Беря за основу положения Монтегю и Боулби, Анзьё устанавливает связь между контактом с материнским телом, выражающим (посредством хватания) влечение привязанности, и развитием чувства базового доверия, которое дает ребенку возможность исследовать и классифицировать предметы окружающего мира. Лишь с принятием этого базового доверия в качестве отправной точки может быть достигнута необходимая сепарация от матери.
Ребенок обретает способность эндогенного контроля, который осциллирует между чувством уверенности в собственных действиях и чувством эйфории от неограниченного всемогущества; если контролируется каждый шаг, то энергия вместо того, чтобы рассеиваться посредством разрядки в действии, все более возрастает, благодаря успеху [Анзьё называет это явление либидинальной подзарядкой]; это ощущение внутренней мощи имеет важное значение для ребенка, если он реорганизует свои сенсомоторные и аффективные схемы, необходимые для его созревания и обретения опыта (Anzieu, 1987а, p. 68).
С этой точки зрения, утверждается возможное наличие реципрокного взаимодействия между чувством доверия и развитием способности к символизации. Без чувства доверия выдерживание отсутствия объектов невозможно; а без понятия отсутствия не может произойти переход от необходимости конкретного присутствия означаемых объектов, это то, что является существенно значимым в развитии способности к символизации. Способность к символизации, в свою очередь, увеличивает ресурсы ребенка за счет повышения его чувства доверия.
Понятие отсутствия тесно переплетается со способностью продуцировать, регистрировать и выдерживать сепарацию от любимого объекта. В главе 1 фрейдовский пример с чудо-блокнотом приводится для того, чтобы показать связь обретения понятия отсутствия и способности отделять восприятия от воспоминаний. По мере того как прерывность перцептивной системы прочно связывается с долговременным следом того, что уже было зарегистрировано, начинает усваиваться понятие отсутствия и формироваться понятие времени. Эти процессы затруднены в симбиотических отношениях, в которых отсутствует сепарация от любимого объекта, а всякое разделение с ним оказывается травматичным. В отличие от такого рода отношений, если сепарация возможна, может регистрироваться и выдерживаться, тогда ребенок может обходиться без фактического контакта с любимыми предметами и людьми, при этом он может обходиться без использования кожи как способа получения сигналов и привлечения взора.
Джон Апдайк, американский писатель, страдающий псориазом, издал сборник рассказов под названием «Доверься мне. Рассказы» (Updike, 1962), в одном из них он описывает ситуации, в которых человек, пребывающий в роли ребенка, принуждается другими людьми играть роль отца, делая то, к чему он еще не готов: он бросается в бассейн, чтобы научиться плавать; идет на горнолыжный склон для опытных лыжников и т. д. Когда ребенок находит в себе силы решиться на эти действия, отец терпит неудачу, выполняя поддерживающую роль: ему не удается вовремя поймать его в воде; он не может вселить уверенность, чтобы спуститься по склону. Как следствие, ребенок чувствует себя незащищенным и злится на взрослого, при этом чувство незащищенности возрастает. Мы могли бы спросить себя, не является ли выбранный Джоном Апдайком сюжет, заявленный уже в названии книги и иронично развиваемый в первом рассказе, отражением ситуации эмоционального недоверия, которая латентно влияет на многих людей, страдающих псориазом, и которая побуждает их сигнализировать посредством кожи.
Обычные слова, характеризующие настроения Барби, пациентки с эритродермическим псориазом (псориаз, покрывающий всю кожу) и с огромным недоверием к своей матери, неспособной понимать ее аффективные состояния: «Сегодня у меня с кожей все плохо» или «Сегодня у меня с кожей все в порядке». Настроение проявляется в цвете ее кожи и чешуйках, так что другие люди, как правило, говорят ей «Вы прекрасны» или «Что с вами?», ориентируясь на ее кожу еще прежде, чем она что-либо скажет.
Анзьё снова и снова настаивает на том, что о коже следует говорить как об интерфейсе, т. е. как о поверхности, образованной внутренней и внешней сторонами, которая разграничивает внешнее и внутреннее и в то же время функционирует как контейнер. Термином Эго-кожа он обозначает те формы, которые ребенок – на ранних этапах своего развития – использует для репрезентации себя как Я, обладающего психическим содержанием и выбирающего в качестве отправной точки собственный опыт переживания поверхности тела. Это происходит в тот период, когда психическое Я отделяется от физического Я в операциональном аспекте, но еще остается спутанным с ним в фигуральном аспекте (1987а, p. 5051).
Функция матери – дать ребенку испытать ощущение окружающей оболочки. Эта оболочка не только предоставляет тепло, пищу, ласку, мягкость и все прочие аспекты заботы, она должна также посылать сигналы и знать, как интерпретировать сигналы, посылаемые ребенком. Предвосхищение его потребностей также должно сопровождаться нежностью и любовью. Более того, при адекватном функционировании запрета на прикосновение, должна существовать возможность создания необходимой дистанции, чтобы не допускать перевозбуждения и способствовать все большей сепарации. Если всего этого нет, тогда оболочка (которая должна способствовать развитию не только экрана от возбуждений, но также ощущения границы и благополучия) трансформируется в оболочку возбуждения и страдания.
Фантазия об общей с матерью коже лежит в основе всего описанного выше процесса. Я-кожа может иметь внутренний и внешний слой. Материнская среда может быть внешним слоем, а поверхность тела ребенка может быть внутренним слоем, посылающим сигналы (рисунок 2.1).
Между наружным и внутренним слоями возникает взаимообратная связь, т. е. связь между сообщениями, посылаемыми ребенком (на рисунке 2.1 они обозначены черными стрелками, идущими вверх по направлению к внешнему слою), и сообщениями, а также ответными откликами материнской среды (обозначенными серыми стрелками, идущими вниз по направлению к внутреннему слою или к поверхности тела ребенка). Такая взаимообратная связь работает как интерфейс, обозначенный пунктирной линией. Функционирование этого интерфейса обеспечивает фантазия об общей между матерью и ребенком коже. Разделение внутреннего и внешнего слоев должно происходить постепенно и поступательно, как показано на рисунке 2.1, где черная и серая линии постепенно разделяются.
Если внешний слой слишком тесно связан с кожей ребенка, тогда развитие становится удушающим для него, а окружение – вторгающимся (рисунок 2.2).
Если внешний слой слишком рыхлый, Эго ребенка утрачивает согласованность, поскольку посылаемые ребенком сигналы (на рисунке 2.3 обозначены черными стрелками, направленными вверх), не воспринимаются и не задерживаются внешним слоем. Они как будто теряются.
Рис. 2.1. Я-кожа и общая между ребенком и матерью кожа
Рис. 2.2. Интрузивное материнское окружение
Рис. 2.3. Я-кожа с рыхлым внешним слоем
Фантазия об общей коже является необходимым основанием Я-кожи. Проблема в том, что, когда эта общая кожа следует нарциссической тенденции из-за преобладания избытка возбуждения, формирование Я-кожи сопровождается вторичной фантазией об общей коже, прочной и неуязвимой, что в мифологии и литературе трактуется как защитная кожа, как сверкающая или блестящая кожа. Например, в книге Фишера «Рыцарь в ржавых доспехах» главный герой не может снять свои доспехи, поскольку после всех сражений он стал нечувствительным, его нарциссизм обострился, несмотря на бахвальство своими победами (рисунок 4.3 применительно к случаю Данди). В книге Итало Кальвино «Несуществующий рыцарь» у средневекового рыцаря блестящие белые и безупречные доспехи без единой трещины; однако внутри никого нет, поскольку обладатель этих доспехов живет только ими. Наконец, у Перро в «Ослиной шкуре» девушка, потерявшая мать, примеряет – словно вторую кожу – красивые, блестящие платья, которые выпрашивает у отца и получает, но при одном условии, что она выйдет за него замуж (см.: в главе 3 анализ рассказа Дэвидом Розенфельдом).
В действительности, потребность подзарядить нарциссическую оболочку таким образом, по-видимому, является защитной стороной фантазии о кровоточащей коже: в постоянном ожидании внешней угрозы или атак изнутри становится необходимым позолотить щит Я-кожи хотя бы в некоторых ее функциях, таких как экран от возбуждений и психический контейнер. На рисунке 2.5 показана ситуация, когда ни один из слоев не получает стимулы, или когда каждый слой пронизывается ими. Как следствие, определяющее значение приобретает фантазия об оболочке страдания и общая кожа следует тогда мазохистической тенденции: формирование Я-кожи сопровождается вторичными фантазиями о разорванной и болезненной общей коже, которая в мифологии и художественной литературе изображается как изодранная, смертоносная кожа в кровоподтеках (Anzieu, 1987а). Пример смертоносной кожи можно видеть у Бальзака в романе «Шагреневая кожа», о чем речь пойдет ниже. Другой пример мы находим у Курцио Малапартэ в романе «Кожа», где кожа является символом несчастья, страдания, позора и кризиса идентичности итальянского народа после прибытия в Неаполь армии союзников.
Рис. 2.4. Перевозбужденная Я-кожа: нарциссическая оболочка
Рис. 2.5. Оболочка страдания
Если разделение внутреннего и внешнего слоев прервалось из-за смерти, отвержения или любого другого подобного рода события, развиваются фантазии об изодранной, поврежденной коже. На рисунке 2.6 видно, что два слоя Я-кожи разделяются много быстрее, чем на рисунке 2.1.
Рис. 2.6. Внезапное разделение слоев Я-кожи
Если внутренний слой оказывается пористым, дырявым и похожим на сито или если он загрубел и стал непроницаемым, тогда субъект, лишенный должной обратной связи с внешним слоем, будет контактировать с ним лишь посредством внимания. Таким пациентам проще говорить о внешних проблемах и переживаниях других людей, чем о своих собственных.
Нормальная эволюция ребенка и развитие его автономии приводят к исчезновению общей кожи, вызывающей сопротивление и боль. Если отношения между матерью и ребенком являются отношениями с общей кожей, если внешний и внутренний слои соединены вместе, тогда попытки сепарации будут сопровождаться фантазиями о разодранной, рваной и окровавленной коже; эти фантазии возникают как результат разрыва этой общей кожи.
О проекте
О подписке