Прекрасный дух эпохи смуты – Ли Цинчжао

Ли Цинчжао помнят благодаря ее знаменитому произведению «Хожу-ищу, брожу-ищу» на мелодию «Шэншэнмань». Это воплощение холодной красоты, особенно строки: «так стало пусто, стало стыло, / тоска, тоска, мне ничего не мило, / то бросит в жар, то вновь дрожу, / а душу всё не отпущу»^[62]. Это цы стало ее уникальной работой, яркой звездой вошло в историю литературы, оно не имеет себе равных, никто еще не осмеливался с ним тягаться. В связи с ним ее саму стали олицетворять с тоской. Но если на мгновение развеять туман истории и внимательнее изучить эту тоску, то Ли Цинчжао окажется единственной женщиной, которая за три тысячи лет существования китайской литературы осмелилась заявить о себе как о самостоятельном поэте и достичь высот. Чтобы рассказать о ней, мало одного слова «тоска».

Прежде чем написать это печальное стихотворение, Ли Цинчжао успела познать много, очень много счастья.

Портрет Ли Цинчжао

Ли Цинчжао родилась в 1084 году в семье чиновника. Ее отец, Ли Гэфэй, обладатель степени цзиньши и придворный чиновник, имел немалый авторитет, был ученым и литератором, а также учеником Су Дунпо. Ее мать принадлежала к влиятельной семье, хорошо разбиралась в литературе. Такое происхождение в те годы было настоящим подарком судьбы. Благодаря высокому статусу и участию семьи в политических делах будущая поэтесса обрела широкий кругозор и знала этикет. Атмосфера литературного творчества научила ее глубже чувствовать жизнь, ценить красоту. К сожалению, портреты Ли Цинчжао, сделанные при ее жизни, не сохранились, нам остается лишь представлять, как она выглядела. Однако можно предположить, что она была большой красавицей. Знакомство с китайской традиционной культурой Ли Цинчжао начала практически с самого рождения. Одновременно она занялась своим творчеством, оценивала чужие работы, исследовала теорию искусства. Она умела не только наслаждаться красотой, но и управлять ей и поднялась до больших высот, еще будучи незамужней девушкой.

Взгляните на эти три цы:

«Прекрасные лотосы – полог расшит, улыбкой раскрылись цветы..» на мелодию «Хуаньсиша»:

 
Прекрасные лотосы – полог расшит,
улыбкой раскрылись цветы,
Курильница, дым благовонный плывет,
струится, касаясь щеки.
В волнении нежном блестели глаза,
а ныне их помнишь ли ты?
Свидания первые в сердце храню,
и чувства еще глубоки,
Досадую, тайные думы мои
не в силах письмо передать,
А в свете луны пляшут тени цветов,
кивают – попробуй опять^[63].
 

«Весна тревожней стала и грустней…» на мелодию «Хуаньсиша»:

 
Весна тревожней стала и грустней,
И День поминовенья недалек…
Курильница из яшмы. А над ней,
Редея, извивается дымок.
 
 
Не в силах встать – лежу во власти грез,
И не нужны заколки для волос.
 
 
Прошла пора цветенья нежных слив,
Речные склоны поросли травой.
Плывет пушок с ветвей плакучих ив,
А ласточка все не летит домой.
 
 
И сумерки. И дождик без конца.
И мокрые качели у крыльца^[64].
 

«С качелей встала. Распрямила стан…» на мелодию «Дянь-цзянчунь»:

 
С качелей встала. Распрямила стан.
Устало руки отвела назад.
Блестит роса повсюду на цветах,
На тонком платье бусинки блестят.
 
 
Вдруг услыхала шорох за спиной.
Скорей себя в порядок привела,
И незаметно к дому стороной, Зардевшись от смущения, пошла.
 
 
Но прежде чем калитку распахнуть,
Все ж оглянулась. Ветку на ходу
С мэй сорвала. Помедлила чуть-чуть
И – словно бы и не была в саду…^[65]
 

Мне представляется нежная наивная девушка, с гладкими волосами, пухлыми щечками, прелестная как цветок, в ней пробуждаются чувства, закипает жажда любви, которую сложно остановить. Она лежит в своей светелке, наблюдая за деревом аквилярия за окном, встает, чтобы написать любовное письмо, и уходит во двор, поиграть с подружками в доуцао^[66].

Любимая дочь чиновника могла вести комфортную жизнь и получать культурное образование – несколько тысяч лет назад в феодальном обществе это было нормально. Удивительно другое: Ли Цинчжао не стала, подобно обычным девушкам, просто учиться письму, заниматься вышиванием и ждать замужества. Она прочитала все ценные книги отца, впитанные знания позволили ей стать прекрасной не только внешне, но и внутренне. Она выстраивала ритм стихотворения с такой же легкостью, с которой играла в доуцао и качалась на качелях. Комментируя события и оценивая выдающихся исторических деятелей, Ли Цинчжао воодушевлялась и обнаруживала невероятно пылкий ум.

Смута Ань Лушаня^[67] и ее подавление стали крупнейшими событиями в китайской истории, впоследствии многие давали им свою оценку. У танского поэта Юань Цзецзо есть «Ода процветанию великой Тан», которую, по его просьбе, знаменитый каллиграф Янь Чжэньцин высек на каменной стеле, это шедевр и поэзии, и каллиграфии. Чжан Вэньцянь (более известен как Чжан Лэй. – Примеч. пер.) современник Ли Цинчжао и один из «Четырех ученых мужей у ворот Су»^[68], был широко известным крупным поэтом. Он написал об этой стеле:

 
Небеса ниспослали грозный клич,
Эта история была высечена на камне.
Вот бы кто-то принес его в мои покои,
Чтобы тотчас прозрел мой затуманенный взор.
 

Эти строки молва унесла в женскую половину дома, в расписные двери, Ли Цинчжао услышала их и сразу написала ответ:

 
Заслуги пятидесяти лет оказались скоротечными, как зарница,
Увяли цветы и ивы в зале Хуацингун, город Сяньян зарос сорной травой.
Чиновники знай себе развлекались петушиными боями
Да пьянствовали, не думая, что настанут темные времена.
Но внезапно налетели мятежники Ань Лушаня,
Они оказались мастерами коварного обмана.
Лошади северных народов прошли перед залом, где император управлял страной,
И втоптали жемчуга и самоцветы в грязь.
Почему танская армия терпела поражения одно за другим?
Потому что множество отличных скакунов было загнано, чтобы привезти наложнице личи.
Заслуги Яо и добродетель Шуня были подобны небесам, но ими не кичились в текстах.
До чего низко нахваливать достижения, высеченные на этом камне,
Напрасно бередить души мертвых^[69].
 

Только посмотрите на настроение, с которым написано это стихотворение. Разве можно поверить, что его написала нежная девушка? Она подробно излагает события, оценивает заслуги и пороки, сокрушается об ошибках прошлого, не уступая двум другим поэтам-бунтарям – Ли Бо и Синь Цицзи. Ее отец, прочитав эти строки, был глубоко поражен. Когда стихотворение увидело свет, оно и вовсе вызвало большие волнения среди литераторов. В доме Ли выросла девушка, чье перо разит, как гром и молния. Ли Цин-чжао спокойно наслаждалась лаской родителей и славой, что принес ей талант.

Любовь – самая прекрасная глава в жизни каждого человека. Пройдя через этот переломный момент, ребенок становится взрослым, уходит из-под крыла родителей в самостоятельную жизнь и даже дает начало новой жизни. Ее ждут с волнением, она рассыпается в сердцах искрами, приносит сладость близости или горечь поражения. Мелодия любви – самая сложная, глубоко трогающая за душу симфония. Многие великие люди именно благодаря ей начинали излучать свой особый свет.

Когда Ли Цинчжао, вдоволь насытившись счастьем отрочества, ступила в реку любви, ее жизнь стала еще прекраснее, поэтесса создала настоящую любовную классику. Ее любовь была не такой, как у шекспировских Ромео и Джульетты, не такой, как у Лян Шаньбо и Чжу Интай^[70], не такой, сладость которой можно ощутить, лишь пройдя через бесчисленные препятствия, измучившись до потери сил, эта любовь сразу вознесла ее на небеса, искупала в сладком меду, Ли Цинчжао словно взлетела на самую высокую гору, словно поселилась в хрустальном дворце. Ее избранник, Чжао Минчэн, был утонченным молодым человеком, они одинаково интересовались литературой, понимали друг друга без слов. Отец Чжао Мин-чэна тоже служил при дворе, их семьи имели одинаковый статус. Что еще удивительнее, помимо таких изысканных наслаждений, как поэзия, живопись, игра в шашки ци и игра на цине^[71], у них было еще одно общее увлечение – исследование надписей на бронзовых сосудах. В феодальную эпоху, когда люди женились только с помощью свах и по воле родителей, их счастливая взаимная любовь казалась подарком небес, редчайшим стечением обстоятельств. Как Лу Ю, который в память о трагической любви оставил нам произведение «О, этих тонких рук извив» на мелодию «Чайтоуфэн», так и Ли Цинчжао оставила нам память о своей любви – но о любви сладкой и счастливой. Эта история любви, написанная глубоким, красочным языком, стала настоящим эстетическим наслаждением для китайцев на долгие тысячелетия.

Например, стихотворение на мелодию «Цзяньцзы муланьхуа»:

 
Я у цветочника купила
весны недораскрывшийся бутон.
Роса его на зорюшке покрыла,
и заискрился он.
 
 
А чтобы не подумал суженый,
что личико мое цветка похуже,
его пришпилю к волосам,
сравни нас сам^[72].
 

В этих словах – все ее счастье первых лет совместной жизни, ее игривое кокетство с мужем, а также тайная уверенность в собственной красоте.

Или это стихотворение о разлуке на мелодию «Ицзяньмэй»:

 
Дух лотоса иссяк, и одр мой стыл,
пора сменить одежды лета.
На ложе я опять одна,
письмо парчи всё ждет ответа.
Гусиный клин меня забыл,
спустилась к дому лишь луна.
 
 
Порхают лепестки, журчит ручей,
а нас с тобой разлука
вдруг обрекла на муку.
Мы эту боль не в силах исчерпать.
Она сойдет с нахмуренных бровей,
но в сердце вторгнется опять^[73].
 

А в этих словах уже горечь разлуки, невыносимость жизни без любимого, глубина любви, мучительность раздумий. И в то же время – сладкое наслаждение чувствами.

Ли Цинчжао не была обычной замужней барышней, которая бесцельно коротала дни в ожидании супруга, она тратила время одиночества на занятия литературой, оттачивала свое искусство до такой степени, чтобы слово было острее ножа, и в конце концов эти простые признания в любви стали творческим соревнованием между супругами, свидетельством их восхождения на вершины мастерства.

Взгляните на стихотворение «Прозрачной дымкой, тучею кудлатой…» на мелодию «Цзуйхуаинь»:

 
Прозрачной дымкой, тучею кудлатой
Уходит долгий,
Непогожий день.
Девятый день грядет луны девятой,
Свеча курится пряным ароматом,
Пугливую отбрасывая тень.
К полуночи
Повеяло прохладой,
Под полог проникает ветерок.
И будет одиночеству наградой
Лишь яшмовой подушки холодок.
 
 
Припомнилось мне: в тихий час заката
Мы за плетнем восточным
Пьем вино…
Еще поныне в рукавах халата
Таится запах сорванных когда-то
Цветов, которых нет уже давно.
Какой измерить мерою страданье!
 
 
А ветер западный
Рвет штору на окне…
Ты желтой хризантемы увяданье
Увидеть мог бы, заглянув ко мне^[74].
 

Это стихотворение Ли Цинчжао отправила Чжао Минчэну, когда он был в отъезде. Страстную любовь и отчаянную тоску она сумела до мельчайших деталей передать в образах осеннего ветра и желтых цветов. Чжао Минчан сначала глубоко растрогался, а потом вдохновился красотой слога и поклялся написать стихотворение, которое превзойдет это послание. Он запер двери, перестал принимать гостей, за три дня написал пятьдесят стихов, добавил к ним стихотворение Ли Цинчжао и попросил друга оценить, какое из них написано лучше. Кто мог подумать, что друг скажет: «Нет ничего прекраснее этих строк: «А ветер западный/Рвет штору на окне… / Ты желтой хризантемы увяданье / Увидеть мог бы, заглянув ко мне». Пришлось Чжао Минчэну смириться, что ему не дано такого таланта. Эта история стала широко известной, можно только представить, как влюбленные наслаждались царившим в их паре нежным согласием. Из-за этого позже печалились все талантливые и красивые молодые люди, которым судьба не даровала такой же любви. Вспоминая о том периоде своей жизни, Ли Цинчжао писала в послесловии к «Запискам о надписях на бронзе и камне»: «Когда мы ежедневно после ужина шли пить чай в нашу библиотеку Гуйлай, кто-то из нас, указывая на книжные полки, говорил: “Такая-то фраза находится в такой-то книге, на такой-то странице и в такой-то строке”. Мы состязались друг с другом в этой игре, и победителю позволялось первым выпивать чай»^[75]. Как найти слова, чтобы описать это невероятное счастье, эту радость, эту жизнь, похожую на мед, сделавшие стиль Ли Цинчжао изящным и грациозным, а творчество – цветущим.