Уж мне ли не знать, что значит гнев продюсера. На самом деле он это не всерьез. Просто в новостной журналистике считается грубой ошибкой пропустить свой выход – почти такой же грубой, как и проворонить эксклюзив. Так что если с Эллен все в порядке, то ей лучше позаботиться о хорошем оправдании.
Вернувшись в офис, я обнаруживаю, что мой некогда обжигающий кофе почти остыл. Брезгливо отхлебываю глоток мелоподобной жидкости и устремляю взор на экран.
Я понимаю, что нужно сосредоточиться на поиске сюжета. Проверить то общежитие и не прошедшие осмотр грузовики. И успеть пробежаться по тем идеям, которые предложил мой продюсер, Франклин, к тому моменту как придет. Но у меня из головы не выходит пропавший без вести «средний» парень из фармацевтической компании. Какая-то часть мозга среагировала на это название, «Азтратек», как собака из «К-9»[3] на месте преступления, и чутье подсказывает мне, что нельзя проходить мимо.
Постукивая пальцами по столу, я начинаю копаться в воспоминаниях. Где я могла слышать об «Азтратеке»? И об этом… как его… Брэндоне? Брэдли? Формане? Как мне все это выяснить? И как выяснить, стоит ли тут что-либо выяснять?
Что, если это всем сюжетам сюжет, а я его упущу? Мне нужно…
Привести себя в порядок. Когда я хорошо выгляжу, мне и думается лучше. Снимаю со стены маленькое зеркальце и ставлю его на клавиатуру, прислоняя к монитору.
Коричневые тени для век. Черная тушь для ресниц – больше, чем одобрила бы мама. На то место, где полагается быть щекам, – немного бронзирующих румян, и наконец моя фирменная красная помада. Я уже успела пройти стадию «Кокетка», миновала «Буйство цвета» и теперь предпочитаю «Адское пламя».[4] Такое ощущение, что даже маркетологи подметили мое свободное падение в старость и отразили его в косметической линии. Что появляется сначала – морщины или название помады? Если вскоре мне полюбится «Реинкарнация», это уже повод для беспокойства.
Последний взгляд в зеркало. Отлично. Все та же утомленная тетка, только теперь еще с макияжем.
Убираю равнодушное к моим невзгодам зеркало и снова открываю электронный ящик. Нужно вернуться к азам. К тому, в чем заключается сущность расследовательской журналистики. А заключается она не в том, как ты выглядишь, а в том, как умеешь находить ответы на вопросы. В неустанных расследованиях, внимании к деталям, в поисках. Выпрямляюсь в кресле, следуя за продвинутой поисковой системой электронной почты, в то время как мой снабженный кофеином мозг постепенно просветляется. Вспомнила. Его зовут Брэдли Форман. Теперь меня ничто не остановит.
Песочные часики на экране переворачиваются снова и снова. Еще пара секунд, и все раскроется.
Людей, соответствующих запросу, не обнаружено.
У меня опускаются плечи. Человек с именем Брэдли Форман мне никогда не писал. После второй попытки я обнаруживаю, что никогда не получала и имейлов с упоминанием фармацевтической компании «Азтратек».
Но существует же «Гугл». И мне повезет.
Курсор призывно мигает. Набираю «Азтратек».
Согласно счетчику на экране поиск занимает 1,7 секунды.
«Возможно, вы имели в виду: Азтратех».
«Гугл» бесконечно заботлив.
Я имела в виду компанию (не важно, с каким названием), в которой работал Брэдли Форман. Работает, поправляюсь я, – пессимизм тут ни к чему. Кликаю «да».
«Азтратех фармацевтикалс» – тут же выдает поисковик. Картинки, сменяющие друг друга, элегантные логотипы, модные графики. Все это выглядит солидно, но ни о чем мне не говорит. Нажимаю на рубрику «О нас».
Адрес «Азтратех фармацевтикалс»: 336, Прогресс-Драйв, Боксфорд, штат Массачусетс. Улыбаюсь. Как раз то, что нужно.
И… Это что, запах кофе?
– Привет, Шарлотта… Слышал тебя в эфире!
Что за чертовщина тут у вас творится?
Франклин, как всегда безупречный, одетый с иголочки – в розовое трикотажное поло, к верхней пуговице которого прицеплены черепаховые солнечные очки, ставит на мой стол дымящийся латте.
– Обслуживание номера, – шутит он. – Тройная порция кофе с обезжиренным молоком. Я подумал, тебе может понадобиться.
Франклин единственный, не считая моей матери, кто называет меня Шарлоттой. С этой характерной провинциально-южной манерой растягивать слоги у него выходит как-то похоже на «кашалота». До сих пор не могу сдержать улыбку, когда он обращается ко мне.
Франклин Брукс Пэрриш на пятнадцать лет моложе меня, и в длинном перечне продюсеров следственного отдела, с каждым из которых мне приходилось делить кабинет, он на сегодняшний день последний. Стыдно сказать, но Франклин один из всего нескольких цветных, нанятых нашим каналом. Курсы в Луизианском университете, потом поразительный скачок и поступление в Колумбийскую школу журналистики, первая работа на телевидении – на неизвестном маленьком телеканале в Чарлстоне, дальше в Олбани, а следом на Си-эн-эн в отделе расследований – и теперь здесь, в Бостоне. Стандартный путь по карьерной лестнице, необходимый для успеха на телевидении.
Он-то не знает о том, что я просекла, как он составляет портфолио из видеолент. И что я знаю: он уволится, как только сетевые воротилы посулят ему Нью-Йорк. Таковы межличностные отношения на телевидении: не спрашивай, не рассказывай, не привязывайся. И это непостоянство меня очень даже устраивает. Правда, я все равно буду скучать по Франклину, когда он уйдет.
– Привет, Франко, рада тебя видеть! Большое тебе спасибо, что возместил остывший кофе. И как только тебе удается всегда знать, в чем я нуждаюсь?
– Да не за что, – отвечает Франклин. Мастер делать несколько дел одновременно, он уже открывает электронную почту, проверяет сообщения на мобильном и включает наш рабочий телеканал. Франклин – настоящий компьютерный ас и, плюс ко всему, настолько дисциплинированный, что даже книги классифицирует в соответствии с десятичной системой Дьюи. Попробуйте загадать Франклину тест с наполовину пустым – наполовину полным стаканом, и он вычислит, кому этот стакан принадлежит, что в нем, отравлена ли жидкость, противозаконно ли это и не является ли продуктом политической коррупции. А еще мой продюсер такой же целеустремленный перфекционист, как и я.
Посвящаю Франклина в последние новости о пропаже Эллен, а заодно и о пропаже Брэдли Формана.
– Так что, подводя итог, – заканчиваю я, – все мои поиски прошли даром. Кроме разве что вот чего. Ты когда-нибудь слышал о компании под названием «Азтратех»?
Не успевает Франклин ответить, как мне снова приходится поднять глаза на распахнувшуюся дверь нашего отдела. На этот раз никто не несется ко мне сломя голову, и это хороший знак. Но вот мой стол пересекает тень злого рока. Плохой знак.
Немыслимая завивка, кричащий макияж и планшет в руке, сигнализирующий о том, насколько влиятельна его хозяйка, подсказывают, что, вполне возможно, помощник режиссера Анжела Нэвинс ненавидит не только меня. Вероятно, она ненавидит всех. Но сейчас она находится в дверях моего кабинета.
– Чарли, Франклин, доброе утро. Отлично сработано с выпуском, Чарли. Спасибо, что выручила нас.
Очевидно, в одном из своих руководств по управлению персоналом Анжела вычитала, что поручения, которые обещают вызвать протест, полезно начинать с комплиментов. Это смягчит чернорабочих перед решающим ударом.
Не решаюсь взглянуть на Франклина, потому что иначе один из нас точно закатит глаза и не удержится от смешка. Ко всему прочему, у меня все равно никогда не получится выкинуть из головы то, что хотя на бумаге Анжела мой босс, но она моложе меня на пять лет. Или на шесть. Поэтому меня просто убивает то, что она имеет полномочия указывать мне, что делать.
– И еще для нас большая удача, что ты оказалась на месте, – продолжает она, силясь изобразить подобие улыбки, – поскольку Эллен теперь не в курсе событий…
Улучив момент, Франклин вклинивается в ее монолог:
– Да, Анжела… что там с Эллен, кстати?
Улыбка слетает с губ начальницы.
– Мы разбираемся с этим, – произносит она. – Я уверена, все…
Франклин перебивает ее, сосредоточенно морща лоб:
– Она вообще…
Анжела поворачивается спиной к Франклину, как будто его и вовсе нет с нами, и возвращается к тому, с чего начала.
– Поскольку Эллен не в курсе событий, – продолжает она, – нам потребуется твоя помощь, чтобы взять интервью, о котором мы договорились с женой.
Мне что, полагается знать, о чем она говорит?
– Какой женой? – спрашиваю я уже вслух.
И удостаиваюсь одного из тех взглядов, которые означают: «Поверить не могу, что вы, репортеры, такие тупые».
– Жена потерпевшего. – Анжела опускает взгляд на свой планшет и постукивает по нему карандашом. – Брэдли Форман. «Азтратех». Он умер. Автомобильная авария. Судя по всему, выехал на шоссе во время ливня в четверг. Его жена передала редактору, с которым разговаривала. Но нам надо пошевеливаться, пока не объявился какой-нибудь адвокат и не велел ей хранить молчание. Так что, Чарли, ты сейчас единственный репортер на месте. Если мы станем ждать приезда других, то потеряем сюжет.
Это же просто нечестно. Она посылает меня стервятником. Ненавижу стервятников. Я годами выполняла эту грязную уличную работу, уверяя несчастных и безутешных людей в том, что ради каких-то благородных целей они обязаны выступить на камеру. Мне казалось, для меня с этим покончено. Но поскольку я пришла пораньше, то, кроме меня, никого нет. Меня и припрягают.
Правило, которому не учат на факультете журналистики: «Кто рано встает, тому достается больше работы».
Печально смотрю на Франклина. Он уже сверился с адресом Форманов в Лексингтоне и теперь с сочувственной улыбкой протягивает мне инструкции.
– Я наведу справки об этой «Азтра», – говорит он. – Без проблем. Повеселитесь там, ребятки.
– Ладно, – отвечаю я и обращаюсь к Анжеле уже отрывисто, по-деловому, прекрасно зная, что, покажи я начальнице свое недовольство, это только заставит ее еще больше упиваться своим могуществом. – Кто мой фотокор? – спрашиваю я. – И где мы с ним встречаемся?
Анжела, склонив голову набок и сощурив глаза, впивается в меня взглядом:
– Прическу, я думаю, сможешь поправить в машине. Хотя это не важно – в кадре ты нам все равно не нужна. Мы просто передадим твое интервью утреннему репортеру. А, и твой оператор Уолт, – добавляет она. – Он тебя уже ждет.
Краем глаза вижу, как Франклин прячет улыбку.
– Передай нам все, что нароешь, – продолжает Анжела. – Это интервью однозначно потребуется к двенадцатичасовому выпуску, – И, махнув ладонью, разворачивается. – Чао, писаки.
Мой мозг сейчас взорвется.
К двенадцатичасовому выпуску? От меня ждут, что я проделаю весь этот путь до Лексингтона в компании пассивно-агрессивного фотографа-фрика с коммуникативными навыками проблемного подростка, сделаю жалостливое, глубокомысленное интервью с безутешной вдовой, после чего вовремя вернусь на станцию, чтобы соорудить из этого материала нечто связное, адекватное и интересное – к двенадцатичасовому выпуску?
Отлично. Я справлюсь.
Но просто на заметку: в таком случае мне никогда не удастся найти материал для ноябрьского сюжета. Смотрите реалити-шоу «Новости» на нашем канале. Последние события: если в этом году Чарли засыпется, то ее тут же вышвырнут с острова большинством голосов.
О проекте
О подписке