Глава 3

День 7: вторник

ЙОХАНССОН

Он лежит на полу, открывается дверь. Могло пройти и несколько минут, и несколько часов, сложно сказать точно. Знакомая команда, и его ставят на ноги, по-прежнему связанного и с мешком на голове.

Острая боль в затылке, металлический привкус во рту.

Его заставляют идти.

В открытую дверь. В темноте мелькают электрические огни, различимые даже сквозь ткань. Значит, наступила ночь. Бессмысленно пытаться запомнить дорогу, слишком много поворотов. Редкие остановки, приглушенный разговор. Они не спешат. Иногда он спотыкается, и его рывком поднимают.

Наконец, они останавливаются. Где-то рядом в воздухе потрескивают разряды тока. Железные ворота разблокированы и со скрежетом разъезжаются и снова закрываются, стоит им пройти.

Поддерживаемый за локти, Йоханссон вынужден прибавить шагу, чтобы успевать за конвоирами. Опять остановка. Удаляющиеся шаги. Впереди поскрипывают дверные петли, открываются и закрываются створки. Ожидание. Долгое? Четыре, пять минут? Он стоит, покачиваясь и прислушиваясь к отдаленным звукам разговора, но расстояние слишком велико. Он не разбирает слов. Его проводят через дверной проем, и воздух становится другим: они вошли в помещение.

Стук шагов по бетонному полу. Йоханссон спотыкается и падает лицом вниз, щиколотки подскакивают на ступеньках. Его подхватывают чьи-то руки и волокут вперед. Поворот. Коридор. Дверь. Его тащат дальше.

Звуки шагов заглушает ковровое покрытие. Запахи становятся другими. Домашними, чистыми. Пахнет едой и средством для полировки мебели.

Тепло. Тихо. Вдалеке работает телевизор.

Его заставляют сесть и стягивают мешок.

Йоханссон моргает, стараясь скорее привыкнуть к свету.

Он в идеально чистой старомодной гостиной. Картины на библейские сюжеты на стенах: Мадонна в голубом платье с поднятой для благословления рукой, истерзанное тело юного святого с возведенными к небу глазами, кровоточащие раны похожи на маленькие приоткрытые рты. Под картинами жардиньерка с комнатными растениями. Сервант красного дерева, лучи света падают на прекрасные образцы китайского фарфора: супницы, блюда, соусники. В стороне арка, ведущая в кухню: угол блестящей столешницы, кружки, развешанные на деревянной подставке-дереве.

У другой стены телевизор: в комедийном сериале произнесенные низкими голосами диалоги перемежаются закадровыми взрывами хохота.

В кресле сидит человек, похожий на мумию, и смотрит на экран.

Так будет всегда, верно? Всегда.

Проходит минута, и Джон Кийан произносит:

– Добро пожаловать в Программу, мистер Джексон. – Голос его тих и спокоен. Лицо скучающего обывателя. Глаз от экрана он не отрывает. – Как вам наш небольшой социальный эксперимент?

Блондин улыбается и занимает место рядом с креслом Кийана. Он оглядывает Йоханссона, склонив набок голову, и продолжает улыбаться. Йоханссон молчит.

– Ты знаешь, кто мы? – спрашивает Кийан.

Что-то застревает у Йоханссона в горле. Он делает над собой усилие и выдает слова по очереди:

– Ты… здесь… главный.

Только сейчас Кийан поворачивает голову, чтобы посмотреть на Йоханссона. Глаза его такого светлого голубого цвета, что кажутся водянистыми, белки налиты кровью, словно у него проблемы с глазами.

– Меня зовут Джон Кийан. Вам это о чем-то говорит?

Три человека убиты, один в карьере, два в машине, всех троих жестоко пытали. Он до сих пор помнит их лица.

– Да. – Голос срывается.

Уголок рта Кийана удовлетворенно дергается.

– Мы здесь закон, – продолжает Кийан, словно Йоханссон не произнес ни слова, – и ты на нашей территории. Под нашей ю-рис-дик-ци-ей. Моя обязанность, – он наклоняется вперед, – поддерживать здесь порядок. – Он откидывается в кресле с видом человека, сказавшего главное. – Думаете, это легко, мистер Джексон?

Йоханссон молчит. Кийан переводит взгляд на экран.

– Управлять насильниками, наркоманами, больными… Надо быть твердым, как вы понимаете. И очень важно показывать пример, когда необходимо.

За кадром раздается смех, резкий механический звук.

– Итак, вы из Америки. – Кийан улыбается, глядя в телевизор, хотя кожа его так туго натянута, что, должно быть, это дается ему с трудом.

– Викторвилл, – говорит Йоханссон. И в легких вспыхивает пламя.

– Незнаком с этим местом. И не хочу. – Взгляд Кийана блуждает по комнате и останавливается на Йоханссоне. – Что же привело вас сюда?

– Просил о переводе.

– А, это как в футболе, – ухмыляется Кийан. – Подумали, здесь будет лучше?

– Я слышал об этом месте… я думал…

– Думали, что жизнь здесь проще, мистер Джексон? За что попали в Викторвилл?

Название пронзает мозг.

Он не знает, кто я.

– Двойное убийство. Пожизненное.

– Предполагается, что это пожизненное в Штатах, верно? С какой стати они удовлетворили вашу просьбу? По доброте душевной? – Резонный вопрос. – Что вы им предложили взамен, мистер Джексон?

Он не специально заманил тебя сюда, это не месть. Он не знает.

Теплой волной пробежало облегчение.

– Они думают, у меня есть информация.

– А она у вас есть?

– Они так думают.

– Сдали друзей ради легкой жизни в Программе? Что ж, такое случается не впервые. Или тут что-то другое?

– Я только хотел…

– Попасть сюда. Попасть сюда и не высовываться, как все остальные. Знаешь, в чем проблема? Я тебе не верю, потому что не знаю, кто ты такой.

– Меня зовут…

– Райан Джексон, как ты говоришь, отбываешь пожизненное в Викторвилле за двойное убийство. Но здесь никто не знает Викторвилла, не знает людей, которые могут поручиться за тебя. – Кийан делает паузу и продолжает: – Вы умный человек, мистер Джексон? Надеюсь, что да. Какой умный человек придет в место, подобное этому, и начнет рассказывать, что сдал своих друзей? Зачем признаваться в этом? Смысл есть лишь в том случае, если это легенда. Или вы были уверены, что вам поверят? Здесь так дела не делают.

– Спросите охрану. Меня оформляли. У них бумаги.

– Охрану? – На мгновение в глазах Кийана мелькает удовлетворение. – О нет, нет, мистер Джексон. Здесь мы по-другому проверяем факты. – Он переводит взгляд на экран. – Мистер Брайс.

Допрос окончен.

Улыбающийся блондин выходит вперед.

Крупица надежды в душе Йоханссона растворяется в воде.

– Мистер Брайс обо всем позаботится.

Обратный путь, спотыкаясь, через пожарный выход.

Обратно по ступенькам, вниз. Верно, пустынный коридор, выход на улицу через открытую дверь.

Он в комнате, о которой думал все это время. Мебель отсутствует. Бетонные стены. Единственное крошечное окно под самым потолком. Пол в темно-багровых пятнах.

Светловолосый Брайс ходит туда-сюда, поглядывая вниз на Йоханссона.

Губы растянуты в улыбке с оттенком сожаления.

– Ты ведь понимаешь, что мы вынуждены сделать?

Йоханссон молчит.

Его заставляют встать на колени и поворачивают лицом к стене. Удар по почкам, и он падает на пол. Удар ногой в живот заставляет скрючиться, хватать ртом воздух.

Над ним склоняется Брайс. Взгляд его пытливый и сосредоточенный.

– Надеюсь, ты схватываешь все на лету, мистер Джексон. – Он говорит это так, словно искренне в это верит. – Ради твоего же блага.

Брайс отступает назад и делает знак своим людям.

– Если сможешь.

Йоханссона бьют кулаками и ногами, он падает, его ставят на прежнее место. Через двадцать секунд все прекращается, и они отходят в сторону. Он лежит на полу, на этот раз у него нет сил даже пошевелиться.

Брайс вновь выходит вперед. Носок его ботинка в нескольких сантиметрах от глаз Йоханссона.

Он приседает и проводит пальцем по его лицу.

– Не понимаешь, значит, – произносит он. – Скажи мне, кто ты на самом деле?

Йоханссон сглатывает. Надо придерживаться легенды или молчать.

– Я уже сказал.

Брайс встает.

– Что ж, извини.

Йоханссон старается поставить блок, закрыться. Ему надо выдержать. На этом необходимо сосредоточиться. Больше он ничего не сможет сделать.

Они уходят, а он остается лежать в грязи, пытаясь вздохнуть.

Каким-то образом ему удается заснуть, сон прерывистый, фрагментарный – может, это и не сон, потому что он продолжает слышать голоса, скрип дверей, остальные шумы.

В моменты между сном и явью перед глазами предстает лицо с фотографии: женщина в сером костюме с улыбкой смотрит на него. Йоханссон пытается отмахнуться от нее, но ее изображение всплывает вновь, как лицо утопленника, скрытое водами реки.

Шаги в коридоре заставляют проснуться в поту. Во рту отвратительный привкус, его мутит, каждая мышца нестерпимо ноет.

Отпираются засовы. Полоска света на полу – дверь открылась.

Металлический предмет ударяется об пол.

Йоханссон пытается собраться. В любую минуту все может начаться сначала. Он должен быть готов.

Свет приближается и становится нестерпимо ярким. Около него, склонив голову, приседает Брайс.

– Говоришь, все это ошибка? – произносит он. Люди стоят за ним молча и смотрят.

Йоханссон не шевелится. Любое движение лишь спровоцирует их. Они тащат его вверх, заставляя встать, и он сжимается изо всех сил, чтобы не чувствовать боль.

Очередное избиение? Но парень с желтыми зубами держит в руках трубку с воронкой, а в ведре на полу что-то отвратительно смердит.

Не стоит сопротивляться. Лучше расслабиться. В этом случае ему будет легче.

Но когда они запрокидывают ему голову, открывают рот, животные инстинкты берут свое, он сопротивляется, пытаясь вырваться, не обращая внимания на боль в спине, в плечах, в ребрах.

Трубка проникает в горло.

Они заканчивают, берут ведро, трубку и воронку. Выключают свет и уходят. Лязг замков, и помещение погружается в темноту.

Он лежит на полу в луже собственных рвотных масс. Ночь маячит впереди, как испытание на прочность.

Глава 4

День 7: вторник

КАРЛА

Опять звоню Филдингу. Я не могу иначе.

– Твой человек пропал в Программе.

Пауза. Нечитаемое молчание. Я продолжаю:

– Сообщи имя клиента.

– Отстань, Карла.

– Йоханссон пропал, объекта на территории нет.

– Я говорил с клиентом. Она там.

– Ее там нет.

– Есть.

– Кто они?

Снова пауза. На этот раз он обдумывает, как много стоит мне рассказывать.

– Филдинг, ты сказал, у клиента рекомендации.

– Он не имеет отношения к Джону Кийану, – отвечает тот ледяным тоном.

– Откуда он?

– Гражданский. – Рядовой гражданин, обычный член общества. По крайней мере, старается таким быть. – Карла, у них есть основания.

– Какие? – перебиваю я. – Что она сделала? В новостях ничего не было. Ее имя, Филдинг.

– И не мечтай. Она точно там, – добавляет он. – С ним все будет хорошо. С ним всегда все хорошо.

Это благодаря мне с ним все было хорошо, потому что я всегда проверяла, чтобы у него были точные данные. Кроме последнего дела.

Я перечисляю про себя все меры безопасности, которые предприняла для Йоханссона. Видимо, это успокаивает меня и придает уверенности. Мы стерли всю информацию о нем, полностью поменяли личные данные. Никто не сможет выяснить, что он не Райан Джексон, ведь Чарли Росс мертв. Джону Кийану неоткуда получить информацию, кто Йоханссон на самом деле, у него не будет повода тащить его в дом на ферме.

Бессмысленно. Бессмысленно себе это объяснять. Если Джон Кийан все знает, мои умозаключения не имеют значения. Важно только то, что будет потом. И что происходит сейчас.

В восемь часов вечера от Финна приходят последние отчеты об анализе личных дел. Никаких следов этой женщины в системе исправительных учреждений.

Затем, лишь стрелки часов миновали цифру 10, Финн получает доступ к списку волонтеров, работающих в Программе. Их немного. Искомой женщины среди них нет.

Мне остается хвататься за соломинку.

– Проверь весь персонал, охрану.

– Уже сделано, – отвечает Финн.

Жалюзи на окнах подняты, электрическая подсветка освещает опустевшие офисные здания. Небо к востоку от Сити становится черным с желтыми разводами.

Ее нет в списках Программы. Нет в документах других тюрем. Она не волонтер, не гражданский персонал и не охранник. Что все это значит?

Звоню Крейги и сообщаю, что узнала.

– Я сейчас приеду, – поспешно отвечает он, и я понимаю, что он думает о Джоне Кийане. В его голове, как и в моей, возникает единственный возможный сценарий: это ловушка спецслужб, Йоханссона пытали и медленно перебирали имена, пытаясь выяснить, что ему обо мне известно, как со мной связаться, возможно ли за мной проследить.

Крейги думает о том, что у нас все же еще есть время, чтобы уничтожить жесткие диски, стереть информацию и следы существования Карлы и Шарлотты Элтон. Если у нас не будет другого выхода. С этим не поспоришь. Женщины с фотографии нет в Программе. Йоханссон знает, кто я, и он в ловушке. Внезапно картины в моем воображении делают сальто. Женщина на фотографии…

Первое, о чем заводит разговор Крейги, – «минимизация ущерба».

Я знаю, что он скажет: я должна уйти немедленно, в течение часа, и дать слово, что никогда не вернусь. Но я этого не сделаю по одной причине. По одной.

Если бы я хотела подстроить ловушку Йоханссону, я понимала бы, что он может все проверить, и действовала бы наверняка. Я бы использовала настоящего заключенного.

Глава 5

День 8: среда

ЙОХАНССОН

Когда открывается дверь, он не может сообразить, который сейчас час. Щелкает выключатель, поток света приближается и больно давит на сетчатку глаза.

– Вставай, – произносит незнакомый голос.

Йоханссона рвало всю ночь, и он настолько ослаб, что человеку приходится поднимать его на ноги.

На улице светло. Небо кажется желтовато-белым с серыми разводами, отчего становится похожим на мраморную плиту.

Его то заставляют идти, то волокут в узкий дворик, окруженный стенами без камер. Слепая зона. Их никто не видит.

Первый, кого он замечает, – Кийан, сидящий в раскладном кресле. Закутанный в теплое пальто, он похож на больного, вышедшего подышать воздухом. Взгляд бесстрастно скользит по Йоханссону.

Брайс стоит рядом с его креслом так, чтобы не быть в поле зрения босса. Стену подпирает бейсбольная бита.

Горло Йоханссона сжимается от воспоминания о трубке в пищеводе, и его начинает рвать.

Дюжина мужчин, собравшихся во дворе, равнодушно смотрят.

– Мистер… Джексон, – произносит Кийан.

Красный шарф, которым подвязан воротник его пальто, режет глаз в этот сумрачный зимний день.

Йоханссону приходится сделать над собой усилие, чтобы сконцентрироваться. Собрать все фрагменты картинки перед глазами воедино и не отключиться.