Глава 3. Руслан в армии

 
Неразделимы белых два крыла —
То к справедливости любовь и доброта.
Он избран Богом, духом окрылён,
И тяжек путь его на поприще благом…
 
 
Ты чувствуешь глухую мира боль
И рвешься залечить чужие раны.
Где благодарность?.. Но не важно столь…
Пусть ноют сердца, тела раны…
 
 
Честь уронить нельзя, ничтожна смерть,
Великодушие – редчайшая отвага,
Наперекор всему имей свой манифест,
Достойный образ – вечная награда.
 

Когда Руслану исполнилось восемнадцать лет, ему, как и всем его сверстникам, пришла повестка в армию. Защиту Родины он считал своим долгом. И ему очень хотелось попасть в Афганистан, чтобы сражаться там против врагов.

Руслан никогда не опаздывал и явился к кабинету военкома Воронина ровно в назначенное время. Он уже хотел открыть учебник английского, чтобы скоротать время в ожидании, но увидел, как по коридору, чуть прихрамывая, идет сам подполковник – высокий, подтянутый человек лет пятидесяти.

– Вы ко мне, молодой человек?

– Так точно, товарищ подполковник! – Руслан вскочил.

– Ух ты, глянь на него, воин! Твоя фамилия… – он попытался вспомнить, – проклятая контузия. Так как твоя фамилия, воин?

– Дадиев, товарищ подполковник.

– Да, точно, Дадиев. Ну ладно, проходи, поговорить надо. – Они вошли в кабинет. – Небось, на гражданке хочешь остаться, а?

– Никак нет, товарищ подполковник!

– Да что ты заладил «товарищ подполковник, товарищ подполковник». Ещё не в армии, успеешь, – он улыбнулся. – Кто тебя этому научил? Дорофеев, что ли?

– Так точно… Да, товарищ подполковник!

– Тот ещё орел. Всё такой же строгий?

– Да нет, он очень хороший, мы его все уважаем.

– Знаю, знаю, его студенты особенно хороши: собрать, разобрать автомат Калашникова умеют отлично. Сам-то за сколько справишься, а?

– За пятнадцать секунд.

– За сколько? За пятнадцать секунд?

– Так точно, товарищ подполковник!

– Ты знаешь, какой норматив на «отлично»?

– Знаю, от восемнадцати до тридцати секунд.

– И что? Зачем тебе так быстро собирать его, а?

– Ну как же, товарищ подполковник, если на войне надо будет рожок поменять, ну, или затвор заклинит. Там надо всё по-быстрому.

– Причём тут война? Ты что, служить идешь или воевать? – Офицер вдруг задумался. – Хорошо, спрошу тебя прямо: ты где хочешь служить?

– В Афгане, товарищ подполковник.

– Етить твою мать, ещё один герой… – сказал Воронин, закуривая сигарету. – Слушай, я там четыре года провёл. Ты видишь, что у меня с ногой? Видишь? – раздосадованный, он встал из кресла.

– Да.

– Так вот, я там на мине подорвался. Со мной понятно, я сам этот путь выбрал давным-давно. А тебе-то чего неймётся, а? Зачем тебе Афган?

– Ну, вы же там были, да и другие ребята защищают там нашу родину.

– «Там» это ты правильно сказал. Там, а не здесь. Родину обычно защищают на своей земле, а если ты воюешь где-то на чужой, то я сомневаюсь, что это защита Родины. В общем, слушай меня, умник. Садись и давай поговорим, как мужчина с мужчиной.

– Давайте, – сказал Руслан, всё ещё не понимая Воронина.

– Через год я ухожу на пенсию. Я, как и многие другие, совершал и хорошее, и плохое. Мне уже пятьдесят, я прожил больше половины своей жизни, как говорится, стою одной ногой в могиле. Я дал себе слово, что за этот год я сделаю всё, чтобы мальчишки, особенно такие, как ты, не попали на войну, в Афган. Ты меня понял?

– Почему «такие, как я»? Я что, хуже других?

– Нет, ты не хуже и не лучше. Ты – сирота. Вот, смотри, – он достал пачку фотографий молодых парней. – Этих ребят больше нет. Они все погибли там, и четверо из них были сироты. Как и ты, понимаешь? Они могли бы жить, жениться, завести свои семьи. Но их больше нет. Понятно, всех оградить от войны я не смогу. Но таких, как ты, я не отправлю, ты понял? – он потянулся за новой сигаретой. – В общем, через месяц будет отправка солдат на Сахалин. Это очень далеко, особенно от Афганистана. Будешь служить в стройбате, заработаешь денег, после армии они тебе понадобятся. И на этом – точка. Можешь идти. И ещё… Этот разговор – строго между нами, хорошо?

Руслан вышел из кабинета, чувствуя какое-то опустошение, – он так мечтал попасть в Афган. Но Юрия Андреевича он понимал, ведь подполковник желал ему добра. Плюс ко всему, только сейчас, в восемнадцать лет, Руслан впервые осознал себя сиротой. Он – один, и умирать в его планы не входило. Он думал: как только вернётся из армии, он обязательно, не откладывая, женится. Но прежде, конечно, он влюбится. И это произойдёт именно так, как было у его родителей, как рассказывала ему мама. Он вдруг принялся вспоминать родителей, как вспоминал в первые годы после их смерти. Ему хотелось жить, но сейчас на душе было так же, как в тот день, когда они погибли. Ему захотелось навестить их могилы, которые были рядом друг с другом, как и они сами были вместе всю жизнь, с самой свадьбы.

Огромный Ил-86 оторвался от взлётной полосы в Грозненском аэропорту. Многие смотрели в иллюминаторы, махали рукой, прощаясь с любимым городом. Руслан занял своё место и сразу уснул мертвецким сном. Проснулся он, только когда самолет приземлился в аэропорту Хабаровска. Многие призывники из Грозного здесь высадились, вместо них в самолет сели другие ребята. А Руслану ещё предстояло лететь к пункту назначения – Южно-Сахалинску.

Самолет приземлился мягко. «Начало хорошее», – подумал Руслан, окончательно проснувшись. Все как-то разом поднялись, но он особо не торопился. «Куда торопиться, – подумал он. – Вся жизнь впереди. И этот отрезок тоже пройдём. Слава Аллаху, что не в морфлот на три года».

Он спустился по трапу одним из последних, офицеры уже поставили призывников в строй. Они выкрикивали фамилии, и новобранцев забирали по трое-четверо, а то и по десять человек. Какой-то капитан назвал фамилию Дадиева. Руслан вышел из строя. Капитан быстро осмотрел его, кивнул, будто самому себе подтверждая, что не ошибся в выборе, и скомандовал: «За мной». Они сели в уазик.

– Я капитан Гончаров, командир трубопроводной роты. Рота у нас не очень большая – тридцать человек. Пятнадцать «дедов», десять «черпаков», ну, и вас, «салаг» – пятеро. Порядки у нас суровые: салаги с фингалами ходят, за столом во время обеда засыпают, хоть и голодные. Видно, что «старики» их мучают. Кого ни спроси – кто об тумбочку ударился, кто споткнулся, и всё в этом роде. В общем, никто ничего не видел и не слышал… Ты меня слушаешь, солдат?

– Да.

– Не «да», а «так точно, товарищ капитан!». Понятно?

– Так точно, товарищ капитан.

– Во, так лучше. В общем, все салаги ходят с фингалами. У нас новый командир части пришёл из дисбата. Раньше всё было по-другому, как положено, точнее, как не положено, но этот командир – Гундарев – сразу предупредил всех – если узнает, что молодых солдат обижают, то офицерскому составу не поздоровится. Уже сам начальник штаба, майор Гуров, ему честь отдает строевым шагом. А о других, кто пониже чином, я вообще молчу. Он сказал, что сделает нашу часть одной из передовых в Дальневосточном округе. А если сказал – то сделает. Всего неделю здесь, а уже порядок – ой-ёй-ёй. Короче, Дадиев, я сам из Грозного, с Катаямы… Катаяму знаешь?

– Так точно, товарищ капитан.

– Во-от. Знаю, ты себя в обиду не дашь, а как эти пятнадцать дедов уйдут, мне нужен будет нормальный замком взвода. Понимаешь?

– Да.

– Не «да», а «так точно, товарищ капитан».

– Так точно, товарищ капитан!

– Спортом занимался?

– Так точно, товарищ капитан, второй взрослый разряд по боксу.

– Вот это я понимаю! А что, не смог до кандидата в мастера спорта дотянуться?

– Да я, как в институт поступил, решил, что лучше голову качать, чем бицепсы.

Этот ответ сильно рассмешил капитана. Руслан подумал, что не такой уж он грозный, каким кажется с виду.

– В общем, Дадиев, мы уже подъезжаем к части. Времени мало. Что такое трубопроводные войска, ты скоро узнаешь. Скажу одно: будешь всё делать правильно – будут у нас с тобой хорошие отношения, а не будешь – значит, хороших отношений не будет. И последнее: у нас пятнадцать двухъярусных кроватей. Внизу спят «деды», а на верхних кроватях все остальные. И только одна пустует – твоя. Естественно, твоя на втором ярусе. Так вот, полгода назад у меня уволился замком взвода, чеченец Кутуев. Зверь был, но порядок держал. И вот он уже на третий день спал на нижней койке. Намёк понял, рядовой Дадиев?

– Так точно, товарищ капитан!

Они подъехали к воинской части. Дежурный открыл ворота, вытянулся, словно струна, и отдал честь. Они подъехали к штабу, где капитан отпустил водителя и повел Руслана внутрь для урегулирования всяких формальностей. А спустя десять минут они уже прибыли в расположение роты.

– Кравцов! Старший сержант Кравцов, иди сюда!

– Есть, товарищ капитан, – подошёл высокий блондин с одной широкой лычкой на плечах.

– Вольно! Вот новобранец, покажи ему, где будет спать, ну и всё остальное, а потом построишь всех на обед, понял?

– Так точно, товарищ капитан!

Как только капитан Гончаров исчез из виду, на лице Кравцова появилась закономерная ненависть к новобранцу:

– Ну что, душара, с этой минуты будешь, как все салаги, летать. Понял?

Это был риторический вопрос. Кравцов ожидал, что Руслан промямлит: «Да», а он заревёт как лев: «Не „да“, а „так точно, товарищ сержант!“» Руслан же молча положил сумку на кровать и медленно приблизился к Кравцову.

– Я, во-первых, не «душара». Руслан меня зовут. А во-вторых, я не в лётный полк попал, чтобы летать. А если ты хочешь летать, я тебе крылья смастерю, будешь, как Икар. Только смотри, крылышки не подпали, а то падать будет очень больно. Ты меня понял?

Стоя в каптёрке, капитан Гончаров выбирал униформу для рядового Дадиева. Он слышал весь разговор. «Это то, что надо», – удовлетворённо подумал он, но всё же грозно прорычал: «А ну, разговорчики отставить, Кравцов, Дадиев!» Кравцов стиснул зубы, всем своим видом показывая Руслану, что тому очень повезло, а Руслан, в свою очередь, подумал точно наоборот. Уже когда шли строем в столовую, Руслан заметил, как Кравцов поочередно подходил к другим солдатам и что-то шептал им, а те кивали в ответ. Один из них громко сказал: «Конечно, а то салаги совсем оборзеют». Было понятно, что речь шла о том, как приструнить новичка. Впрочем, Руслану было не до того – ему очень хотелось спать. Вернувшись из столовой, он разыскал одного из новобранцев и подошёл к нему:

– Тебя как зовут?

– Виктор.

– Откуда родом?

– Я из Кирова, а ты?

– Я из Грозного. Что у тебя с глазом?

– Да, вождение сдавал, слишком медленно ехал, вот за это сапогом в рыло и получил.

– Не понял?..

– Ну, это, короче… Ночью «старики» так развлекаются: то «вождение сдаем», то в «шахматы играем», то «кукарекаем». В общем, каждый день что-нибудь новое придумывают.

– Ты объясни нормально, что значит «вождение сдаем», «кукарекаем»?

– Ну, вот, в общем, неделю назад, когда нас в роту привели, в первую ночь Кравцов говорит: «У кого права есть?». Я говорю: «У меня», а он: «Значит, водить умеешь?». Я говорю: «Так точно, товарищ сержант». А он мне: «Становись на все четыре, на карачки», сел на меня и говорит: «Включаю первую скорость, поехали! Только медленно». Ну, я и тронулся. А он потом говорит: «Я переключился на четвертую скорость», а я и не понял, что надо быстрее ползти. Он остановил меня и как вмажет мне в рожу со всей дури! У меня аж искры из глаз полетели. А потом говорит: «Сука, завтра не вздумай ничего на завтрак хавать». Вот я и не пожрал, до обеда ходил голодный.

– А шахматы?

– Шахматы? Он спрашивает: «Кто играть умеет?» Рязанов с Бердыевым обрадовались и подняли руки. А он им: «Вот, видите наш кубрик? Берете стекло и драите пол, чтоб гладким был. А после ещё ваксой покроете, чтобы блестело! Поняли?» Так они всю ночь полы чистили, и всё равно не успели. Ну, «старики» с утра и накатили по полной. Тоже, видишь, с разбитыми мордами ходят…

– Слушай, Витёк, меня внимательно. У тебя – не рожа, не морда, и не рыло, у тебя – лицо, как у любого нормального человека. Далее, ты не пожрал, а поел, ты человек, а не свинья. И последнее: с сегодняшнего дня ты и остальные новобранцы «вождение» не сдаете, в «шахматы» не играете, не «кукарекаете», а то в петухов превратитесь. Ты меня понял?

У Витька широко раскрылись глаза от такого дерзкого заявления:

– Ты чё, Руслан, совсем, что ли? Да они нас убьют. И потом, мы – духи, нам положено «летать». Годик «отлетаем», а потом всё будет нормально…

– Делай, что я тебе говорю, потом спасибо скажешь. Понял? – перебил его Руслан.

– Понял, – ответил Виктор, хотя и подумал, что ничего из этого не выйдет.

После вечерней поверки капитан Гончаров пожелал всем спокойной ночи и, проходя мимо Руслана, быстро сказал ему на ухо: «Ну, удачи тебе, Дадиев», широко улыбнулся и ушёл.

После команды дневального «Рота, отбой», салаги быстро запрыгнули в кровати, словно ковбои на лошадей. Руслан даже не стал расправлять одеяло на постели и пошёл в умывальную комнату. Через пару минут он услышал громкий голос Кравцова: «А ну, духи, построиться!» Послышались звуки спрыгивающих на пол ног, и опять голос Кравцова: «А где это чмо – новенький, а?»

«Ну, всё, – подумал Руслан. – Время пришло. Пора отвоёвывать место на первом ярусе». Он неторопливо вернулся в расположение кубрика и увидел вытянувшихся перед Кравцовым новобранцев.

– Так, все четверо – быстро в кровать. Больше никаких «вождений» не будет, никогда, – сказал Руслан.

– Что ты сказал? – послышались голоса «дедов», которые стали медленно выползать из своих кроватей, словно из нор.

– Что слышали, – ответил Руслан и подошел к перепуганному Витьку, чтобы его успокоить.

Краем глаза он успел заметить, как Кравцов приблизился и замахнулся, пытаясь ударить его по голове. Руслан ловко пригнулся, рука Кравцова пролетела мимо, и следующим движением Руслан врезал ему в челюсть. Тот рухнул на пол без чувств. Следующим подскочил другой сержант, но он даже не успел сжать кулаки – Руслан отправил его на пол таким же ударом.

На минуту воцарилась тишина. Больше никто не посмел подойти к Руслану. Нарушив тишину, он ещё раз велел Виктору и остальным идти спать. А сам, спросив, где кровать Кравцова, устроился на ней. Отвернувшись к стене, Руслан улыбнулся, подумав, что произошедшее порадует капитана Гончарова, и почему-то вспомнил фразу «Мы ждем перемен» из песни Цоя. Он прокручивал песню в голове раз за разом и уже почти заснул, когда услышал голоса. Не оборачиваясь, он стал прислушиваться. Говорил Кравцов. «Пацаны, мы чё, зря „летали“ год, чтобы вот так вот, какой-то… – Кравцов хотел было уже обматерить Руслана, но его челюсть словно напомнила ему: „будь осторожен“, поэтому он использовал непривычное для „дедов“ слово: – …какой-то молодой с первого же дня всё испортил».

Говорил он это с некоторой опаской, что не могло не сказаться на других «стариках». Кто-то из них сказал: «Слушай, парнишка, сто процентов, – боксер. Ну, запинаем мы его, понятное дело, четырнадцать против одного, тут базара нет. Но он же нам по одному жизни не даст, это как пить дать. Ты просто не видел, как он тебя рубанул – прям как в кино, и Салькова тоже. Давай потерпим недельку. Там Рыжий с отпуска вернется. Я думаю, он салагу быстро на место поставит. Тем более что парень из Грозного. А Кутуев, помнишь, как Рыжего мучил? Мучил-то он его по делу, но всё равно, Рыжему не легче от этого. Дадим ему знать, что парень из Грозного, думаю, больше и говорить-то ничего не придётся. А если расскажем, что на „дедов“ руку поднял, он его просто похоронит».

Руслану стало ясно, что теперь надо будет разобраться с Рыжим. «Ну и ладно, – подумал он. – Рыжий так Рыжий. Пусть вернется из отпуска, там видно будет».

…Капитан Гончаров всегда прибывал в роту за десять минут до подъема. Первым делом он будил сержантский состав, давая им умыться, а ровно в шесть часов уже кричал: «Рота, подъём!». Из сержантов первым он будил Кравцова. Тот, хоть и не пользовался уважением Гончарова, был весьма исполнительным. Однако на этот раз, подойдя к кровати Кравцова, капитан не мог поверить своим глазам – на ней спал Дадиев. Резким толчком он разбудил Руслана. Тот повернул голову и увидел широко улыбающегося Гончарова:

– Ну, ты, земляк, даешь… – в голосе капитана слышались восхищение и одобрение.

Довольный Гончаров отошёл от Руслана, как будто он был не в курсе произошедшего, и послал дневального, рядового Челышева, разбудить сержантский состав.

Следующую неделю Руслан был занят тем, что постигал воинские азы. Дни летели как минуты. В один из дней, воспользовавшись случайно выпавшими свободными минутами, Руслан прилёг на кровать и не заметил, как уснул. Ему приснилось, как огромный коршун вцепился когтями ему в шею, так что он не мог даже вздохнуть. От неожиданной боли он открыл глаза и увидел над собой незнакомое перекошенное злобой лицо. Этот человек с огромной силой сжимал его шею. Руслан попытался подняться и оттолкнуть противника от себя, но тот нависал неподвижно, как гора. Незнакомец был двухметровым великаном, весом более сотни килограммов. Руслан таких никогда не видел. Нет, он, конечно, видел баскетболистов по телевизору, но таких, чтобы и высокий, и здоровый, таких – нет. И самое неприятное было то, что знакомство с подобным человеком начиналось именно так.

Весь покрытый веснушками, обнажённый по пояс, великан выглядел устрашающе. Не говоря ни слова, он одной рукой оторвал Руслана от кровати и понёс к стене. Задыхаясь, Руслан видел только его искажённое злобой лицо. Громила прижал Руслана к стене, и казалось, что он может так стоять сколько угодно долго, не чувствуя усталости. Сквозь туман в глазах Руслан видел радостно ухмыляющиеся лица «стариков». Ещё бы, они ведь так ждали этого момента, ждали, когда кто-нибудь поставит «выскочку» на место. Больше Руслан ничего не видел и не слышал. Громила так бы и держал его до конца, но кто-то из толпы сзади него сказал: «Рыжий, он синеет, отпусти, а то умрёт».

…Руслану почудилось, будто над ним склонился ангел с крыльями. В этот момент он пришёл в себя. Он лежал на полу и не мог понять, где он и что случилось. Подняв голову, он увидел огромного человека, с наглой ухмылкой стоящего над ним, словно над поверженным зверем. И тогда память стала возвращаться. Заметив за спиной Рыжего довольного Кравцова и других, Руслан вспомнил всё, что произошло. Он не видел на лице Рыжего ни малейшего сожаления и понял, что этот монстр мог запросто убить его. И тогда в сердце Руслана проснулась такая сумасшедшая ненависть, какой он не испытывал никогда в жизни. Он на секунду присел на корточки и потом рванул что есть сил в сторону. Солдаты дружно заржали, но их смех прекратился, когда Руслан подбежал к дневальному и резким движением вырвал у того штык-нож, не дав солдату даже опомниться.

Когда Руслан направился к Рыжему, его глаза были безумными, полными крови и злости. Кто-то успел крикнуть: «Пацаны, атас!». В секунду все разбежались, и Рыжий на мгновение остался один. Затем он заверещал от страха и запрыгнул на второй ярус. Но Руслана это не остановило. Он ничего не видел, кроме своей мишени. Рыжий попытался скрыться, прыгая с кровати на кровать, а потом побежал к выходу из казармы… Так, крича во всю глотку, они и бежали через весь двор, не замечая десятков пар удивлённых глаз, наблюдающих за этой сценой. Вдруг кто-то неожиданно остановил Руслана и резким движением выбил у него из рук нож. Руслан увидел перед собой высокого статного офицера. Это был капитан Власов – гордость всей воинской части.

– Вы что, с ума сошли, солдат? – спросил капитан.

Только после этих слов Руслан опомнился и вдруг понял, насколько близок он был к совершению преступления.