– Слава богу! Да какой же Дрифтвуд без «Сороки»? – Она расплылась в улыбке. – Эта кофейня работает здесь дольше, чем я живу на свете. Настоящий прямоугольный камень!

Все уставились на нее.

– Краеугольный? – наконец уточнила Кармелла.

– Именно, – просияла Сиенна.

Пускай словарный запас девушки оставлял желать лучшего, и все же она тронула меня до слез. Вот именно! Дрифтвуд никогда не будет прежним без «Сороки» – без своего сердца.

И отец это знал. Вот почему я была уверена: что бы он там ни болтал, продавать кофейню не станет.

Нет, тут что-то другое… Что-то куда более серьезное.

Сморгнув слезы, я обернулась к Редмонду:

– Латте на миндальном молоке?

– С собой, пожалуйста, – кивнул он.

– Думаете, эта странная идея как-то связана с тем случаем пару месяцев назад? Помните, когда он ходил во сне? – понизив голос, спросила Сиенна. – Все еще забеспокоились, не повредился ли он умом.

Я закатила глаза. Немногие рискнули бы заговорить об этом так открыто, но у Сиенны всегда так: что на уме, то и на языке. В свои двадцать с небольшим она уже успела поработать почти во всех городских заведениях, но нигде не задержалась, а увольняясь, вечно оставляла за собой хаос и разрушения. Мне в жизни не доводилось иметь дело с таким неловким и неуклюжим человеком! Кареглазая блондинка, внешне она чем-то напоминала Кэрри Андервуд в период сразу после «Американского идола». Ее близкие, должно быть, уже устали просить бога взять руль ее жизни в свои руки и направить Сиенну на верный путь от греха подальше. Я и сама пару раз обращалась к нему с этой просьбой.

– Лично я тогда так не думала, – поскорее заверила Сиенна, сообразив, что ляпнула лишнего. – А вот теперь уже сомневаюсь. Немножко. Совсем чуть-чуть.

А я-то надеялась, все уже забыли, как сосед миссис Поллард однажды ночью застукал моего отца у себя во дворе в одних трусах. Однако местные жители никогда на память не жаловались. Здесь ничего не забывали!

Отцовские ночные приключения открыли в моей голове ящик Пандоры. Я так за него испугалась, что даже хотела к нему переехать. Вернее, не то чтобы хотела – конечно, в собственном доме, где у меня было личное пространство, я чувствовала себя гораздо комфортнее. Но тогда мне казалось, что переезд станет лучшим решением. Так я буду уверена, что папа в безопасности.

Однако отец сразу же отмел мое предложение. Даже обсуждать его не захотел…

Миссис Поллард тихо присвистнула и отхлебнула кофе.

– Да уж, удивил он тогда этими ночными похождениями… Ну и зрелище!

Она принялась обмахиваться одним из рецептов, которые распечатала «просто на всякий случай» – вдруг у кого-то не будет времени сфотографировать с доски.

Поддавшись порыву, я почему-то взглянула на Эстрель. Она все так же сидела у окна и молча наблюдала за происходящим. А встретившись со мной взглядом, вскинула тонкую бровь. Конечно, с такого расстояния видно было не очень, но богом клянусь: ее светлые глаза искрились весельем. Почему же она до сих пор не встряла в разговор? Меня как-то напрягала эта несвойственная ей сдержанность.

– А ведь как раз в то время Дез и о призраках начал говорить! – прищелкнул пальцами Редмонд.

Я постаралась отключиться от разговора и стала готовить миндальный латте. Обычно работа помогала мне справиться со смятением. Здесь, в «Сороке», я контролировала все процессы – притом с девятнадцати лет! Именно тогда отец, которому не терпелось внести в жизнь какие-то перемены, передал мне бразды правления, решив, что я уже достаточно взрослая, чтобы справиться самостоятельно.

Сегодня, однако, атмосфера в кофейне меня нервировала. А врач говорил, что нервничать мне нельзя.

– О призраках? – переспросила Сиенна. – Серьезно? Я такого не слышала.

Господи! Как это она не слышала? Ах да! Когда отец впервые начал рассказывать эти сказки, Сиенны не было в городе – она как раз отправилась навестить родителей. А через две недели, когда вернулась, в Дрифтвуде уже обсуждали новое происшествие: шестнадцатилетний Амбруаз Симонс, засмотревшись на идущую на пляж девушку в бикини, въехал на мопеде в помидорную грядку миссис Харлин. В аварии парень не пострадал, однако миссис Харлин так отделала его метлой, что пришлось наложить четыре шва. Впрочем, никаких обвинений ни одной из сторон предъявлено не было.

– Только об одном призраке, – поскорее уточнила я, пока история не обросла мифическими подробностями.

И начала взбивать миндальное молоко, надеясь, что за свистом пара не услышу дальнейшего обсуждения. К несчастью, это не помогло.

– Да Дез всем подряд рассказывал, что у него в доме живет призрак! – начал Редмонд. – Ходит по ночам, шумит, разбрасывает все. Его это, правда, не пугало – скорее веселило.

– Он всегда любил истории про привидений, – вставила Кармелла.

Я понятия не имела, что делать с папиным воображаемым призраком. Сначала пыталась отмахнуться от этой байки, убеждая себя, что отец просто шутит, но однажды днем зашла к нему и увидела разгром собственными глазами. Конечно, чистюлей папа никогда не был, но и неряхой тоже. И я никак не могла объяснить, отчего дом так резко пришел в упадок.

Все это, мягко говоря, тревожило.

Игнорировать ситуацию я больше не могла. И раз уж папа, к счастью, не захотел, чтобы я к нему переезжала, я задумала нанять ему помощницу по хозяйству. Даже предложила сама ее оплачивать, хотя, конечно, это вряд ли было бы мне по карману. Отец же в ответ лишь заливисто засмеялся, долго не мог успокоиться, а потом ласково выставил меня за дверь: «Мусорит призрак, а у меня есть дела поинтереснее уборки. Все хорошо, моя маленькая сорока! Не беспокойся».

– Не думает же он, что это призрак его же… – Сиенна осеклась и беспомощно огляделась.

Кармелла подпрыгнула и поспешила заполнить повисшую паузу:

– Как по мне, Дез просто решился изменить свою жизнь. А перемены – это не всегда плохо.

– Оу, – просветлела Сиенна. – Может, он продает «Сороку», потому что решил уйти на покой? Он как-то рассказывал, что на пенсии хотел бы отправиться в кругосветное путешествие на корабле. Говорил, вот здорово было бы и все такое.

Обмахнув капучинатор^[1], я уставилась на нее невидящим взглядом. С чего бы отцу такое говорить? Он уже повидал мир. И из Дрифтвуда никуда не уедет. Без мамы – точно нет. Тем более на корабле: он же знает, что я с ума сойду. К тому же я только недавно говорила с ним о пенсии, и он ответил, что пока не готов. Ему нравится работать, заниматься делом. Передав управление «Сорокой» мне, папа занялся ремонтом автомобилей и сдачей в аренду местных развалюх. Даже мне одну из них продал за бесценок. За сущий бесценок!

Я представления не имела, что происходит с отцом, но дело точно было не в пенсии. Где-то с месяц назад мы с ним договорились поужинать, но в назначенное время он не появился. Я отправилась к нему и обнаружила, что дом по-прежнему в ужасном состоянии. А хуже всего было то, что он совсем забросил Молли: в ее мисочке не оказалось ни капли воды. К тому же в тот день мне исполнилось тридцать восемь, а он забыл про мой день рождения…

Появившись наконец дома, папа стал извиняться и делать вид, что ничего особенного не случилось, просто вот такой он рассеянный. Мы поспорили. Я снова предложила нанять кого-нибудь, чтобы присматривать за ним, домом и Молли, и его обычно веселое лицо потемнело от гнева. Такое случалось настолько редко, что я просто онемела.

«Хватит, Магдалена! – рявкнул отец. – Хватит. Оставь все как есть^[2]».

Тут его лицо просветлело: успокоился он так же мгновенно, как и разозлился. Схватил со стойки ярко раскрашенный фарфоровый подсвечник в виде обезьянки и стал петь в него, как в микрофон, про мудрые слова матушки Мэри. Отец никогда не упускал возможности исполнить что-нибудь из «Битлов», особенно если это могло разрядить обстановку.

В тот вечер я так разозлилась, что из папиного дома отправилась прямиком в «Сороку». Заперлась в кабинете, напечатала на маминой машинке самое дурацкое в мире объявление о поиске помощницы по хозяйству, прилепила его на витрину, чтобы утром посетители сразу его увидели, и хотела было сфотографировать и выложить в местные группы в соцсетях, однако решимость моя через пару минут испарилась. Я струсила и сорвала листок. Смяла его, бросила в урну у входа в кафе и с тяжелым сердцем отправилась домой.

Теперь же, когда отец заговорил о продаже «Сороки», я стала об этом жалеть. Мне определенно необходимо было запустить к нему в дом шпиона. Кого-то, кто сообщит, если папа начнет вести себя необычно. И позаботится о том, чтобы у Молли всегда была вода. Мы с ней, конечно, друг друга слегка недолюбливали, но мне не хотелось, чтобы с ней что-то случилось.

Я вручила Редмонду его латте и закрыла этот заказ.

Отхлебнув, он блаженно выдохнул:

– Прекрасно, как и всегда, Мэгги!

Редмонд как раз расплачивался кредиткой, когда дверной колокольчик вновь звякнул, приветствуя нового посетителя. И пусть этот звон действовал мне на нервы, увидев, что пришла Роуз, я вздохнула с облегчением.

– Простите, опоздала! – на ходу бросила она, пробираясь за стойку. По ее спине моталась длинна, перевитая серебристыми прядями коса. Убрав сумочку и повязав фартук, Роуз поздоровалась: – Всем привет!

И снова на душе у меня потеплело, когда все хором поприветствовали ее в ответ.

– Кто следующий?

Роуз едва успела надеть фартук и сразу же взялась за работу.

Сиенна стала делать заказ, Кармелла же поманила меня в дальний конец зала и, когда я приблизилась к ней, ласково взяла за руку.

– Мэгги, когда ты в последний раз брала отпуск? Ты волнуешься за отца, а я переживаю за тебя. Ты же вот-вот пополам переломишься! Все время хлопочешь о других, а о себе совсем забыла…

– На себя у меня нет времени! – отозвалась я, некстати вспомнив, что и врач советовал мне сбавить обороты. – К тому же трудно думать о себе, когда все мои заботы сейчас – об отце. Кармелла, вы же его не хуже меня знаете! Вы бы заметили, если бы с ним что-то было не так. Ладно, он в своем уме… Тогда, может, у него проблемы со здоровьем? Что, если ему врачи какой-то жуткий диагноз поставили? И он именно поэтому так зациклился на здоровом образе жизни? – Я выпрямилась. Неужели мне удалось наконец нащупать разгадку? – Ну конечно! Он не говорит мне, что болен, чтобы я не волновалась. О господи!..

Кармелла покрепче сжала мою руку:

– Прекрати, Мэгги. У тебя так подскочило давление, что ты сейчас через крышу вылетишь!

С полгода назад со мной случилась транзиторная ишемическая атака (ее еще называют микроинсультом). К счастью, долгосрочных последствий она не вызвала, но врачи предупредили, что, если я не изменю свою жизнь, мне и до настоящего инсульта недалеко.

«Изменить свою жизнь» означало избегать стресса.

– Все с Дезом нормально, – заверила Кармелла. – Он буквально пышет здоровьем и энергией. Можешь мне поверить!

Я уже была на грани нервного срыва, но ее спокойный безмятежный тон привел меня в чувство. Она говорила так уверенно!

– Вы что-то знаете, верно? – Я окинула ее пристальным взглядом.

Колокольчик на двери зазвенел, приветствуя Сэма Кинделла.

– Доброе утро, Сэм! – тепло поздоровалась Роуз и сразу же начала готовить его обычный заказ: ореховый айс-латте и тарелку взбитых сливок с собой.

Кармелла, пряча глаза, переступила на высоких каблуках.

– Что? Нет.

Я засмеялась, но смех вышел больше похожим на всхлип. Может, в недвижимости она и разбиралась лучше всех в окру́ге, но врать не умела совсем.

– Скажите мне. Пожалуйста!

Кармелла вскинула голову; в ее глубоких темных глазах сверкнула решимость, и я понадеялась, что наконец-то узнаю, почему отец так странно себя ведет.

– Магдалена Мэй Брайтвелл, на два слова!

Ко мне приближалась Эстрель. Пайетки на ее черном платье сияли, как лунный свет на воде.

– Через секундочку, ладно?

– Нет, дело неотложное.

Кармелла же явно обрадовалась отсрочке:

– Мне все равно пора идти! У меня в полдесятого показ.

Она наскоро поцеловала меня в щеку и едва не бегом бросилась к выходу. Вскоре, забрав своей заказ, вышел и Сэм.

Дверной колокольчик явно задался целью окончательно расстроить мне нервы. Его повесил отец, когда сам еще всем тут заправлял. Интересно зачем? Маме бы это точно не понравилось…

Постаравшись выбросить из головы проблемы и паршивое самочувствие, я смирилась с бегством Кармеллы и обернулась к стоявшей рядом пожилой женщине.

Эстрель принадлежал расположенный неподалеку магазин «Стежок», где продавались ткани и швейные принадлежности, а еще она шила одежду на заказ. Никто толком не знал, сколько ей лет, но в том, что не меньше восьмидесяти, не сомневались. У нее была тонкая бледная кожа, сквозь которую просвечивал синим лабиринт вен, и выкрашенные ярко-розовым ногти на скрюченных пальцах. Сейчас Эстрель не мигая смотрела на меня своими серебристыми глазами сквозь густую черную вуаль, свешивавшуюся со шляпки-таблетки. Ссутуленная, она, казалось, наклонилась ко мне поближе, чтобы лучше слышать, хотя проблем со слухом у нее никогда не было. Впрочем, как и с другими органами чувств.

Колокол в церкви прозвонил девять, и в ту же секунду Эстрель твердо произнесла своим звучным скрипучим голосом:

– Ты возьмешь ее на работу.