Клэр

Клэр и Джонатан не рассказывают Джошуа всех подробностей того дня, когда он к ним попал. Они не говорят, как Клэр пристально смотрела на Джонатана, как Джонатан положил локти на стол и закрыл голову руками. Как он колебался, когда Дана сообщила им о брошенном младенце. Как Клэр пришлось внушать себе: «Потерпи, он привыкнет». Как, наконец, когда Джонатан поднял голову, она увидела красные полумесяцы у него на лбу, в тех местах, где пальцы впились в кожу. Как Клэр тогда хотелось подойти к нему, нежно поцеловать каждый полумесяц.

– Только до тех пор, пока они не найдут для него другую приемную семью, Клэр, – без особой уверенности произнес Джонатан. – Понимаешь? Не будем загадывать надолго. Лучше не стоит… Еще одного раза я не переживу. – Он покачал головой, как будто сам себе не верил. – Не смогу заново пережить все то же самое, что и с Эллой. Так нельзя, невозможно! Мы привязываемся к ребенку, а его в конце концов отбирают! В чем смысл приемной семьи? Чтобы дети в конце концов возвращались к родителям.

– Я тоже, – прошептала тогда Клэр. – Я тоже еще не пришла в себя после Эллы. – Но Клэр все же понимала, что на сей раз биологическая мать не вернется, не отберет у них своего малыша. Бог не может быть таким жестоким после всего, что они пережили.

За год до того на другом конце штата, на замерзшем кукурузном поле, нашли мертвого новорожденного младенца. После этого сенат штата Айова быстро принял Закон о безопасном убежище, согласно которому родители получили право оставлять младенцев не старше двух недель от роду в больницах, полицейских участках и пожарных депо, не опасаясь уголовного преследования. Врачи в больнице сказали, что мальчику, которого подбросили в пожарное депо, около месяца; вначале Клэр очень боялась, что полиция отыщет мать ребенка. Она быстро смахнула слезы. Этот малыш, этот мальчик, которого они заберут домой, стал первым, кого оставили в месте, отвечающем требованиям Закона о безопасном убежище. Он станет их ребенком!

Когда Дана передала Джошуа на руки Клэр, она как будто исцелилась. Словно не было многочисленных выкидышей и нескольких операций. Боль потери ушла, превратилась в смутное воспоминание. Сбылось то, о чем они мечтали, чего ждали столько лет! Теперь у них есть чудесный, красивый маленький мальчик!

По пути домой из больницы они заехали в магазин за самым необходимым. Накупили подгузников, бутылочек, детских смесей. У самой кассы Клэр схватила с полки книгу с детскими именами. Наконец-то – наконец-то! – она сможет дать ребенку имя. Имена в книге перечислялись в алфавитном порядке; приводилось происхождение имени и его значение. Клэр решила, что у их малыша имя должно быть особенное. Раз уж она не даровала ему рождение, она подарит ему имя, которое что-то значит.

Клэр понравилось имя Кейд, но оно означало «круглый, мешковатый». Джонатану понравилось имя Сол, которое значило «выпрошенный у Бога». Да, вроде бы подходит, ведь они столько лет вымаливали его! Имя Холмс означало «тихая гавань», но Джонатану оно показалось нелепым; он уверял, что в школе мальчишки будут дразнить его Шерлоком. Клэр пролистала страницы, и взгляд ее упал на имя Джошуа. «Спасенный Богом».

– Джошуа! – произнесла она вслух, привыкая к имени. Клэр улыбнулась Джонатану и повернулась на сиденье, чтобы посмотреть на малыша, который станет ее сыном. – Джошуа, – повторила она чуть громче, и тут малыш, не просыпаясь, тихонько вздохнул. Довольный. Невредимый. Спасенный.

Чарм

С тех пор как Чарм стала ходить на практику в больницу Святой Изадоры, не бывает дня, чтобы она не вспоминала о малыше. Хотя она знает, что его любят и о нем заботятся, она не может пройти мимо желтой вывески «Безопасное убежище» над больницей, не испытав заново грусти и облегчения – как тогда, когда она отдала его. Правда, он ведь был не совсем ее. Откровенно говоря, больше она испытывает облегчение. Если бы она тогда не отнесла его в пожарное депо, наверное, ей бы не удалось окончить даже среднюю школу, не говоря уже о колледже. Кроме того, ее мать нашла бы способ так или иначе испортить малышу жизнь.

Чарм бежит по улице, застроенной домами из красного кирпича. Здесь находится студенческий городок. Маленький частный колледж Святой Анны помещается в центре Линден-Фоллс и окружен старинными домами и узкими улочками, мощенными булыжником. Правда, булыжник уже начинает крошиться. Выбившись из сил, она догоняет своих однокурсниц. Все спешат на лекцию по «Новейшим направлениям в теории и практике руководства медицинским персоналом». Софи, высокая, тощая девица, которая хочет работать в отделении детской онкологии, как раз настаивает на том, что у них с матерью телепатическая связь.

– Я серьезно, – настаивает Софи, когда они входят в аудиторию. – Стоит мне только подумать о маме, и через минуту она мне звонит!

– Ерунда, – фыркает Чарм. – Я тебе не верю! – Чарм смотрит на однокурсниц, ища у них поддержки, но все понимающе улыбаются, кивают и поддакивают:

– Верно, у нас с сестрой то же самое.

– Докажи! – говорит Чарм, скрещивая руки на груди и опираясь на стул.

– Пожалуйста! – Софи пожимает плечами, роется в сумке, достает телефон и кладет его на стол перед собой.

– Ну и что? – спрашивает Чарм.

– Ничего. Подождем. Она позвонит через минуту-другую, – отвечает Софи.

Чарм недоверчиво качает головой, но через несколько минут телефон Софи начинает вибрировать и прыгает по столу. Софи поднимает его и показывает всем надпись на дисплее: «Мама».

– Привет, мам, – говорит Софи в трубку. – Нет, ничего, просто подумала о тебе. – Она торжествующе улыбается Чарм.

Чарм потрясена, и вместе с тем ей грустно. Она не может вспомнить ни одного человека, с кем у нее была бы такая прочная связь. Уж точно не с матерью.

Риэнн всегда нужно быть в центре всеобщего внимания. Одной Чарм для нее недостаточно, как недостаточно и ее брата. И Гаса. Риэнн Таллиа вечно в поиске, вечно ищет для себя лучшей жизни. Во всяком случае, более увлекательной. Где сейчас ее брат, Чарм понятия не имеет. А отец, судя по всему, давно умер. Правда, в прошлом году у Чарм был приятель, который без конца ей названивал, но все дело было в его ужасной неуверенности в себе, а вовсе не в их телепатической связи и родстве душ.

А Гас? Возможно, такое родство у нее с Гасом. Это ведь он научил ее кататься на велосипеде, умножать дроби, это он пришел к ней на выпуск и сидел в зале, смахивая слезы, когда она поднялась на сцену за аттестатом.

Всему хорошему Чарм научилась у Гаса. Глядя на него, она понимает, что значит быть хорошим отцом, хорошим человеком. Одно она знает наверняка: когда она выйдет замуж и у нее будут дети, она будет рядом с ними каждый день. Она не бросит их, когда ей станет трудно, грустно или просто скучно.

Такое недоступно пониманию ее матери и брата.

Бринн

Сегодня начинается новый учебный год; хотя я знаю всех преподавателей и почти всех однокурсников, я волнуюсь. Знакомое чувство сдавливает грудь, как будто изнутри поднимается толстое облако пыли и оседает на грудине. Я стараюсь дышать глубже, как велел доктор Моррис. Его совет помогает.

Жду не дождусь начала занятий; я выбрала курсы «Животные в обществе» и «Совместное воспитание хозяев и животных-компаньонов». Кроме того, мне нужна практика вне колледжа. Поскольку я уже добровольно работаю в приюте для животных, наверное, попрошу, чтобы меня взяли на лошадиную ферму. Я никогда не каталась верхом на лошади, но читала, что лошади давно помогают людям с расстройствами поведения, в том числе пищевого. Лошади помогают даже аутистам. Вопреки распространенному мнению, лошади невероятно умны. В конце девятнадцатого века жил конь по имени Красавчик Джим Ки. Он путешествовал по всей стране со своим дрессировщиком доктором Уильямом Ки. Красавчик Джим Ки различал монеты разного достоинства, умел работать на кассовом аппарате: выбивал нужную сумму и выдавал сдачу. А еще он произносил слова по буквам и называл время. Говорят, коэффициент умственного развития у него был как у шестиклассника. Не знаю, правда это или нет, но мне приятно думать, что так оно и было.

Вибрирует мой мобильник; чтобы достать его, приходится рыться в сумке. На секунду я пугаюсь – вдруг Эллисон у кого-то узнала мой мобильный номер, но я не сообщала его даже родителям, а бабушка ни за что меня не выдаст. Взглянув на дисплей, я улыбаюсь. Это моя подруга Мисси. Я открываю крышку и подношу телефон к уху.

– Привет, Мисси, как дела?

– Сегодня вечеринка. У меня, в восемь, – говорит Мисси.

– По какому случаю? – спрашиваю я, въезжая на стоянку колледжа.

– По случаю начала семестра. Придешь?

– Конечно! – Я хватаю с заднего сиденья сумку с учебниками и направляюсь к зданию ветеринарного факультета. – Я работаю до девяти, а потом сразу приеду.

С Мисси я познакомилась в ноябре, вскоре после того, как переехала в Нью-Эймери. У бабушки я поселилась в сентябре; первое время мне было очень грустно и одиноко. Два месяца я просидела в спальне в бабушкином доме, плакала, рисовала в дневнике и старалась не убить себя. Наконец бабушке все это надоело. Она больше не могла видеть меня в таком состоянии. Она вошла в комнату и села ко мне на кровать.

– Вставай, Бринн! – сказала она. – Пора начинать жить. – Я выглянула из-под одеяла, но ничего не ответила. Бабушка совсем не похожа на моего отца. Иногда мне не верится, что она произвела его на свет. – Я хочу кое-что тебе показать, – продолжала бабушка, срывая с меня одеяло.

– Что? – пробурчала я. Мне хотелось только одного: снова укрыться с головой и заснуть. Забыть о том, что я неудачница, ничтожество.

– Пошли, увидишь. – Бабушка протянула руку и помогла мне встать. Она затолкала меня в свою машину и повезла по улицам Нью-Эймери. Мы остановились у длинного, приземистого металлического строения. Я увидела ярко-красную вывеску «Приют для животных».

Я выпрямилась и повернулась к бабушке:

– Зачем мы сюда приехали?

– Пошли, покажу. – Она улыбнулась мне, и я нехотя последовала за ней. Нас встретили дружелюбный черный лабрадор и девочка моих лет в красном жилете. На бедже у нее было написано имя: «Мисси». Она стояла за высоким прилавком и гладила маленького рыжего котенка. Я услышала приглушенный лай и скулеж собак, которых держали в вольерах в противоположной части строения.

– Здрасте, – весело поздоровалась девочка. – Чем я могу вам помочь?

Бабушка посмотрела на меня:

– Бринн, чем она может тебе помочь?

– Нет, серьезно! – Я смерила бабушку недоверчивым взглядом. – Бабушка, ты серьезно?!

– Иди осмотрись. – Она кивком указала на вольеры. – Уверена, кто-то сейчас очень ждет тебя. Иди и найди его!

– Пошли, – сказала Мисси. – Я тебя провожу! – Она открыла дверь, и меня чуть не оглушил громкий лай. Длинная узкая комната была заставлена клетками, в которых содержались собаки самых разных пород – гончая, английский сеттер, лабрадоры и множество метисов. Я остановилась перед комочком рыжевато-каштанового меха, который смотрел на меня лучистыми жалобными глазами.

– Он какой породы? – спросила я.

– Это Майло. Помесь немецкой овчарки и чау-чау. Ему два месяца. Его нашли на проселочной дороге к югу от города. Бедняжка страдал от голода и жажды. Очень деятельный малыш, и к тому же он просто прелесть, – ответила Мисси.

Я посмотрела на бабушку.

– Можно его взять? – спросила я, не смея надеяться. Ему всего два месяца, а лапы уже огромные, и потом, Мисси сказала, что он очень деятельный… – По-моему, я ему нужна.

– Конечно, Бринн. Он твой, – ответила бабушка, обнимая меня за талию.