– Вроде бы да, – ответил он. – Эти насекомые могли заползти в него…

Из-за угла вдруг донеслись голоса, говорящие по-китайски, от неожиданности Рома вздрогнул и уронил сумку Венедикта. Повернувшись, он посмотрел в расширившиеся глаза своего кузена, затем взглянул на третьего товарища, который уже встал в боевую стойку.

– Алые? – спросил Маршал.

– Нам лучше не пытаться это проверить, – бросил Венедикт и с силой толкнул Маршала в спину. Тот зашатался и с тихим плеском свалился в воду. Не успел Рома запротестовать, как его двоюродный брат налетел и на него, и они оба очутились в реке Хуанпу до того, как обладатели веселых голосов завернули за угол и ступили на дощатый тротуар.

Над головой Ромы сомкнулась темная вода, пронизанная там и сям пятнами солнечного света. Его сердце громко колотилось, он молотил руками и ногами, не понимая, опускается ли он на дно, или, наоборот, всплывает. И куда обращено его лицо – вверх или вниз? А что, если он так и утонет, так и останется в этой реке, и его тело никогда не найдут?

Его лицо задела чья-то рука, и он открыл глаза. Рядом с ним плавал Венедикт, и его короткие, вставшие торчком волосы колыхались в воде. Он прижал палец к губам, затем схватил Рому за предплечье и поплыл, пока они оба не оказались под дощатым настилом причала. Маршал уже был здесь и плавал, дыша в узком зазоре между поверхностью воды и досками. Рома и Венедикт, стараясь дышать как можно тише, прислушались к голосам. Алые болтали о том, как они избили до полусмерти одного из Белых цветов, который смог сбежать только потому, что мимо проходила группа полицейских. Никто из членов банды соперников не остановился и не заметил сумку, которую Рома уронил на настил, – они были слишком возбуждены недавней дракой и тем, что им удалось унизить одного из своих врагов. Какое-то время их голоса звучали громко, затем начали удаляться, они ведь не догадывались, что в воде прямо под их ногами прячутся еще трое Белых цветов.

Едва они ушли, Маршал хлопнул Венедикта по голове.

– Зачем ты толкнул меня в воду? – сердито пробормотал он. – Ты слышал, о чем они болтали? Мы могли бы разобраться с ними. А теперь я весь промок.

Пока Венедикт и Маршал спорили, Рома оглядывал нижнюю часть настила. В ярком свете, проникающем в щели между досками, были видны прилипшие к ним плесень и грязь. Но что это? Рядом с ними плавал башмак, ударяясь о доски.

Рома узнал его.

– Черт возьми! – воскликнул он и, подплыв к ботинку, вытащил его из воды и торжествующе потряс им. – Вы понимаете, что это значит?

Маршал с недоумением уставился на башмак.

– Что в реке Хуанпу плавает слишком много всякой дряни?

Венедикт, которому, видимо, надоело плавать в грязи, скопившейся под настилом, выплыл наружу, за ним последовал Маршал, и Рома, вдруг вспомнив, что им больше нет нужды прятаться, поспешно сделал то же самое – подтянувшись, вскарабкался на доски и встал.

– Этот башмак, – сказал он, – принадлежал тому малому, который умер на территории Алых. Значит, он побывал и здесь. – Схватив сумку Венедикта, он сунул туда башмак. – Пошли. Я знаю, куда…

– Погоди, – перебил его Маршал, вглядываясь в поверхность воды. – Ты… ты это видел?

Рома посмотрел на реку, но увидел только слепящее солнце, отражающееся в мелких волнах.

– Ты что, шутишь, валяешь дурака? – спросил он.

Маршал повернулся к нему, и лицо его было таким серьезным, что Рома понял – это не шутка.

– Мне показалось, что там, в воде, были глаза.

Рома стиснул сумку, обеими руками прижав ее к себе.

– Где? – спросил он.

– Это случилось очень быстро, – ответил Маршал, пытаясь выжать воду из волос. – Если честно, это мог быть просто солнечный свет.

– Но ты вроде был уверен, что видел глаза.

– Но откуда там могли взяться глаза…

Венедикт кашлянул, и остальные повернулись к нему.

– Вы же слышали, что говорят люди?

Реакция была мгновенной.

– Гоэ-мул, – прошептал Маршал, а Рома пробормотал:

– Чудовище.

Венедикт кивнул. Рома, стряхнув с себя оцепенение, махнул своим друзьям рукой.

– Да ладно, неужели ты веришь этой болтовне о том, что в городе завелось чудовище? Все, ребята, пошли.

Рома шел быстро, петляя между торговыми палатками и не обращая внимания на уличных разносчиков, которые то и дело хватали его за рукава, расхваливая свой товар. Венедикт и Маршал едва поспевали за ним, время от времени недоуменно переглядываясь и гадая, куда он направляется с таким решительным видом, обеими руками прижимая к себе сумку с дохлыми насекомыми.

– Сюда, – сказал он наконец, остановившись перед лабораториями Белых цветов и тяжело дыша. Венедикт натолкнулся на Маршала, и они оба тоже остановились как вкопанные. К этому времени все трое уже успели почти полностью просохнуть.

– Ты меня толкнул, – пожаловался Маршал.

– Извини, – ответил Венедикт. – Я едва не поскользнулся на этой штуке. – Он подобрал листовку, отвалившуюся от столба. Обычно на таких листках рекламировали услуги по перевозке грузов или сдающиеся квартиры, но на этом огромными иероглифами было написано: «СПАСИ СЕБЯ ОТ ПОМЕШАТЕЛЬСТВА. СДЕЛАЙ ПРИВИВКУ».

– Дай сюда, – сказал Рома и, когда Венедикт отдал бумагу ему, сложил ее и спрятал в карман. – Пошли.

Быстро войдя в здание, он двинулся по коридору, одну за другой открывая двери лабораторий. Вообще-то при входе в здание полагалось надевать белый лабораторный халат, но никто из здешнего персонала ни разу не посмел сделать ему замечание, и молодые научные сотрудники, работающие на банду Белых цветов, обычно даже не поднимали глаз, когда Рома раз в месяц являлся сюда. Они привыкли видеть его здесь и не докучали ему, и старший над ними, Лауренс, тоже никогда не упрекал его за то, что он не надевает халат. Впрочем, разве кому-то придет в голову делать выговор наследнику Белых цветов? Ведь его отец, как-никак, платит им зарплату.

– Лауренс? – позвал Рома. – Лауренс, ты где?

– Я тут, наверху, – донесся со второго этажа низкий бас Лауренса, говорящего по-русски с русским акцентом. Он стоял на лестничной площадке и махал рукой. Рома взбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки, за ним торопливо следовали Маршал и Венедикт.

Лауренс посмотрел на них и нахмурил свои густые седые брови. Он не привык видеть здесь сразу стольких гостей, обычно Рома являлся сюда один. При этом он всякий раз втягивал голову в плечи, как будто, съежившись, мог каким-то образом избавиться от неловкости, когда приходил за ежемесячным отчетом о ходе работ над субстанциями, выходящими из этих стен.

В этом научном центре официально работали над производством современных лекарств, но это была только вывеска. В действительности же здесь перерабатывали опиум и изготавливали из него более совершенные наркотические вещества, еще быстрее вызывающие зависимость.

Затем Белые цветы отправят эти наркотики по назначению, получат за них деньги, и жизнь пойдет своим чередом. Это было не гуманитарное предприятие, а бизнес, делающий жизнь бедняков еще более тяжелой и помогающий богатым роскошествовать и приумножать свой капитал.

– Сегодня я тебя не ждал, – заметил Лауренс, поглаживая свою клочковатую бородку. – Мы еще не закончили работу над нынешней партией.

Рома поморщился. Когда-нибудь он привыкнет к тому, как спокойно здешние сотрудники относятся к своей работе. Ведь работа есть работа.

– Я здесь не из-за наркотиков. Мне от вас нужно экспертное заключение.

Пока Рома торопливо входил в кабинет Лауренса и сдвигал в сторону бумаги на его рабочем столе, Маршал воспользовался случаем, чтобы представиться.

– Маршал Сео, рад знакомству. – Он протянул Лауренсу руку и отвесил легкий поклон, довольный тем, что к длинному списку его знакомых добавилось еще одно лицо.

Лауренс, двигаясь с заметным трудом, пожал его руку. Вид у него при этом был настороженный. Затем он перевел взгляд на Венедикта, и тот тоже протянул руку, сделав это довольно вяло.

– Венедикт Иванович Монтеков, – представился он. В его голосе сквозило раздражение, а бегающие глаза остановились на насекомых, которых Рома раскладывал на столе, корча гримасы, пока его пальцы отделяли букашек друг от друга.

Лауренс глубокомысленно хмыкнул и ткнул пальцем в Рому.

– Твое отчество вроде бы тоже «Иванович», да?

Рома оторвал взгляд от насекомых и посмотрел на ученого.

– Лауренс, моего отца зовут не Иван. И вы это знаете.

– Я не могу вспомнить твое отчество, хоть тресни, – пробормотал Лауренс. – Должно быть, это возраст. Николаевич? Сергеевич? Мих…

– Не могли бы вы просто посмотреть вот на это? – перебил его Рома.

– Ага. – Лауренс повернулся к своему столу. И, не заботясь о гигиене и озадаченно моргая, коснулся пальцем одного из мелких черных существ. – Что это?

– Мы обнаружили этих насекомых на месте, где погибли люди. – Рома сложил дрожащие руки на груди. – Восемь человек сошли с ума и разодрали себе горло.

Лауренс и глазом не моргнул, только пару раз дернул себя за бороду и свел кустистые брови.

– И ты полагаешь, что сделать это их заставили эти самые букашки?

Рома переглянулся с Венедиктом и Маршалом. Они пожали плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Я надеялся, что на этот вопрос мне сможете ответить вы. Ума не приложу, почему еще на месте их гибели могли оказаться насекомые. Единственная альтернативная версия состоит в том, что из реки Хуанпу выплыло какое-то чудовище, появление которого и свело их всех с ума.

Лауренс вздохнул. Если бы перед ним был кто-то другой, Рома, возможно, ощутил бы досаду, решив, что его слова не восприняты всерьез. Но Лауренс ван Дайк вздыхал постоянно – когда заваривал себе чай, когда разрезал конверты. Для него это было обычным делом.

Лауренс опять дотронулся до насекомого. Но на сей раз тут же отдернул палец.

– Ага. Это интересно.

– Что там? Что вам интересно?

Лауренс, ничего не ответив, зашаркал к шкафу, окинул его взглядом, затем пробормотал что-то по-голландски. И, только взяв с полки красную зажигалку, сказал:

– Я тебе покажу.

Венедикт скорчил недовольную гримасу и молча взмахнул рукой.

– Что это с ним? – беззвучно шевеля губами, произнес он.

– Пусть развлекается, – так же беззвучно ответил Маршал.

Лауренс приковылял обратно и, достав из ящика стола чашку петри, осторожно взял три дохлых насекомых и одного за другим положил жуков на ее дно.

– Может, вам стоило бы надеть перчатки? – предложил Венедикт.

– Тише, молодой человек. Вы не заметили, да?

Венедикт снова поморщился, будто жевал лимон. Рома подавил невольную улыбку и предостерегающе сжал локоть кузена.

– Не заметили чего? – спросил Роман, когда убедился, что Веня будет держать свое недовольство при себе.

Лауренс, держа в руке чашку петри с тремя насекомыми, отошел от стола шагов на десять.

– Идите сюда.

Рома, Веня и Маршал последовали за ним и стали смотреть, как он высек пламя и поднес его к насекомому, лежащему в середине. Оно скукожилось.

Но что это? Два жука, лежащие справа и слева, тоже загорелись, скукоживаясь и светясь. По мере того как насекомое в середине сгорало, все больше и больше сворачиваясь, то же самое происходило и с другими двумя.

– Мощная у вас зажигалка, – заметил Маршал.

Лоуренс погасил пламя. Затем, демонстрируя такую прыть, какой Рома еще никогда за ним не наблюдал, быстро подошел к столу, держа чашку петри над остальными насекомыми, которых на столешнице было не меньше двух десятков.

– Дело не в зажигалке, мой мальчик.

Он опять высек огонек. На сей раз, когда насекомое, к которому он поднес пламя, начало гореть и скукоживаться, то же самое стало происходить и с остальными насекомыми на столе – резко, сразу, так что Роме на секунду показалось, что они разом ожили.

Веня отшатнулся. Маршал прижал руку ко рту.

– Как такое возможно? – изумился Рома.

– Главное здесь – это то, что они находятся близко друг от друга, – ответил Лауренс. – Даже после смерти поведение каждого из них определяется поведением других, находящихся рядом. Возможно, у них нет своей воли. Возможно, они действуют как единое целое – все такие насекомые, которые остаются живы.

– Что это значит? – продолжал выпытывать Рома. – Это они виноваты в смерти тех семерых?

– Возможно, но сказать наверняка нельзя. – Лауренс поставил чашку петри на стол и потер глаза. Похоже, он колебался, чего прежде Рома никогда за ним не замечал – и от этого ему стало не по себе. До сих пор старый ученый всегда прямо говорил, что думал, нисколько не заботясь о том, как это может прозвучать.

– Давайте, выкладывайте, – сказал Веня.

Лауренс тяжело вздохнул.

– Эти существа не естественного происхождения, – заключил он. – Чем бы они ни были, их сотворил не Бог.

И, когда Лауренс осенил себя крестным знамением, до Ромы дошло – они имеют дело с чем-то потусторонним, с чем-то страшным.