Глава 4

– Выходи за меня замуж, – сказал мужчина.

Элспит Данвуди изо всех сил старалась сдержать рвоту. Еда, которой он кормил ее, была несвежей. Ее организм все никак не мог избавиться от химикатов, с помощью которых похититель усыпил ее на подъездной дороге, ведущей к дому ее подруги. С тех пор Элспит переходила из одной фазы кошмара в другую, и каждая из них проезжалась по ней, как скорый поезд, мчащийся на всех парах. Сейчас женщина переживала фазу оцепенения и тошноты. По какой-то причине ее разум отказывался постигать то, что перед ней, опустившись на одно колено, стоял незнакомый мужчина и протягивал ей коробочку с кольцом. Элспит отвернулась и сотряслась от рвотного позыва, чуть было не выблевав ломтик сыра и несколько сухих крекеров, из которых состоял ее обед. Мужчина, похоже, этого даже не заметил.

– Выходи за меня замуж, – повторил он.

Элспит вгляделась в кольцо. Его золотой ободок потускнел, камень потерял блеск и казался серым и сиротливо зажатым в худосочных золотых лапках.

Она подняла руку и пошевелила пальцами, показывая мужчине кольцо, уже надетое на один из них.

– Я могу это исправить, – сказал он и взял с пола пузырек жидкого мыла.

Он щедро налил мыла на ладонь Элспит и намазал им ее безымянный палец. Ее двадцатичетырехкаратные обручальное и помолвочное кольца легко соскользнули, предав свою хозяйку. Мужчина быстро вытер руку Элспит полотенцем и надел на ее палец свое собственное кольцо. Ей хотелось блевануть на это новое украшение, но ее тело не подчинялось ей.

– Теперь брачный обряд, – пробормотал похититель.

Элспит смотрела на него глазами, красными от слез. Он был щупл, с землистым лицом, словно никогда не знавшим солнечного света, глубоко запавшими глазами, под которыми бурели полукруглые тени, порожденные бессонницей и плохим питанием. Его руки тряслись, пока он бродил по комнате, беря и ставя обратно то один предмет, то другой и что-то бормоча себе под нос.

– Не купил обувь, – сказал он и с силой ударил себя ладонью по лицу.

Звук пощечины отдался от стен, лишенных окон.

Пол здесь был покрыт старым, потертым ковролином, очень колючим для босой ноги Элспит. Ее левая кроссовка лежала в кустах, ожидая, чтобы ее нашли, и для Элспит она стала живым существом, напряженно затаившимся в надежде, что кто-то увидит его и спасет. Эта кроссовка была ее посланием миру. Элспит купила эту пару всего две недели назад, ей нравилась мягкость этих кроссовок, яркая желтизна их парусинового верха и черные эластичные шнурки. Кроссовки были слишком дорогими, но ей никогда не приходилось беспокоиться о деньгах. Теперь Элспит понимала, что ей никогда не надо было беспокоиться вообще, о чем бы ни шла речь. Богатство и привилегированное положение защищали ее от всего, кроме болезней и передаваемых по телевизору огорчительных новостей. Чтобы противостоять им, она с воодушевлением оказывала поддержку множеству благотворительных организаций. И за последние годы помогла собрать миллионы фунтов на борьбу с такими общественными проблемами, как бездомность и детские болезни. На эти деньги было построено новое крыло местной больницы, где лечили подростковую онкологию. Оно было оснащено по последнему слову техники и казалось таким уютным.

– Надень его, – сказал мужчина, положив на колени Элспит свадебное платье, посеревшее и чересчур просторное.

– Чего вы хотите от меня? – спросила она.

– Пойду приготовлюсь, – ответил похититель.

И, шаркая, перешел в соседнюю спальню. Элспит пока не знала, что находится в других комнатах этого дома. Стоять ей было тяжело. Первые двадцать четыре часа после своего похищения она пролежала на боку с руками, связанными за спиной. Ее похититель на руках перенес ее с подъездной дороги в машину и из машины в дом. Когда он наконец разрезал ее путы, Элспит едва могла шевелиться, ее тело одеревенело, мышцы были сведены судорогой. Несмотря на регулярные занятия йогой и походы в тренажерный зал, этого короткого времени оказалось достаточно, чтобы вконец ослабить Элспит.

И теперь она расстегивала молнию свадебного платья, которое явно никто не надевал уже несколько десятилетий. Его кружева были порваны и пожелтели, как старые обои в пабе. Надевая его, женщина беззвучно плакала от тоски по своему мужу. Расставаясь с ним в тот день, она была раздражена, и ей так хотелось вернуться и помириться с ним. А теперь у нее, быть может, уже никогда не будет возможности сделать это. Элспит натянула платье, вдела руки в его пышные рукава. Лицо ее окутало облако пыли, и она чуть не задохнулась. От материи пахло чердаком и мышиным пометом.

– Ты в нем так прекрасна, – сказал мужчина.

Он вернулся беззвучно, как призрак. Элспит обхватила себя руками.

– Я застегну молнию. Здесь должен был находиться мой брат. Чтобы быть моим шафером. Надо будет это исправить. Он не смог успеть на мою свадьбу. Но нам не следует себя жалеть в такое счастливое время, не так ли? Ведь это первый день жизни, в которой мы до гроба будем вместе.

Одежда похитителя была такой же древней и обтерханной, как и надетое на Элспит платье. Рукава его пиджака были на несколько дюймов короче, чем надо, а сам пиджак был ужасно велик. На мужчине не было носков, а сине-зеленый килт висел как мешок и был слишком короток. Его явно сшили для какого-то толстого коротышки, а этот малый выглядел так, будто он уже несколько месяцев ничего не ел, все его кости выпирали. Должно быть, он умирает. Эта мысль согрела женщину.

Приблизившись, похититель взял ее за руки. Элспит слегка пошатнулась. В другой день, в другом месте это ее легкое пошатывание было знаком того, что она чувствует себя невероятно счастливой. Она тогда была взволнованной невестой, на которую с восторгом смотрела толпа гостей и которой предстояла жизнь, полная любви. Ее родители радостно обнялись – так уверены они были в том, что их дочь сделала правильный выбор. Струнный квартет исполнял классическую музыку, и в роли подружек невесты на свадьбе Элспит выступали дочери ее сестры, двойняшки, одетые в розовые платья, с ромашками в волосах. Элспит представила себе лицо своего мужа. Сможет ли она когда-нибудь коснуться его опять?

Теперь мужчина кашлял в ее лицо, даже не подумав прикрыть рот рукой. Элспит скосила глаза на вычурную картину на стене и начала мысленно петь. Слова песни путались в ее голове, часть их она забыла. Эту песню ей когда-то пела ее мать, и в ней говорилось что-то о батистовой рубашке, которую девушка должна сшить без иголки и без швов, и пшенице, которую она должна сжать серпом, сделанным из кожи. Элспит хотелось напеть мелодию вслух, но теперь мужчина, сжимающий ее руки, горделиво поднял голову, выпятил грудь и – о, Боже! – заговорил так громко, будто они находились в соборе и за церемонией их бракосочетания наблюдали сотни людей. Элспит осознавала, что у нее отвисла челюсть, но в эту минуту никакие угрозы похитителя не смогли бы стереть ужас и изумленное недоумение с ее лица.

– Есть ли здесь человек, коему ведома какая-либо причина, по которой этот мужчина и эта женщина не могут быть соединены священными узами брака?

Последовала пауза. Элспит находилась наедине с этим человеком в этой комнате уже целую вечность, но она все равно огляделась по сторонам. Вокруг никого не было. Похититель говорил в пустоту. Однако он помолчал какое-то время, будто ожидая, что кто-то ответит ему.

Придвинувшись к ней еще ближе, опустив голову и пристально глядя Элспит в глаза, похититель начал произносить слова брачного обета:

– Я, Фергюс, беру тебя, Элспит Бренда, в свои законные жены, дабы с этого дня и впредь обладать тобою в горе и в радости, в богатстве и в бедности…

Фергюс? Элспит напрягла память. Она никогда не знала никого по имени Фергюс и никогда не слышала этого имени от кого-либо из своих подруг. Однако похититель знал ее второе имя. Известно ли ему, что это имя ее бабушки? Известно ли ему, что ее бабушка Бренда была необузданной женщиной, которая никогда не подчинялась диктату? Бренда сумела бы что-нибудь предпринять. Она бы заставила этого типа – этого Фергюса – отпустить ее, подчинила бы его своей воле. А что делает она сама? Играет в свадьбу с маньяком. Элспит старалась дышать, но воздух казался ей отравой. Теперь этот малый улыбается ей. В самом деле улыбается. И ждет, чтобы она что-то сказала. Элспит не могла понять что.

– Я тебе помогу, – улыбнулся похититель. – Повторяй за мной… Я, Элспит, беру тебя, Фергюс…

– Я, Элспит… – пробормотала женщина и опять огляделась по сторонам.

Может быть, она сошла с ума? Может, на них смотрят люди, а она просто не видит их?

– Произнеси слова обета, произнеси их, произнеси их, произнеси их. – Мужчина молотил кулаком по стене, делая по удару на каждый слог, затем запрокинул голову назад, разинул рот, и из его горла исторгся звериный вопль.

Элспит закрыла рот рукой, силясь не закричать. И попятилась, пока похититель шатался, откинув голову, охваченный яростью. Его щеки побагровели и раздулись, он рычал и выл, молотя по стене и переминаясь с ноги на ногу.

Элспит сделала глубокий вдох и закрыла глаза, пытаясь выкинуть из головы этот багровый язык, эти сточенные зубы. Надо спасать себя, подумала она.

– Я, Элспит, беру тебя, Фергюс, – с грехом пополам, всхлипывая, пробормотала она. И опять: – Я, Элспит, беру тебя, Фергюс. – На этот раз получилось лучше. Громче, яснее.

Похититель перестал выть и просто стоял, все так же обратив к потолку лицо с открытым ртом и шатаясь. Но он слушал.

– В свои законные мужья, – продолжила Элспит.

Рот мужчины начал закрываться. Его глазные яблоки все так же вращались в глазницах, дыхание было судорожным, хриплым, однако он, как любил выражаться ее муж, «пришел в чувство».

– Дабы с этого дня и впредь обладать тобою, – проговорила Элспит, ненавидя себя за слабость, за то, что она уступила, но понимая, что надо спасать себя, поскольку больше она, скорее всего, ничего не сможет сделать. – В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни.

Похититель улыбнулся. Выставив напоказ слишком много зубов и слишком обнажив десны, дико и безумно. Болезнь изъела не только его тело, поняла Элспит. И он не просто какой-то извращенец. Если бы ей надо было дать ему определение и отразить в этом определении то, что она наблюдала, она бы назвала его демоном.

– В здравии и в болезни. Это хорошо, – пропыхтел похититель. – Продолжай.

– Э-э… дайте мне минутку. – Элспит покачала головой, отчаянно пытаясь припомнить слова обета. У нее получалось так хорошо. Как же там дальше?

– Дабы любить, – подсказал мужчина и придвинулся еще ближе, так что их сомкнутые руки касались их животов.

Его дыхание наполняло воздух зловонием.