У меня невыносимо ныла спина и до онемения затек локоть, на который, как выяснилось, преспокойно переместился дрыхнувший младенческим сном Амелин, а его светлые пряди рассыпались по моей руке.
Я осторожно высвободилась и села.
Картинка была еще та, настоящий бомжацкий притон. Люди, спящие на полу в одежде, в углу – свалка грязной посуды; из котелка, оставленного у камина, воняло заветренной едой. Видели бы нас родители!
Один Марков стоял возле окна со спущенными по колено вельветовыми штанами и разглядывал крошечную красную точку на ноге.
– Болит?
В первый момент он дернулся так, будто с ним заговорил призрак, и принялся спешно натягивать штаны.
– Не уверен, но, кажется, там воспалилось.
– Покажи.
– Еще чего! – стекла очков играли солнечными бликами. – Ты вон лечи своего туберкулезника, а моя нога неприкосновенна.