Маргарита Рубановская

Сплошная авантюра

Как всегда, в пятницу утром я возилась на кухне. В подготовке к шаббату муж помогал тем, что переключал радиоприёмник со станции на станцию. Между затяжными напевами арабских певцов, новостей о спорте, звуков классической музыки вдруг послышались позывные радио РЭКА (голос Израиля). Слушая радио на русском языке, я подумала: интересно, а когда мы в последний раз были в театре? Как нельзя кстати прозвучал рекламный блок культурных мероприятий на ближайшие время. Концерты, выставки, интересные встречи. И вдруг объявление: Хелен Лимонова приглашает на «Лимонник».

Кто такая эта госпожа Лимонова? И что это такое – «Лимонник»? Честно сказать, я понятия не имела.

Муж репатриировался не в таком нежном возрасте, как я, поэтому он рассказал мне, что такое «капустник». Я поняла так: кто во что горазд, а в общем, всем весело.

– Ну, что? – подумала я, – молодцы братья-евреи! Как всегда, могут из г… конфетку сделать. «Капустник» – «Лимонник»! Звучит! И вполне съедобно!

Решили попробовать! Идем! Опять же, себя покажем, на людей посмотрим.

– Милый, а там кто на что горазд? И что предложить можем мы?

– А слабо лимонный пирог испечь? – спросил муж.

– Не, неслабо, – бодро ответила я.

– А кисель со сливками?

– Не, неслабо.

– А жареную картошку с грибами?

– Да, неслабо, неслабо.

– А рассказ?

– Неслабо, – так же бодро ответила я.

– Решено! С тебя рассказ, а всё остальное я беру на себя, – сказал мой муж-авантюрист, – я же мужчина.

– Алё! Великий комбинатор! Какой рассказ? Это же не пирог, и тем более не кисель со сливками! Его же надо придумать, написать, еще и небось, в удобоваримой форме! А у меня формы только для пирогов, и с учетом семьи кастрюли «людоедские».

Пиши! Легко сказать! Да и о чём писать?

– Пиши о главном! – резонно решил муж. – А главное у нас что? – важно спросил он, и сам же ответил: – Правильно! Дети!

– Ну, да, дети у нас хорошие, можно и написать! – согласилась я.

Через неделю был «Лимонник». Народу собралось!.. Со всего Израиля. Приехали гости из-за границы. Все такие талантливые, одухотворенные. Кафе, правда, маленькое, но обстановка уютная. Конкурсы, призы… Одним словом «Капустник»! Ой! Простите, «Лимонник». Рассказ я написала, но чувствую, что в «супе» чего-то не хватает. Первый блин, сами понимаете, он всегда – комом!

Страшновато как-то. «Ну, – думаю, – если, что, послушаем и уйдем! Записаны последними, мы – не „гвозди“ в программе, так что из-за нас провала не случится!»

А если, честно, «гвоздей» тоже не много было.

Прослушав веселого молодого человека, рассказавшего историю о происхождении человека от динозавров, я поняла, что терять мне нечего. Моя теория о происхождении детей – абсолютно реалистичная, и все факты, так сказать, с аргументами у меня налицо!

Поднялась на сцену вроде нормально, но после первых строчек было впечатление, что прикрываю собой амбразуру. Как в сказке! В конце – аплодисменты! Кто-то даже сказал, что ему понравилось.

Госпожа Лимонова попросила прислать ей три рассказа до конца следующей недели.

А слабо?

Мама идёт в армию

Как известно, в бывшем СССР женщин не брали в армию. Возможно, маленькое количество всё-таки служило, но никто этого особо не замечал. В школах преподавали «Военное дело», разбирали автомат, стреляли из духового ружья, надевали противогаз… Мужчины из моего окружения пытались каким-либо образом уклониться от службы. Женская доля была учиться, ждать, учиться ждать.

По приезду в Израиль я поняла, что эта великая страна держится на трёх слонах: Работа, Забота, Армия! Выйдя замуж и будучи давно старой девой (в свои 28 лет), я с мужем приступила к самому лучшему производственному моменту – производству будущего Израиля! Процесс оказался настолько удачным, что в течение трёх лет у нас родилось трое детей; всего их четверо. Меня не предупредили, что желание служить в армии у подрастающего поколения здесь неимоверное! От этого во многом зависит будущее наших детей. И вопрос «зачем тебе это надо?» здесь не прокатывает. Моей дочери, чтобы повысить свой военный профиль с 64 (она хронический астматик) до 72, пришлось сделать несколько «восьмерок» в воздухе, но так и не удалось попасть в боевые части. Теперь весь наш дом страдает от военной полиции. В её выходной утро начинается с вопроса к моему мужу: «Еш леха птор ми закан?» («Есть у тебя освобождение от бритья бороды?») На что он, 54-летний салага, отвечает: «Пойду к парикмахеру, возьму! Товарищ полицейский…». И не дай Бог ботинки в салоне… Надеюсь, в жизни это ей пригодится.

Мой муж прослужил в армии 20 лет, вернее – ходил на сборы. Я была наслышана, что такое армия, но, честное слово, не ожидала, что мне придётся учить новый язык (только-только иврит осилила). Например: «цаль, хамаль, мем пей, хам шуш, мем цадек, кабан, расар, камцар…» Услышала в первый раз от своей дочери-санинструктора, что солдатку из их части послали к «кабану»! В моей голове возник «Золотой телёнок», и в какой-то момент я, наконец, поняла, почему евреи не едят свинину – она святая! И отвечает за душевное здоровье наших детей!! (В переводе «кабан» – ответственный за душевное состояние наших солдат). В один прекрасный день, когда все трое вернулись домой, после борьбы с четырьмя стиральными машинами, я решила: всё, хватит; я должна понять, что такое армия?! С собой надо взять самое главное! На вопрос: «что оно – самое главное?» моя старшая дочь ответила: «Бюстгальтер!»

– Лама? (Почему)?

– Так ты сможешь проявить свою индивидуальность, стоя в очереди в душ.

Старший сын, десантник, заявил: «Дарбука, а лучше мяч. Так ты будешь другом всех, и даже командира, а ему уже 21 год!» Младшая дочь-полицейский сказала, что документы должны быть в порядке и обувь начищена. Я уверена, что таких, как я, собралась бы много. И вот мы все, такие красивые, в роскошных лифчиках, в начищенных ботинках, в одной руке мяч, в другой – кастрюля с супом (это уже от нас) … Подходим к границе нашей исторической родины. И пусть кто-нибудь попробует прийти к нам с мечом. А с нами дело лучше не иметь…

Удивлённые нашим бельём, ослеплённые нашей обувью!..

Мы накормим их супом и отправим играть в мяч.

Наступит время, когда я смогу сказать своему младшему сыну: «Нёма, когда ты вырастешь, армии больше не будет».

Вики Петров

И ещё раз – Брахи

Она приходит на занятия раз в неделю, уже больше полугода, в сопровождении матери – девочка из большой харедимной (ультраортодоксальной) семьи. Брахина маменька хорошо известна всей больнице, и даже наши закалённые администраторы ее слегка робеют. Крохотная, безвозрастная, укутанная в положенные чёрные тряпки, она лёгким смерчем несётся по коридорам с Брахи на буксире. Посверкивают очёчки, поблескивают под ними пронзительные глазки. Улыбка сдержанная и отнюдь не зовущая улыбнуться в ответ.

Никогда не пропускает занятия. Никогда не опаздывает, и если есть возможность просочиться в кабинет на пару минут пораньше, обязательно это проделает. Родителей «с секундомером», считающих минуты занятия, не любит никто, но тут я стараюсь не раздражаться. У Брахиной маменьки пятнадцать детей. Из них шестеро с тем же заболеванием, что и у Брахи. Не существует такого – занятия, направления, лекарства – чего этот мини-танк в юбке не может вынуть из скупердяйской больничной кассы.

Я у маменьки вроде бы в фаворе. Хотя и окидывает строгим взглядом мои шпильки и голые локти, но желает продолжать занятия только со мной.

С Брахи мы дружим. Четырехлетняя (уже четыре с половиной!) девица, радостно хохоча, летит ко мне с другого конца коридора. Всегда аккуратно и даже мило одета, мокрые после бассейна волосы невозможно туго затянуты в тощий хвостик.

Наше общение все ещё – диалог двух миров. Мы постоянно друг друга удивляем.

– Как дела, Брахи?

– Слава Богу! – отвечает она привычно.

Я хвалю её платье, она уже не удивляется, но явно не знает, как реагировать. Область «фэшн» ей незнакома, дома об этом не говорят.

Занимаемся неблагодарной, нудной артикуляционной тренировкой. Одно и то же, бесконечные повторы, всё невеликое разнообразие уже исчерпано. Но у Брахи всё так же горят глаза, она с энтузиазмом в сотый раз играет всё в ту же «мемори». Я привычно поддаюсь (хотя с моей супер-девичьей памятью это совсем не трудно), Брахи звонко и заливисто хохочет. Гордо ощупывает солидную стопку выигранных карточек, бросает жалостливый взгляд на мои скромные успехи. И произносит с абсолютно взрослой интонацией: «Бедная ты… Всегда проигрываешь…»

Пигалица в клетчатом платьице, очевидно, чувствует себя старшей в нашем тандеме.

Впрочем, я всё же взяла реванш. В конце занятия обнаружилось, что Брахи, имеющая очень приличный словарный запас, не в состоянии назвать ни одного тропического животного. Тигр был обозван кошкой, жираф и обезьяна вогнали ее в тяжёлую задумчивость.

«Брахи, ты же была в зоопарке…» – молчит. «Мы туда не ходим, – вмешивается мать. – Очень много людей, зверей не видно».

Ну да. Зоопарк, конечно, не в списке первой необходимости… Даже наш, иерусалимский, танахический… Опять на высоком лобике четырёхлетней взросленькой девочки проступают стигмы другой галактики.

«Брахи, ты устала, наверное?» Я сегодня четвертая, после бассейна, да со своим артикуляционным занудством. Опять удивлённый взгляд: «Нет!»

«Она не устала», – строго пресекает мать мою попытку зажать оставшиеся семь минут занятия. Это понятие, как и «фэшн», не в обиходе.

Уже уходя, скупо поблагодарив, мать притормаживает в дверях. «Так ты говоришь, она умная?» – сверлит меня из-под платка пронзительными голубыми глазками. «Очень,» – я искренна. «Эта будет много учиться», – сообщает мать. Будущее Брахи спланировано.

Хорошо бы, там нашлось место тигру с жирафом. И обезьяне.

Гуль-гуль

Надо было на час раньше выбираться… А сейчас уже народ с работы повалил, опять же суббота грядёт, в супере тусовка в разгаре. Участники разнолики, потому как открытый «досами» магазин повышенной кошерности и низких цен оценило все окрестное население. И теперь на просторах чинно «соблюдающего» супера в одном ряду рулят тележками и строго оформленные тётушки с тючками на голове, и хриплоголосые боевитые фрехи.

Час пик. Шумно. У молочных рядов в уши внезапно ввинчивается громкое, перекрывающее гомон: «Гуль-гуль-гуль..! Гули..!» Мужик, стоит ко мне спиной, куда-то в пупок себе, но довольно громко и очень выразительно исполняет этот текст.

…Ну, что – нам ли, всю жизнь в окружении особенных детей, удивляться? Странно, что нет сопровождающего… Одет мужик в стандартную «досовскую» униформу, чёрная кипа, молодой. Продолжает самозабвенно курлыкать свое «гули-гули», одновременно вполне адекватно шуруя на полках. Как бы невзначай обхожу сбоку и вижу, что курлычет он в телефон. А вид имеет ничем не примечательный. Кажется, ошибочка в моем диагнозе.

Исполняемая тема развивается: «Гули-гули..! Авигайль..! Скажи – папа, иди ко мне! …Гуль-гуль..! Ах, ты купаешься?! В ванной?! … – и, проверяя срок годности йогурта, на высшем градусе восторга: «Как тебе везёт!!! … Гуль-гуль!! Какой кайф!!» К йогуртам, после колебания, добавляется ещё упаковка сметаны. «А ножки ты уже помыла, Гуль-гуль?! … Правда?! Как здорово!! Папа очень рад!!!»

Не знаю, как Станиславский, а я про себя твердо сказала – верю!

Наши еврейские папы – они такие.

Воробушек

Хрупкое. Тонкое. Ломкое.

Все ответы правильные.

Ей три года, за спиной у нее страшный диагноз, операции, процедуры, пересадки, а сейчас – реабилитация. Такое хорошее, спокойное и надёжное слово – после всех грозных и немыслимых, звучавших над головой этого воробья.

Онкологические дети – всегда особая история, даже в наших стенах. А эта ещё и не местная, медицинская туристка – так это называется.

Ну да, туристы – это впечатления, новые страны и города, краски, запахи, звуки, глаза горят, как бы все успеть…