– С тех пор как тебя похитили, я все думал и думал и теперь хочу кое-что сказать. – Лицо у Кардана серьезное, почти мрачное, он редко позволяет себе так выглядеть. – Когда отец отослал меня, я поначалу пытался доказать, что я вовсе не такой, как он считает. Но когда это не сработало, я приложил все силы, чтобы выглядеть именно таким. Если он думал, что я плох, то я старался вести себя еще хуже. Если считал, что жесток, то стремился внушать ужас. Старался превзойти все его худшие ожидания. Я решил, что если не могу заслужить его благосклонности, то добьюсь ненависти.
Балекин не знал, что со мной делать. Заставлял вместе с ним участвовать в попойках, подавать вино и пищу, показывая гостям ручного маленького принца. Когда я подрос и стал злее, у него появилась привычка держать кого-нибудь под рукой, чтобы наказывать меня. За все свои разочарования и неудачи он отыгрывался на мне, подвергая поркам. И все же он оказался первым, кто разглядел во мне нечто, понравившееся ему, а именно – себя. Он поощрял мою жестокость, разжигал во мне злость. И я становился хуже.
Я не был добрым, Джуд. Ко многим. В том числе и к тебе. Никак не мог понять, желаю тебя или хочу, чтобы ты исчезла с глаз и не вызывала у меня чувств, которые делают меня еще злее. Но потом ты исчезла в самом деле, исчезла в глубине моря, и я возненавидел себя, как никогда.
Я так поражена его словами, что пытаюсь найти в них подвох. Не может же он на самом деле думать так, как говорит.
– Возможно, я безрассуден, но не дурак. Что-то во мне тебе понравилось, – продолжает он, и на лице появляется озорное выражение, делая его черты более знакомыми. – Вздорный нрав? Мои красивые глаза? Не имеет значения, потому что еще большее тебе не нравится, и я это осознаю. Я не мог довериться тебе. И все же, когда тебя похитили, мне пришлось принимать множество решений, и очень многие я принял, воображая, что ты рядом и отдаешь мне нелепейшие приказания, которым я тем не менее повинуюсь.