумилино. В детстве я часто слышал это название. Сейчас, работая над воспоминаниями, узнал, что это была деревня, которая около 1800 года становится собственностью землемера, надворного советника В. Ф. Глумилина. Позже деревню купил небогатый помещик Яков Барсов. В этой деревне родилась знаменитая оперная певица Елена Барсова (в замужестве – Цветкова; 1871–1929).

В 1924 году у деревни Глумилино был построен первый ангар для самолетов. В 1933-м была открыта первая уфимская авиалиния. В 1946-м Уфимский авиаотряд был передан в ведение Волжского управления с центром в Куйбышеве. Папа работал начальником службы радиосвязи аэропорта, администрация которого располагалась в двухэтажном загородном доме, принадлежавшем некогда купцу П. И. Костерину. Дом напоминал большой теремок из сказки. Верх его был украшен петушком. Хозяин стремился к затейливости и нарочитой привлекательности. Его городской дом на улице Пушкина, построенный в стиле модерн, до сих пор является архитектурным украшением Уфы.

За взлетным полем начинался лес, который называли монашеским. Оба уфимских монастыря (Успенский мужской и женский Благовещенский) до закрытия располагались далеко от этого места, в старой Уфе. В этом лесу, край которого виден был за аэропортом, возможно, были монастырские угодья. Может быть, имелась пасека.

На поляне, где стоял дом Костерина, в годы моего детства местами попадались кусты одичавшей смородины и крыжовника. Ягоды мы ели зелеными, не дожидаясь, пока они созреют. За домом с петушком находился трест «Зеленстрой». За ним был лесок, который надо было пройти насквозь, чтобы оказаться на большой поляне, на краю которой стоял дом. Возможно, это был дом садовника, проживавшего на даче у Костерина. В годы моего детства он был плотно заселен: в нем проживало не менее шести семей. Я часто посещал этот дом, потому что в нем жил с матерью друг моего детства Роберт Байбазаров. С ним я познакомился, когда мне было шесть лет. Потом мы учились в одном классе. Отец его погиб на фронте. Мама работала медсестрой. Она сутками дежурила, а Роберт большую часть времени проводил в нашей семье. Моя мама относилась к нему как к сыну: всегда кормила и заботилась о нем. Позже, когда он окончил авиационный техникум и почему-то (может быть, из-за матери) не поехал работать по распределению, мой папа взял его к себе на работу. Роберт всю свою жизнь питал к моим родителям особые теплые чувства. Он умер на работе от инфаркта на шестьдесят четвертом году жизни.

Скромное жилище

Нашей семье была предоставлена маленькая комнатка в двенадцать квадратных метров. Жилье было настолько тесным, что мне приходилось спать на полу под столом, когда к нам приезжали родственники. Быт был без малейших удобств. Водопровод отсутствовал. О душе или ванной трудно было даже помыслить. Каждую неделю в любую погоду мы ходили в баню. Дорога в одну сторону занимала почти час.

Топилась наша комнатка печкой, которая остывала к середине ночи. В морозные дни к утру в углах появлялся иней. Мы прожили в этой комнатке одиннадцать лет. Запомнились эти годы как необыкновенно счастливые. Эту крошечную комнату я бы не променял ни на какой дворец. причина нашего детского счастья была в той неистощимой любви, которая была у нашей мамы к нам.

Весь год (даже в жаркие летние дни) приходилось топить печь, чтобы сварить еду. Холодильника не было, поэтому мама готовила каждый день. На примусе, который находился в маленьком коридорчике, на приготовление обеда на четырех человек ушло бы несколько часов. В чулане, пристроенном к дому, хранились дрова на весь год. Папа договаривался с какой-то организацией, и на машине привозили бревна. Мы с братом должны были их пилить и колоть.

В наши обязанности также входило топить печь, чтобы мама до ухода на работу могла приготовить сразу завтрак и обед.

С братом мы ежедневно носили воду из колонки – ходили за ней за несколько кварталов, с большими ведрами, пользуясь коромыслом. Не помню, сколько раз за день ходили за водой. Вода требовалась, чтобы готовить пищу, пить, умываться, мыть посуду и пол, стирать. От мамы я слышал такой рассказ: «Пойдешь зимой за водой. Ты маленький. Вдоль дорожек сугробы высокие. Тащишь ведра по снегу. Вода постепенно выливается. Ты придешь и говоришь: „Мама, принес воду“. Я заглядываю в ведра, а воды там – на донышке».

С конца октября по март едва ли не каждый день нам с братом приходилось убирать во дворе снег. От дома до ворот – немалое расстояние. Дорожку в снегу нужно было прокладывать настолько широко, чтобы могла проехать телега, на которой привозили аккумуляторы, запчасти и прочие детали для передатчиков. Оттепелей не было. Постепенно в некоторых частях двора образовывались сугробы выше человеческого роста. Во дворе стоял вагончик полевой радиостанции. Вокруг него было особенно много снега. Мы забирались на крышу этого вагончика и прыгали в сугроб. Однажды мы прыгали с моим приятелем по фамилии Четверня. Он весь с головой ушел в снег. Я побежал в дом и позвал маму. Она с трудом вытащила его за поднятые вверх руки.

В конце апреля начинались работы на огороде. Территория радиоцентра была большая, на ней располагались мачты. Земли между мачтами было много. Мы сажали помидоры, огурцы, укроп, редис, морковь, свеклу и другие овощи. Это был настоящий земледельческий труд. Граблями сгребали прошлогоднюю ботву, а потом жгли. Приятно было вдыхать терпкий запах дыма. Приготовленную землю вскапывали и бороновали. Мама и папа делали самую ответственную работу – сажали семена и рассаду помидоров. Нам с братом каждый день надо было носить воду, чтобы поливать. Труды вознаграждались немалым урожаем. Всю вторую половину лета каждый день мы ели огурцы и помидоры. Когда мама готовила соленья, трудности возникали из-за того, что помидоры были слишком крупными и многие не проходили в горло трехлитровой банки.

За летным полем в нескольких километрах от нашего дома работникам аэропорта были выделены большие участки. Многих трудов стоило вскопать этот обширный надел земли и посадить картошку, чтобы получить урожай на целый год для семьи из четырех человек. Помню, как мы с папой с мотыгами на плечах ходили окучивать кусты картошки. В течение лета поле нужно было регулярно пропалывать.

Наконец наступал сентябрь. В один из воскресных дней, когда не было дождя, мы с раннего утра начинали уборку. К этому особому дню в году мы готовились заранее.

Нужен был навык: копнуть так, чтобы не порезать клубни и чтобы не оставить часть урожая в земле. Выкопанную картошку оставляли на несколько часов лежать, чтобы она подсохла. Потом ее засыпали в большие мешки и завязывали их. Они возвышались над вскопанным полем, как толстые бочки. Складывать их старались в одном месте. Так было легче грузить их вечером в кузов машины. Один мешок набивали подсолнухами, которые сажали всегда по краю всего участка.