Сострадание

О произведении

«Сострадание» (1926 г.)

Это очень короткий, но очень яркий рассказ, в основу которого легла нравственная проблема, знакомая, пожалуй, каждому человеку на нашей планете: колебания о правильности принятого решения. Краткость, точность и актуальность сути проблемы, выписанные писателем, хорошо характеризуют его талант. Как и в других произведениях Хён Чжингона, ирония присутствует и здесь, рисуя бесконечную борьбу доброго и злого начал в характере человека, а также то, что добрая половина далеко не всегда побеждает и может быть нравственно неправильной в зависимости от ситуации.

На дворе стоял декабрь по лунному календарю. Прошел сильный снег, следом – дождь, а после дождя резко похолодало, поэтому все дороги превратились в сплошной каток.

В тот день мне нужно было съездить по делам моей школы. Выйдя из трамвая возле ворот Кванхвамун, я решил осчастливить какого-нибудь нуждающегося и найти себе личного извозчика, раз уж мою поездку все равно оплачивал не я сам. Маршрут у меня был довольно простой: сначала от дворца Юксангун подняться на гору ко второй государственной высшей школе, а на обратном пути заехать в две женские школы, Чинмён и Пэхва. Поэтому я спросил у извозчика, сколько он хочет за дорогу туда и назад до второй высшей школы.

– 80 чон^[3] будет в самый раз.

Выглядел извозчик неважно, словно уже успел с утра принять на грудь: на красном словно панцирь вареного краба лице красовались громадные коровьи глаза, в которых отчетливо просматривалась деревенская недалекость и какая-то мягкая простота.

Сумма, которую он назвал, была намного меньше моих ожиданий, поэтому я без раздумий забрался в его повозку.

– На обратном пути надо будет заехать еще в пару мест, но не беспокойся, я заплачу ровно, сколько просишь.

– Как прикажете.

С этими словами извозчик подхватил оглобли повозки и резво побежал вперед в сторону западных ворот дворца Кёнбоккун.

После визита во вторую высшую школу и женскую школу Чинмён я приказал доставить меня в женскую школу Пэхва, располагавшуюся на вершине холма Пхирундэ.

Дорога туда вела узкая, со множеством камней и ухабов, к тому же еще и покрытая небольшой коркой льда, поэтому повозка то и дело сильно кренилась, а ноги извозчика постоянно то подворачивались, то разъезжались в разные стороны. Погода стояла холодная, но по шее извозчика катились крупные капли пота. Мы почти добрались до школы, когда перед нами появился очередной подъем. Повозка едва-едва ползла вверх по склону, мужчина выбивался из сил, и я не выдержал.

– Давай я здесь сойду.

Ответа я не дождался. Извозчик продолжал на последнем издыхании тащить повозку за собой в гору. Похоже, он испугался, что если сейчас он примет мое предложение, то я воспользуюсь этим и заплачу ему меньше. А если он благополучно довезет меня до самого верха, то сможет сказать «Ну вот видите, как мы сюда доехали-то непросто!» и попросить накинуть еще немного сверху.

Ну, если он действительно так думает, то и мне нет никакой необходимости его жалеть и заниматься благотворительностью. Остаток дороги до самого верха я провел в полном молчании.

Ничего интересного по дороге туда не произошло. А вот уже на обратном пути после того, как я сходил в школу и завершил там все свои дела, ситуация не оказалась столь успешной. По дороге вниз я снова повторил свое предложение извозчику, но тот снова не удостоил меня ответом. Колеса повозки угрожающе поскрипывали, а ноги извозчика мелькали как спицы в колесе велосипеда.

«Не слишком ли он быстро спускается?»

Не успел я додумать эту мысль до конца, как меня словно подхватил ураган и с силой швырнул в сторону. В следующее мгновение я обнаружил себя лежащим на обочине дороги. Немного расплывающимся взором я увидел, что повозка лежала на боку на противоположной стороне дороги, а извозчик, сложившись пополам, словно акробат, выделывающий сложный трюк, лежал неподалеку.

Я медленно поднялся с земли и стряхнул грязь с одежды. Рядом со мной так же отряхивал с себя грязь извозчик.

– Вы не ушиблись?

– Нигде не ушибся?

Убедившись, что мы оба в порядке, мы одновременно посмотрели на повозку. Оглобли были сломаны, бока погнулись, колеса тоже потеряли свою изначальную круглую форму и деформировались.

– Вот же ж незадача, чтоб ее налево!

Извозчик продолжал бормотать про себя проклятия все время пока вытаскивал повозку обратно на дорогу и осматривал повреждения. В его глазах можно было без труда угадать наворачивающиеся слезы…

Некоторое время я стоял рядом и молча наблюдал за ним. У меня на душе тоже было неспокойно, ведь, несмотря на то что авария произошла из-за его неосторожности, часть вины лежала и на мне.

– Сколько попросишь-то? – наконец, спросил я.

– Сколько дадите, столько и возьму. Сейчас самое занятое время года, а тут повреждений вон на десять, не меньше, – глаза извозчика не отрывались от разбитой повозки.

– Ну, так надо было высадить меня, когда я просил-то.

Бросив эту фразу с осуждением, я сунул извозчику одну вону и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь, боясь, что он затеет спор о деньгах. Но не успел я пройти и десятка шагов, как на меня навалилось такое тяжелое чувство вины, что стало не по себе. Казалось, что вина эта зародилась прямо в сердце и оттуда рвется наружу. Осознанное нежелание того, чтобы извозчик не попросил побольше денег за свои труды явно и отчетливо присутствовало во мне, а я самым недобросовестным образом переложил вину на его плечи, бросив ту небрежную фразу, когда отдавал деньги, и теперь чувствовал вину за то, что предал свое же чувство сострадания к бедному человеку. Я был противен сам себе за то, что (осознанно или нет, не важно) как щитом прикрылся отговоркой «Я же предлагал высадить меня!» в то время как извозчик, ради того, чтобы заработать свои деньги, пошел на риск и потерял все. От этой мысли стало еще невыносимее.

Удачный день

О произведении

«Удачный день» (июнь 1924 г.)

«Удачный день» – это самое известное произведение Хён Чжингона, рассказ, входящий в обязательную школьную программу в Корее. Основная тема рассказа – парадокс человеческой жизни, один день из жизни простого бедняка, который начался с невероятной удачи, а закончился страшной трагедией. Само название рассказа искусно обыгрывает иронию ситуации, в которой оказался главный герой. «Удачный день» – крайне важное для корейской литературы произведение. На момент написания рассказа Корея была аннексирована Японией, и писатели того времени в большинстве своем пытались выразить бессилие и отчаяние интеллигенции в колонизированном государстве, и уйти от жесткой реальности, создавая простые романтические истории о любви. Хён Чжингон же впервые описал жизнь обычного бедняка того времени как она была, без прикрас и преувеличений, положив начало течению реализма в корейской литературе.

Серое и низкое небо, казалось, вот-вот разродится снегом, но в итоге закапал мелкий и противный холодный дождь.

Для Ким Чхомчжи, который служил рикшей, этот день был, как никогда, удачным. Утро началось с того, что он довез хозяйку соседнего дома в центр города (хотя и сами они жили вовсе не на окраине), а потом начал бесцельно слоняться возле остановки трамвая, провожая просящим взглядом всех прохожих. В конце концов, в его повозку уселся важного вида господин, который выглядел как учитель, и Ким Чхомчжи довез его до школы Тонгван.

За первую поездку он получил 30 чон, за вторую – 50. Не так уж плохо для одного утра и для такого неудачника, как он. Удача была действительно неплохая, учитывая, что вот уже почти десять дней он не держал вообще никаких денег у себя в руках, и теперь, чувствуя в ладонях приятную тяжесть никелевых монет, он ощущал себя до слез счастливым. Для него эти 80 чон имели особое значение. Теперь он мог не только промочить горло дешевым вином этим вечером, но и купить своей болеющей жене тарелку соллонтхана^[4].

Вот уже больше месяца его жена страдала от сильного кашля. У них не было денег даже на самый дешевый рис, что уж говорить о лекарствах. К тому же Чхомчжи был полностью уверен, что болезни нельзя потакать и баловать ее лекарствами: ее извращенная жадность от этого только приходит в еще большее возбуждение и возвращается с удвоенной силой. Поэтому врачу больную, разумеется, не показывали, и узнать, чем же она была больна, возможности не было. Но даже и без точного диагноза было понятно, что болезнь эта была далеко не легкой: женщина не могла не то что толком подняться с постели, но даже лежать на боку ей было тяжело. Началось все это десять дней назад, когда его жена за ужином чуть не подавилась рисом. В тот день Чхомчжи тоже удалось заработать денег, и он принес домой плошку риса и немного дров для печки, а потом, по его словам, эта чертова бабенка так спешила приготовить ужин, что даже не дождалась пока огонь дотянется до котелка и толком сварит рис, и набросилась на него, словно в последний раз, позабыв о ложке и спешно запихивая рис себе в рот прямо руками, не успевая даже прожевать его, отчего ее щеки раздулись как у хомяка. И с того вечера начались стоны и причитания: то в груди у нее щемило, то живот крутило, то глаза закатывались в глазницы так, что становилось страшно, а все тело тряслось будто в припадке эпилепсии. Чхомчжи все это выводило из себя.

– Чертова баба, несчастье ты ходячее! Ест – болеет, не ест – болеет, и что мне прикажешь делать?! В глаза мне смотри, когда я говорю!

От нахлынувшей на него злости Чхомчжи ударил жену по лицу. От этого глаза ее немного прояснились, а на уголках век заблестели капельки слез. Чхомчжи почувствовал, как предательски краснеют и его глаза.

Жена, тем не менее, от него не отстала. Вот уже три дня как она начала клянчить у него тарелку соллонтхана. Эта просьба в очередной раз разозлила мужа.

– Чего?! Какой еще соллонтхан? Да ты рис толком проглотить не можешь, соллонтхан ей, видите ли, подавай!

Однако на душе у него все равно было неспокойно.

И вот теперь он мог купить тарелку соллонтхана. И мог даже купить тарелку каши для своего трехлетнего спиногрыза, который постоянно кричал от голода возле болеющей матери. Сжимая 80 чон в кулаке, Чхомчжи чувствовал себя удовлетворенным и довольным жизнью.

Но удача его на этом не закончилась. Извозчик достал из кармана грязный платок, вытер влажную от пота и капель дождя шею, и когда уже начал выходить из ворот школы обратно на большую дорогу, услышал позади себя крик: «Извозчик!» Он обернулся и посмотрел на позвавшего его молодого парня. Похоже было, что он учился в этой школе.

– Сколько до Намдэмуна? – бесцеремонно поинтересовался подросток.

«Наверное, домой на зимние каникулы собрался», – подумал Чхомчжи. Он явно хотел уехать уже сегодня, но дождь со снегом и слякоть на улице заставили его колебаться, да и багажа у него, скорей всего, было много… А тут увидел повозку и выскочил, чтобы его позвать. А иначе чего бы он выбежал сюда во двор школы под этот противный дождь в своей школьной форме, даже толком не успев надеть обувь?

– Вы имеете в виду вокзал «Намдэмун»?

Чхомчжи ненадолго задумался. Хотелось ли ему в этот бьющий прямо в лицо холодный дождь тащиться в такую даль? Да и стоило ли это делать, ведь 80 чон и так были уже у него в кармане? Нет, это было ни то ни другое. Удивительно, но у него засосало под ложечкой от того количества удачи, которое свалилось на его голову в этот непогожий день. Невольно в его голове всплыло воспоминание о сегодняшнем утре, когда он уходил из дома. После того как за ним пришли от хозяйки соседнего дома, его жена посмотрела на него молящими глазами, единственным, что осталось живым на ее высохшем почти до черепа лице.

– Пожалуйста, не уходи сегодня, очень тебя прошу, не стоит. Мне так больно…

Ее голос был не громче писка комара, а дыхание прерывалось глубокими клокочущими звуками, доносившимися из груди.

Чхомчжи собрался выходить, словно ничего важного не происходит, когда его жена схватила его за руку.

– Вот глупая баба, хватит чушь городить! И что мне теперь, по-твоему, дома сидеть? А деньги с неба посыплются? Ты ж думай, что говоришь!

– Тогда, пожалуйста, возвращайся скорее…