Цитаты из книг автора «Хелене Флод»

пара простых потолочных светильников делает этот уголок уютным и зовущим, даже когда бушуют осенние бури или стоят темные, холодные зимние дни.

Так было бы гораздо легче жить. Кажется, что люди не с такой хорошей памятью с меньшим подозрением воспринимают мир, меньше рыпаются.

Сущие мелочи – поставить чашку в посудомоечную машину, вытереть со стола, вечером убрать компьютер… Почему же я так раздражаюсь, почему позволяю себе брюзжать из-за такой ерунды? Но, с другой стороны, почему бы ему не уделить этому три секунды своего драгоценного времени

Возможно, эта способность увидеть кофейную лужицу под чашкой, крошки под тостером, капли воды на поверхности стола обусловлена биологическими различиями между мужчиной и женщиной. Сигурд хочет иметь красивый дом, строит подробные планы, корпит над искусно выполненными чертежами и впечатляющими графическими презентациями, но его подводит невнимание к мело

Маргрете поднимает вопрос выбора между красными и белыми розами или белыми лилиями. – Как вы думаете, что понравилось бы Сигурду? – спрашивает она. Мне приходится закусить губу, чтобы сдержать закипающий в груди вскрик. Что понравилось бы Сигурду? Ему понравилось бы жить дольше, чем до тридцати двух лет. Но какой смысл говорить об этом… Трудно представить себе, что он предпочел бы, выбирая между розами и лилиями в качестве украшения на собственных похоронах.

Он безжизнен. Непохоже, будто он спит, как иногда говорят. Похоже, что он умер.

Иногда я почти и не расстраиваюсь. Но бывает, что и пугаюсь: как же мне мало надо, как это все постыдно…

Обнимает меня, но он устал и лучше засыпает, когда к нему никто не прикасается. Я знаю, что он ведет про себя счет, сколько еще ему лежать, пока нельзя будет отодвинуться. Я прямо чувствую, как он считает. Три, два, один. Ну вот: обнимает меня покрепче, чуть склоняется ко мне и вытаскивает из-под меня руку. Бывало, я в отчаянии начинала клянчить: ну еще немного, мы же с тобой почти не видимся, давай полежим вот так, прижавшись друг к другу… Получить на это прямой отказ, к чему я тем самым его подталкиваю – «Сара, я так умотался за день, ничего не могу, только спать», – гораздо хуже, знаю я теперь. Лучше довольствоваться теми крохами, которые мне иногда достаются. Той минуткой, например, когда он обнимает меня перед тем, как повернуться на свою сторону. Иногда этого почти достаточно. Иногда я почти и не расстраиваюсь. Но бывает, что и пугаюсь: как же мне мало надо, как это все постыдно…

Выслушивая меня по телефону, они будут по-дружески утешать меня и поддакивать, но стыдиться моих откровений. А договорив, подумают про себя: «Сара всегда была сама по себе». Одиночество отталкивает.

Так стыдно… Если б Сигурд меня ударил, я могла бы рассказать об этом, думаю я; если б он мне изменял или напивался, я могла бы позвонить подругам. Ронья теперь живет в Мадриде, но если б узнала о чем-то подобном, села бы на первый самолет, чтобы поддержать меня. Если бы умер папа. Если бы я заболела. Но из-за того, что я одинока? Язык не поворачивается произнести эти слова. Кто бросится на самолет ради человека, который не умеет налаживать отношения с другими?