Глава 2

…Но смех за спиною у нас -

так чужих и немилых везде,-

Совсем небольшая цена

за целительный хмель для сердец,

За сказки для взрослых детей,

за возможность шагнуть за порог.

Мы – дети дверей и дорог,

искатели вечных путей.

Мистардэн

Ниночка разложила на учительском столе стопку тетрадей, журнал, письменные принадлежности, после чего поздоровалась с детьми. Каждый раз, давая урок в этом классе, она тихо радовалась. Эти дети были невероятны, чудесны, совершенно непохожи на других. Их ясные, чистые глаза горели непосредственным интересом, они явно ждали, чем еще удивит их любимая учительница географии. И Ниночка изо всех сил старалась не разочаровывать их, порой часами сидела в Интернете, выискивая интересные факты, которые можно использовать на уроке. Впрочем, это были уже не уроки, а живые беседы, где учительница с учениками участвовали на равных. Почти на равных – каждый раз поправляла себя Ниночка, осознавая, что ей до этих детей далеко.

Учительница обвела глазами класс. Что-то было не так, как в прошлый раз. Не сразу она поняла, что два юных хулигана, Витя Соменко и Петя Холмогоров, не шепчутся о чем-то своем, а, как и все остальные, с ожиданием смотрят на нее ясными глазами. Значит, теперь уже весь класс?.. Похоже. И слава Богу! А ведь еще год назад ученики шестого «А», точнее, тогда пятого, были самыми обычными шебутными детьми, мало интересующимися учебой. Но сразу после зимних каникул двое из них вдруг изменились, очень сильно изменились. Их взгляды стали ясными, другого слова Ниночка подобрать не смогла. Причем все в них стало другим – успеваемость, поведение, интересы. Леночке Сырцовой, до того первой моднице класса, стали совершенно безразличны тряпки. Теперь она интересовалась математикой, причем отнюдь не на школьном уровне. Мише Гольдштейну стала интересна физика. А ведь раньше его занимали только компьютерные игры. Самым удивительным открытием для Ниночки было то, что дети не подходили к любимым наукам традиционно, у них на все имелся свой взгляд. Михаил Бенедиктович, физик, как-то раз жаловался в учительской, что не знает ответов на вопросы Гольдштейна. Что ребенок просто не может задавать таких вопросов!

Время шло. Почти каждые две-три недели еще один ученик пятого «А» поднимал на учительницу географии ясный взгляд. Остальные дети смотрели на ясноглазых удивленно и испуганно, не понимая их. Однако один за другим тоже становились таковыми. И вот сейчас, уже в шестом классе, ясноглазыми стали все. Что это значит, Ниночка пока не понимала, но чувствовала, наверное подсознательно, что-то очень важное. Какой-то этап пройден. А вслед за ним будет новый. Она и сама ощущала, что постепенно становится другой, начинает понимать вещи, о которых раньше вообще не задумывалась. Это пугало и радовало одновременно.

Порой у Ниночки возникала странная мысль: хорошо бы, чтобы все на Земле стали такими. Ей почему-то казалось, что в этом случае прекратятся войны, люди перестанут топтать друг друга ради достижения каких-то сиюминутных целей. А еще она очень боялась, что на этих детей, росток будущего, обратят внимание власть имущие, которые ради сохранения своего положения способны на все. Она не раз пыталась поговорить с детьми, прося их не показывать взрослым свое истинное лицо, говорила, что это опасно. А дети с улыбкой отвечали, что скоро она сама все поймет.

Внезапно в дверь постучали, и в класс быстрыми шагами вошел Александр Николаевич, директор школы, в сопровождении незнакомого мужчины средних лет в деловом костюме. Директор выглядел очень злым, он едва сдерживал раздражение, что было заметно по дергающимся губам.

– Здравствуйте, Нина Семеновна, – недовольно буркнул он. – Извините за вторжение, но у нас снова инспекция. На сей раз из прокуратуры.

Ниночку ожгло страхом. Третья инспекция за месяц! Похоже, власти все же поняли, что в двадцать седьмой школе что-то происходит. Она перевела молящий взгляд на детей в надежде, что те не станут показывать свою необычность при инспекторе, и пошатнулась от неожиданности. Дети, как один, встали и широко, радостно улыбнулись, причем улыбнулись инспектору.

– Здравствуйте, Николай Иванович, – заговорил Саша Вихрев, сидевший за первой партой. – Мы вас давно ждем и очень рады видеть.

– Меня?! – изумленно отступил на шаг инспектор.

– Вас, – подтвердил мальчик. – Вы еще не понимаете, но это ненадолго. Наши далласские друзья многое вам объяснят, когда вы будете готовы. Эллариэ! Этэннэ! – он протянул к гостю руки ладонями вверх.

Инспектор приоткрыл рот, словно собираясь что-то сказать в ответ, что-то в том же духе, но промолчал, только ошарашенно потряс головой. Ниночке почему-то показалось, что он понял больше, чем они с директором. Последний вообще взирал на происходящее круглыми глазами. Инспектор потер ладонями лицо, почти незаметно улыбнулся и тихо сказал:

– Привет, ребята! Я тоже рад вас видеть.

– Э-э-э… – с трудом выдавил из себя директор. – Тогда оставляю Николая Ивановича с вами, Нина Семеновна.

Он поежился, еще раз окинул класс изумленным взглядом, тяжело повернулся и вышел, явно пребывая в растерянности. Впрочем, ему тоже нравились дети в этом классе, несмотря на всю их странность.

– Не смущайтесь, Назгул! – снова заговорил Саша, когда за директором закрылась дверь. – Ниночка Семеновна – своя, она скоро все поймет.

– Откуда вы меня знаете? – жалобно спросил инспектор.

– Мы – знаем, – заверил мальчик. – Мы знаем всех, кто на грани. Пока мы не можем быть рядом с каждым, нас еще слишком мало. Но все впереди.

– Теперь я понимаю, почему американцы так встревожились… – Назгул дрожащей рукой пододвинул к себе стул и сел. – Ребята, вы – то, чем мы мечтали стать в юности и не смогли. Но поймите: для нынешнего общества и его лидеров вы опасны. Они же на все пойдут, чтобы вас остановить!

– Пойдут, – мягко улыбнулся Саша. – Но их время закончилось.

– Ой ли… – устало покачал головой инспектор. – Выходит, вы знаете, что меня вызвали в Даллас?

– Знаем. Наши ребята вас там ждут.

– Ниночка Семеновна, – обратилась к учительнице Вика Смирнова. – Начните, пожалуйста, урок. А то директор стоит за дверью и слушает. Он хороший человек, но многое ему знать еще рано. С вами, Назгул, мы встретимся после уроков, нам о многом надо поговорить.

Учительница с трудом взяла себя в руки, все еще пребывая в растерянности от того, чему стала свидетельницей, и подошла к доске.

– Тема сегодняшнего урока, – заговорила она, – острова Океании.

* * *

Ты думаешь – это всего только сон,

И вход в этот край для тебя запрещен.

Ты видишь лишь серое небо без звезд.

Послушай, неужто ты это всерьез?

Послушай, мой милый печальный чудак:

На самом-то деле все вовсе не так!

И есть та дорога к другим небесам,

В страну, что однажды ты выдумал сам.

Мартиэль

Баффа, недовольно бурча, тащился от урны к урне, выискивая пустые бутылки. Улов сегодня был очень небогатый. На работу в охрану, как он и предполагал, его не взяли. В ближайшем супере место грузчика должно было освободиться только к концу месяца, а жрать хотелось каждый день. Денег осталось рублей десять, вот и пришлось собирать бутылки. Приятели советовали продать байк, и покупатель был, но продать старого верного друга Баффа просто не мог, осознавая, что если сделает это – перестанет быть собой. Так что осталось таскаться по помойкам, а сегодня – еще и с похмелья. И где Добс раздобыл этот паленый коньяк?

Споткнувшись об какую-то балку, Баффа полетел кувырком и разразился матерной тирадой, помянув и эту балку, и чью-то маму, и свою корявую жизнь.

– Как вам не стыдно, дядя Баффа? – заставил его умолкнуть детский голосок.

Байкер привстал на локтях и увидел с интересом смотрящего на него мальчишку лет десяти-одиннадцати в смешной шапочке. Очень ясными глазами смотрящего.

– Ты кто? – с недоумением выдохнул Баффа.

– Я Васька Демин, – улыбнулся мальчик. – А ты – Хоббит Баффа, я тебя знаю.

– Откуда?! – глаза байкера полезли на лоб.

– А вот знаю.

Васька подошел ближе и протянул Баффе руку. Тот в полном обалдении взялся за нее и встал. Со стороны картина, наверное, выглядела изумительно – тощий паренек поднимает здоровенного бугая.

– Пойдем, – предложил мальчик.

– Куда?

– Ты же на работу хотел устроиться. Вот и пойдем устраиваться.

– Э-э-э… – Баффа совсем растерялся.

– Дядя Ваня ищет человека в котельную. Работа сутками, ты как раз подходишь.

Байкер расплылся в улыбке. О такой работе он мог только мечтать. На нее обычно брали по блату. Но стоит ли верить обещаниям ребенка? Хотя откуда-то этот ребенок его знает, причем знает, как его зовут на самом деле, а не по паспорту. Может, его послал кто-то из своих? Другого вывода Баффа сделать не мог.

Идти пришлось недалеко. Котельная располагалась всего в пяти кварталах от дома байкера. Васька постучал в небольшую грязную дверку. Минуты через две оттуда выполз замызганный мужик в ватнике.

– Дядь Вань, вы истопника искали? Я вот привел. Человек хороший.

– Ну че за человек мы еще поглядим, – недовольно пробурчал тот. – Хотя тебе, малец, верю. Как зовут?

– Баффа, – не успев прийти в себя, байкер представился нецивильным именем.

– Погодь-погодь, – присмотрелся к нему дядя Ваня. – А ведь точно, Большой Бабах, собственной лысой персоной. А я – Элендил, эльф в отставке. Помню тебя по «Эгладору». Эх, хорошо мы тогда зажигали!

– А то! – радостно улыбнулся Баффа, поняв, что перед ним свой.

– Работу, знать, ищешь?

– Ага… Хотел охранником – не взяли. Обещали потом грузчиком взять, а жрать сейчас хочется.

– Ну, работу ты, считай, нашел, – усмехнулся дядя Ваня. – Только платят здесь немного. Больше пятнахи не получишь.

– Да мне и то за счастье! – замахал на него руками Баффа. – Много ли мне надо?

– Тогда лады. Ксива с собой?

– С собой.

– Ну пошли. Напишешь заяву, а я завтра ее в контору снесу. Послезавтра уже на работу выйдешь. А сейчас пошли посидим, старое вспомним. Из наших кого давно встречал?

– Назгула Питерского два дня назад видел. А вчера у меня Добс сидел.

Они хлопнули друг друга по плечу, позабыв про мальчика Ваську, и спустились в подвал, где их ждала початая бутылка водки. А мальчик, загадочно улыбаясь, еще пару минут смотрел на закрытую дверь, а затем растворился в тумане.

* * *

Там, где страхом кормилась мразь,

Там, где пошлостью дышит молва,

Чистый голос пророс сквозь грязь,

Пепел книг сложился в слова.

Мартиэль

Назгул медленно брел по коридору школы, пытаясь хоть как-то уложить в голове все, чему стал свидетелем. Теперь ему стало ясно, почему американцы в таком ужасе – для них появление подобных детей равносильно гибели всего, чем они живут и что навязывают остальным. Ясноглазые – росток нового мира, чистого и доброго. Неужели этот росток способен прорваться через все напластования грязи, подлости и жестокости, возведенных в ранг добродетели?..

Хотелось на это надеяться, но надеяться Назгул не имел права – слишком много видел и слишком хорошо знал этот проклятый Создателем мир. «Хозяева жизни» сделают все возможное, чтобы вырвать росток с корнем, чтобы даже следов от него не осталось. А значит, его задача – помешать им, чего бы это ни стоило. Даже ценой собственной жизни, поскольку его жизнь по сравнению с жизнями этих невероятных детей ничего не стоит. Вопрос только: как помешать?

Взгляд скользил по лицам встречных учеников и учителей. Когда он видел у кого-то из детей ясные, горящие внутренним светом глаза, то едва заметно улыбался. Как много их, оказывается, в этой школе! Не только в шестом «А», даже среди старшеклассников попадаются. Ясноглазые тоже в ответ обнадеживающе улыбались. Господи, да они же все понимают! С каждым мгновением в душе Назгула крепла решимость защитить их, закрыть собой от любой беды. Ведь они – это то, чем не смогло стать его поколение неформалов, не сумело стать. А дети сумели.

– Все не так, Назгул, – дотронулся до его локтя какой-то мальчишка лет десяти. – Все намного меньше и намного больше. И неизмеримо сложнее. Просто время пришло.

«Они что, мысли читают? – изумился прокурор. – Хорошо бы, это хоть какое-то преимущество».

Мальчишка слабо улыбнулся, кивнул и исчез в толпе. Назгул поежился и пошел дальше. Внезапно его внимание привлек невысокий черноволосый мужчина с залысинами, несущий под мышкой стопку тетрадей и классный журнал. Чем-то он показался Назгулу знакомым. Он принялся лихорадочно вспоминать, а вспомнив, радостно улыбнулся и перехватил озабоченного учителя.

– Здравствуй, Микки! Давно не виделись.

– Мы знакомы? – деловито пробасил тот, остановившись.

– Назгул Питерский. На «Хишках» виделись.

– Рад тебя видеть! – хлопнул его по плечу Микки. – Как же ты меня узнал через двадцать-то лет?

– Да вот узнал, – развел руками Назгул. – Ты мало изменился.

– Если б ты не подошел, я б тебя точно не узнал. Ты что тут делаешь?

– С инспекцией прислали. Я в прокуратуре служу.

– В прокуратуре? – встревожился Микки. – Нас уже задрали этими инспекциями. Одна за другой! Может хоть ты скажешь, в чем дело?

– Скажу, но не здесь, – помрачнел Назгул. – У тебя есть время потолковать?

– Есть, у меня как раз окно. Пошли в курилку, урок начнется – там никого не будет.

– Пошли.

Как выяснилось, неофициальная курилка располагалась в подвале. В любом другом месте курить в школе было строжайше запрещено. Впрочем, и здесь тоже, но злостные курильщики продолжали дымить, а директор смотрел на это сквозь пальцы – главное, чтобы дети не видели. Кто-то притащил в подвальчик пару колченогих скамеек и ободранную старую тумбочку, на которой стояла играющая роль пепельницы консервная банка. Назгул с Микки достали сигареты, закурили и уставились друг на друга, ожидая, кто первым нарушит молчание.

– Так зачем все эти инспекции? – не выдержал Микки.

– Эти, – указал пальцем вверх Назгул, – узнали о ясноглазых и забеспокоились.

– Суки! – в сердцах хлопнул себя кулаком по колену учитель математики. – Просил же я ребятишек не высовываться…

– Ты думаешь, они способны не высовываться? – горько усмехнулся прокурор. – Они слишком не похожи на обычных детей. Они просто светятся! К тому же, к сожалению, первыми внимание на них обратили не наши, а пиндосы.

– Так в Америке они тоже есть? – прищурился Микки.

– И не только, – кивнул Назгул. – Извини, не имею права говорить, где именно, но есть, и немало.

– Тогда понятно… Но знаешь, думаю, ребятишкам на интерес к ним всяких там структур откровенно плевать. Они расколют все планы этих господ, как раскалывают все мои заковыристые задачи – почти не глядя.

– Твои бы слова, да Богу в уши… Ты забываешь, на что способны эти твари. Чтобы сохранить свою власть и возможность безнаказанно хапать, они могут и перебить ребятишек. Поверь, я в этой кухне разбираюсь лучше тебя. Не зря в прокуратуре, насмотрелся.

Микки нахмурился, задумался, затем как-то странно усмехнулся и сказал:

– Ты, возможно, их кухню и знаешь, зато ты не знаешь, что такое эти дети. Мне почему-то кажется, что ничего им сделать не смогут. Но в одном ты прав: осторожность соблюдать надо.

– Я очень хотел бы, чтобы все было так, как ты думаешь, – вздохнул Назгул. – Я с ясноглазыми впервые столкнулся сегодня. Однако они меня узнали и обрадовались встрече. Сказали, что вскоре я сам многое пойму.