– Я не знаю, – Поуп мотнул головой, одновременно пожав плечами.

– Вы не знаете? Не хотите знать? Или не помните?

– Я не знаю, – куда более твердо повторил он.

– Каждый день вы выбираете черный кофе, но именно в этот день изменили своим привычкам, – констатирует Сприн, указывая на него сигаретой, зажатой между средним и указательным пальцами, а затем смотрит в папку. – Ваша персональная ООС выпущена до второй, конечной Реформации, – читает женщина и выпускает еще один клубок дыма, прежде чем поднять взгляд от бумаг. – Она давно устарела. Не было желания ее демонтировать?

– Она исправна.

– Фрматнуть и вконтачить новую, прокаченную версию?

Дым дерет горло, хочется открыть окно, а неожиданный переход капитана на сленг нижнего уровня дезориентирует. Он звучит почти неприлично в стенах этого здания.

– Нет, не было.

Квинк – это первое, что чета Поуп приобрела в новую квартиру. Он слышал этот голос на протяжении почти пятнадцати лет. Чуть меньше, чем продлился его брак с Лорелин, чуть меньше, чем слышал голоса детей, покинувших дом с достижением совершеннолетия. В стенах его дома периодически появлялись другие женщины, они приходили и уходили. Сыновья связывались с ним через видеофон, находясь на другом конце необъятной страны. Квинк – константа, неизменно присутствовавшая в его жизни последние годы. Могло ли ему прийти в голову демонтировать ее или заменить на иной интерфейс с отличными электронными мозгами?

– Вы полагаете, демонтаж ООС, установленной в вашем жилище более четырнадцати лет назад и ни разу не подвергавшейся форматированию, сродни… – тут капитан сделала паузу, ткнув сигаретой в пепельницу. – Предательству?

Кажется, Поуп ощутил, как отхлынула кровь от кончиков пальцев, зато прилила к щекам и ушам. Что она такое говорит? ООС – программа, и только. Какое еще предательство?!

– Это какой-то розыгрыш? Вы сами себя слышите? Допустим, кто-то гонится за новой версией качественного бренда. Я же вижу в этом нерациональную трату денег, если прежняя вещь работает как часы и никогда не подводит. Будь она неисправна, я уже тыщу раз бы ее заменил, даже не сомневайтесь.

Она усмехнулась.

– У старых версий куда меньше ограничений в поведенческой модели. Поговаривают даже, что они, срисованные с дореформационного человека, способны испытывать привязанность к своему владельцу.

– Где поговаривают? В низах? – теперь пришел черед Поупа смеяться, однако он был серьезен.

– Моя работа предполагает общение с разными слоями населения, мистер Поуп. В том числе и с жителями нижнего уровня.

Скука – вот что плескалось в ее глазах, усмешки и вальяжное поведение не обманет его. Скука и бесконечная пустота, а не надменность и отстраненность, как показалось сначала.

– Похоже на бред.

– Он и есть, – согласилась Сприн. – Сколько дней вы не принимали тиморакс?

– Что? Я не… – вопрос застал его врасплох, он не говорил об этом вслух.

– Учащенное сердцебиение, потливость, легкий тремор рук, – произнесла она, склонившись к диктофону, словно зачитывала лекцию по внешним признакам проявления эмоций. – Вы испытываете волнение. С учетом того, где вы находитесь и что вам грозит, вполне вероятно предположить, что оно вызвано страхом. Итак, вы принимали сегодня малышку Ти?

Поуп кивает.

– Значит, нерегулярно? Пару-тройку раз в неделю?

Он молчит.

– Мистер Поуп, – в голосе Сприн усталость. – Вы игнорируете систему оповещения ООС?

Снова молчание.

Мелоди Сприн, шумно выдохнув, поставила диктофон на паузу.

– Послушайте, я не вижу большой беды в том, что вы забили на таблетки. Вы большой босс, пусть и не самый важный из тех, что мне довелось повидать. Чего вам бояться, верно? Но этот момент играет не на вашу пользу, понимаете? Посмотрите на меня, Поуп. Вы слышите? Молчание только усугубит ваше и без того шаткое положение. Ферштейн?

Он кивает, слишком поспешно и, в общем-то, обреченно. Что бы там ни было, первое бревно в погребальный костер он подкинул своими руками.

– Хорошо, – Сприн продолжает запись, возвращаясь к допросу. – Сколько приемов тиморакса вы пропустили за неделю до двенадцатого октября?

– Два, может три.

Его голос стал более хриплым. Или это только кажется?

– И в этот день тоже?

– Всего два или три, в том числе и в этот день. Не могу сказать точнее.

– Вы проигнорировали оповещение и покинули квартиру. Что было дальше?

Дальше он выбрал из списка маршрутов, сохраненных в памяти автомобиля, тот, которым пользовался почти каждый день, и отправился в офис. На экране навигатора отражался пройденный путь, впереди и сзади тянулась вереница пыльных машин. Человечество победило страх, заковало в кандалы агрессию и зависть, но так и не решило окончательно проблему с пробками в часы пик.

Многоуровневый мегаполис был разделен не только на кварталы. В нем одновременно функционировала вертикальная структура подчиненности. Простая и действенная внутренняя геополитика вынуждала жителей средних уровней стремиться переехать выше, как говорили «поближе к облакам». Работай продуктивно, ставь цель и достигай ее. Заполучить жилье в верхнем уровне, а вместе с ним штамп в паспорте ближайших родственников, чтобы им не пришлось проходить весь путь с начала – цель, достойная уважения в обществе.

Эдвард Поуп был из семьи среднего уровня, он еще помнил, скольких трудов ему стоило повышение и перевод, гарантия обеспеченного будущего. И продолжал трудиться винтиком в колесе крупного финансового холдинга не зная устали и сна. Первые годы мужчина старался связываться с родителями, отправлял им видео-послания, обещая навестить, когда удастся выкроить пару свободных деньков. Потом обзавелся компанией приятелей, в чьем кругу стал проводить свободное время, таскаясь по барам, ресторанам и борделям верхнего города. Он вдруг открыл мир, полный соблазнов, которые прежде мог лишь планировать в необозримом будущем. Среди парней, выросших во вторых, третьих поколениях богачей, было не принято говорить о жителях второго уровня. Само собой не существовало никаких запретов на контакты с оставшимися там родственниками. «Дубли», как их звали в тусовке, встречались на каждом углу – разносчики пиццы, официанты, уборщики, метрдотели, улыбчивые девушки на кассах супермаркетов и алкогольных маркетов, где Поуп и прочие закупались литрами, готовясь к бурным выходным. Каждый новый день толпы «дублей» прибывали на свои рабочие места, чтобы обслуживать и угождать более удачливым, работящим и успешным согражданам.

Весь город был пронизан вертикальными и горизонтальными лифтами, лестницами, воздушными паромами, переправлявшими людей с помощью старинной техники, приводимой в действие безупречной программой. Скоростные автомагистрали и железнодорожные ветки, парящие в воздухе, буквально опутывали его, словно гигантская непробиваемая паутина, артерия, ежечасно перекачивающая миллионы жителей из одного конца города в другой, с севера на юг, с востока на запад, снизу вверх.

Укачиваемый ползущим автомобилем в череде подобных, Поуп задумался о том, как часто использовался маршрут сверху вниз и так же легко нашел ответ на свой вопрос. Маршрут использовался в нескольких случаях. Некоторым новоприбывшим не удавалось задержаться в верхнем уровне, причины назывались разные, но так или иначе неудачник мог легко слететь по карьерной лестнице вниз, и не только в фигуральном, но и в буквальном смысле. И если выходцы из середины считались рабочим классом, то обитатели низов были неистребимым напоминанием о том, что идеальная система далеко не так действенна, как на агит-плакатах прошлого.

Светлое будущее без проявлений пагубных чувств, а впоследствии – искоренение самих причин. Перерождение человека разумного в человека рационального.

«А ты проголосовал за Реформацию?» «Не жди завтра, откажись от эмоциональной петли сегодня!» «Твое будущее – в твоих руках. Действуй!»

Нет межрасовым предрассудкам и половой дискриминации. Нет удушающим объятьям отказа от вожделенного партнера. Нет преступлениям на почве ненависти и ревности. Нет убийствам в состоянии аффекта. Нет насилию в семьях и на улицах. Общество, свободное от оков чувств, способно сосредоточить свой потенциал на иных вещах, нежели поиски лучшей клиники по увеличению пениса, дабы избавить его владельца от чувства неполноценности. Всеобщее равенство, предполагавшее сотрудничество всех слоев населения во имя высших целей. Таким идеалам мог позавидовать коммунизм. А что вышло на деле?

В какой-то степени марш-бросок по борьбе с чувственностью дал превосходные результаты. За полтора столетия, прошедших со времени первой, предварительной Реформации, уровень преступности снизился до рекордного за долгую историю процента, медицина и технологии развивались небывалыми скачками, оставляя далеко позади иные страны. Уже спустя два десятилетия был созван референдум о создании Соединенных Штатов Северной Америки, согласно которого территории Канады и Мексики добровольно, путем всеобщего голосования стали его частью. Отказ от рудимента человечества в виде эмоций приносил небывалые плоды, но еще оставалось место для пережитков прошлого. Затем пришла вторая Реформация, а вместе с ней – принятие закона и создание особого отдела полиции, призванного держать под контролем граждан, проявлявших подобные признаки и применять к ним соответствующие меры наказания.

Грубый толчок вырвал его из размышлений. Что-то с силой ударило о капот, словно тяжелый мешок со строительным мусором, сорвавшийся с лесов прямо на автомобильную трассу. Поуп инстинктивно поднял голову, чтобы узнать, что стряслось. Он был пристегнут ремнем безопасности, здоровью ничто не угрожало и все же…

Все же в тот миг нечто шевельнулось внутри, неприятно, словно некий незримый червь.

Это оказался не мешок. С тросов и перекладин, нависавших над потоком машин, свалился ремонтник в серо-оранжевой форме и каске. Он лежал, нелепо раскидав руки и ноги, остекленевшие глаза на голове, свернутой под неестественным углом, глядели прямо на Поупа, а изо рта вытекала, быстро образуя пятно, темная кровь. Темнее, чем Поуп мог себе представить.

Желудок непроизвольно сжался, стремясь вытолкнуть утренний кофе и завтрак. Машины впереди двигались тем же темпом. Мужчина вынужден был ткнуть пальцем во встроенный коммуникатор и вызвать полицию, скорую и страхового агента. Дожидаясь их прибытия, он опустил стекло и, наполовину высунувшись из окна, оценил высоту, с которой упал человек, обвешанный крючьями и инструментами, как «смертник бомбами». Довольно высоко, чтобы оставить вмятины на капоте. Позади вызванная несчастным случаем разрасталась пробка.

Службы прибыли на место происшествия через пятнадцать-двадцать минут. Еще какое-то время ушло на составление протокола и снятие показаний очевидцев, то есть Эдварда Поупа и тех автомобилистов, что не сумели покинуть трассу раньше него. Таких нашлось немного, большинство перестроилось в другой ряд и благополучно покинуло этот участок дороги. После того, как все необходимые процедуры были соблюдены, труп ремонтника погрузили в больничный фургон, больше похожий на белоснежный катафалк, а Поупа отпустили, предварительно заверив, что свяжутся с ним при необходимости.