Поздно…
(маленькая пьеса)

Роли:

Марта – пожилая красивая женщина, немка.

Арон – пожилой еврей, муж Марты.

Герта – немка средних лет, помогает Марте по хозяйству.

(Квартира Марты. Марта и Герта).

МАРТА. Волнуюсь… Роня ушёл утром в канцелярию бургомистра, уже вечер, а его всё нет.

ГЕРТА. Фрау Марта! Не волнуйтесь. Ничего с вашим Ароном не случится. Он ведь нужен Германии. Профессор, знаменитый учёный. Физик. Такими людьми не разбрасываются.

МАРТА. Я понимаю, Герта. Спасибо тебе на добром слове. Но на сердце как-то тревожно. А, какие новости у тебя? Что слышно от твоего Курта?

ГЕРТА. Вы же знаете. Он в Сталинграде. Там сейчас такое творится, что страшно и подумать. И писем от него нет уже два месяца.

МАРТА. Не волнуйся. Война ведь. Наверное, с передовой трудно писать.

ГЕРТА. Мне бы самую короткую весточку. Что живой. Больше ничего не нужно.

МАРТА. Раз нет похоронной, значит, живой.

ГЕРТА. Спасибо и вам, фрау Марта, за ваши слова. А ваш Арон – большой человек. Зря он в партию не вступил, было бы лучше.

МАРТА. Евреев в партию не принимают. К тому же ты знаешь моего Роню, ему кроме его науки ничего не надо.

ГЕРТА. А что слышно о ваших сыновьях, фрау Марта? Как их дела?

МАРТА. Я тебе говорила раньше, что предки моего мужа много лет назад жили в Испании. Правда, их 450 лет назад выгнали оттуда, но сейчас, хвала Франциско Франко, снова позвали. Уже два года, как дети в Испании. Пишут редко и в этом году ни одного письма от них не было. Тревожно, но одна надежда на Франко, что он не даст им пропасть. Ведь когда-то Арон был с ним даже знаком. Правда, давно это было. Тогда и войны ещё не было.

ГЕРТА. Всё будет у них хорошо. Фрау Марта, я на сегодня всё сделала, что вы приказали. Я могу уйти немного пораньше?

МАРТА. Конечно, милая. Иди. Да и не рано уже, смотри темно на улице.

ГЕРТА. Ничего, я привычная.

МАРТА. Ну, иди.

(Герта уходит).

МАРТА (обращаясь к зрителям, ходит). Как нелегко сидеть в пустой квартире и ждать. Пока Герта здесь находилась, было легче. Скажите, прошу вас, зачем Гитлеру понадобилось идти на Россию? Сразу стало плохо. Я не знаю, о каких успехах трубило радио, но продукты куда-то исчезли. А моего Роню надо кормить. Хорошо, ему на работе, как профессору, дают иногда пайки, а то даже не знаю, что бы он ел. А на прошлой неделе он принёс масло. Сливочное. Настоящее. Такое мы ели ещё до войны. Запах – волшебный. А от маргарина у Рони что-то болит внутри. Так я то масло только нюхала, всё ему отдала.

А знаете, пока Рони нет, я вам расскажу, какую замечательную жизнь мы прожили. Ведь я со своим Роней живу уже 34, нет, 35 лет. И все годы, как один день. Он был ещё студентом, красивый, молодой, стройный. Девки за ним были готовы куда угодно. А он предпочёл меня. Он так красиво за мной ухаживал, что моя мама, которая, признаюсь только вам, не любила евреев, сказала: «Марта! Этот твой еврей – находка. Держись за него. Он далеко пойдёт». И он пошёл. А в тридцать третьем ему даже сам фюрер пожал руку. Роня тогда придумал что-то такое. Наверное, и сейчас ему поручат новое задание.

(Входит Арон. В его руках письмо и какие-то бумаги. Он идёт тяжело и опускается на стул).

МАРТА. Ну, наконец-то! А я уже невесть что и думать стала. Сейчас разогрею обед, покушаешь.

АРОН. (Глухо). Я не голоден.

МАРТА. Твой любимый супчик. С курочкой.

АРОН. Я не голоден.

МАРТА. (Оживляясь). Так тебя там покормили? Что значит – профессор!

(Арон не ответил и только понурил голову).

АРОН. Да, вот письмо. Из Испании.

(Передает письмо Марте).

МАРТА. Что же ты сразу не сказал. Это же от наших мальчиков. Сейчас почитаем.

(Читает письмо).

«Здравствуйте дорогие мама и папа! В последнем письме мы писали, что устроились хорошо. Мосе дали работу по специальности в такой же лаборатории, какая у отца. Помог Франко. Мося решил обратиться к нему и напомнить об отце. Оказалось, что Франко, помнит отца и представляете, даже немного знаком с его трудами».

(Марта перестает читать письмо и обращается к Арону).

МАРТА. Ну вот. Видишь, Франко помнит тебя. И ты мог бы тоже уехать тогда. Да и сейчас ещё не поздно. Обратись в испанское посольство и ты, как потомок испанских евреев, сразу же получишь визу. Уедем и будем жить с мальчиками. Что ты молчишь, Роня?!

(Арон не отвечает).

МАРТА. Вот так всегда. Вы посмотрите на него. Всё на мне. Я должна всё решать. Как вам это нравится? Ну, хорошо, читаю дальше.

«Отец, Франко сказал, что, если ты захочешь приехать в Испанию, тебе немедленно дадут визу. А Мося дни и ночи проводит в лаборатории. Ему очень помогли твои тетради. Кроме того, он начал встречаться с девушкой. Я его не очень одобряю, но он меня не слушает. Говорит, что, когда я подрасту, то тоже буду знакомиться с девушками. А мне это не надо. А ещё. Мы с ним никак нее могли договориться, кто напишет вам письмо. Потому долго не писали. Я бы написал раньше, но моя жизнь совершенно однообразная, всё время учусь. Но сейчас я решил написать. И знаете что? Вы за нас не волнуйтесь, у нас всё хорошо. Ваш сын Изя».

МАРТА. Роня, что ты скажешь? Почему ты молчишь? Пришёл и ни слова. Я целый день сижу и волнуюсь. Роня, ну скажи же что-нибудь.

АРОН. Что ты хочешь услышать?

МАРТА. Ты слышал, что я только что прочитала? Что скажешь?

АРОН. Слышал.

МАРТА. Так что ты скажешь? Мы поедем к нашим мальчикам?

АРОН. Поздно…

МАРТА. Почему поздно? Ты не хочешь обедать? Так я тебе подам, как всегда чай с молоком. Ничего не поздно.

АРОН. Поздно.

МАРТА. Что ты всё поздно и поздно. Попьёшь чай и будешь отдыхать.

АРОН. Я не хочу чай.

МАРТА. Я вижу – ты устал. Сядь в кресло, я спою тебе твою любимую, как будто ты маленький. И тебе полегчает.

(Арон пересаживается в кресло. Марта становится позади него и начинает петь…)

АРОН. Поздно!

МАРТА. Почему ты всё время говоришь только одно слово: «Поздно»?

АРОН. Всё поздно. Завтра утром я с вещами должен явиться на вокзал.

МАРТА. Не понимаю. Ты же учёный, профессор. Тебя это не должно касаться!

АРОН. Оказывается, должно. Я такой же еврей, как и все остальные. И моя судьба – это судьба всех евреев. Раньше я этого как-то не понимал, а сегодня словно, проснулся.

МАРТА. Это невозможно! Ты нужен Германии.

АРОН. Этой Германии я, как оказалось, не нужен.

МАРТА. Тебе сам фюрер пожимал руку.

АРОН. Во-первых, он не знал, что я – еврей. Кроме того, это было так давно.

МАРТА. Я тебя никуда не пущу. Я буду жаловаться!

АРОН. Марта, дорогая моя! Завтра утром я должен быть на вокзале. И я там буду.

МАРТА. Я напишу письмо Франсиско Франко!

АРОН. Когда он получит письмо, меня уже не будет в живых. Давай лучше просто посидим и вспомним, как мы хорошо жили. Да, извини, завтра будет ровно 35 лет, как мы вместе, а у меня нет для тебя подарка.

МАРТА. Я прошу прощения у тебя, но я забыла об этом дне. И у меня тоже нет для тебя подарка.

АРОН. И завтрашнего дня у нас тоже не будет. Присядь рядом. Дай руку.

МАРТА. Роня, и всё-таки надо что-то делать.

АРОН. Прошу тебя, любовь моя, не надо больше говорить на эту тему. Смирись с неизбежным. (Его голова поникла, как будто он уснул).

МАРТА. (Тихо). Ты спишь?

АРОН. Нет. Вспоминаю… Нашу жизнь…

МАРТА. А почему без меня?

АРОН. Нашу жизнь, с тобой… и с мальчиками.

МАРТА. Мальчики… Это было лучшее, что мы с тобой сделали.

АРОН. Да. Я всю жизнь думал. Радовался и думал, что всё самое лучшее – это мои научные творения. Как же я ошибался. Наши дети… И наша любовь. Только это было по-настоящему самым ценным, истинно ценным.

МАРТА. Ронечка! Я без тебя не смогу жить.

АРОН. Ты должна жить! Слышишь. Ради наших детей!

МАРТА. Они уже взрослые и у них теперь своя жизнь.

АРОН. Ничего подобного. Наши дети всегда будут для нас детьми. Пока кто-то из нас будет живой. А знаешь, я помню платье, в котором ты была на первом нашем свидании. Белые оборочки, они так шли тебе.

МАРТА. А ты тогда был ужасно застенчив. Пришёл с букетом цветов, это были ромашки, положил его на скамейку и забыл вручить мне. Так я потом и ушла. Без цветов.

АРОН. Да, так было. Но потом я исправился.

МАРТА. А целоваться ты так и не научился. Уж, как я старалась. А ты говорил, что поцелуи – это предрассудки.

АРОН. Дурак был, не понимал.

МАРТА. Нет. Ты всегда был самый умный, самый красивый. Никого кроме тебя я уже после нашей встречи не видела. И никто мне не был нужен.

АРОН. А я вечно пропадал в своей лаборатории, работал во славу великой Германии. Что мне эта слава. Так, только звук.