80 кг – ощущение такое (я огромный шар, заполненный фондю, сосисками, горячим шоколадом и т. д.), граппа: 5 рюм., сигареты: 32, горячий шоколад: 6 чаш., калории: 8257, ноги: 3 шт., кол-во рискованных ситуаций, чреватых летальным исходом: 8.
13.00. На краю пропасти. Поверить не могу, что со мной творится. Оказавшись на вершине горы, я ощутила просто парализовавший меня страх. Поэтому сказала Марку, чтобы он ехал, а сама стала надевать лыжи, глядя, как он несется вниз по склону: шух, шух, шух, – будто крылатая ракета. Я, конечно, оч. ему благодарна за то, что он устроил мне катание на лыжах, но знать бы, какой это кошмар: тащишься на полусогнутых вверх в гору, на лязгающей штуковине, мимо огромных бетонных сооружений с решетками и цепями, как в концлагере каком-то, на ногах будто гипсовые повязки, а громоздкие лыжи все время норовят разъехаться в стороны. Потом тебя проталкивает автоматический турникет, словно ты овца, которую гонят на водопой. А ведь можно было преспокойно нежиться в уютной постели. Что хуже всего, волосы на такой высоте у меня совершенно очумели: на голове точно рога и шипы, – а костюм Женщины-кошки сшит на худую высокую девушку вроде Джуд, так что выгляжу я как пугало или участница комического представления. К тому же вокруг со свистом проносятся трехлетние дети. Катаются без палок, на одной ноге, исполняют кувырки и т. д.
Горнолыжный спорт – оч. опасная штука, тут двух мнений быть не может. Тебя может парализовать страх, может накрыть снежная лавина и т. д. и т. п. Шерон рассказывала, что один ее приятель как-то поехал кататься на лыжах по экстремальной трассе и на старте настолько перепугался, что обслуживающему персоналу пришлось уносить его вниз на носилках, а по дороге его еще и уронили!
14.30. Кафе в горах. Марк подъехал ко мне («шух, шух, шух!») и спросил, готова ли я к спуску.
Шепотом объяснила ему, что совершила ошибку, приняв решение кататься, потому что горнолыжный спорт оч. опасен – даже медицинская страховка не спасет. Одно дело – стать жертвой несчастного случая, который ты не мог предвидеть, и совсем другое – сознательно ставить себя под угрозу, играть в игры со смертью, рисковать себя покалечить (например, прыгать с тарзанки, покорять Эверест, участвовать в жутких забавах, когда тебе на голову ставят яблоко и стреляют в него).
Марк спокойно и внимательно меня выслушал.
– Я тебя понимаю, Бриджит, – произнес он. – Но это же склон для детей. Он почти горизонтальный.
Сказала Марку, что хочу спуститься на подъемнике, но Марк ответил, что он бугельный и вниз не возит. Сорок пять минут спустя Марк помог мне все-таки съехать, подтолкнув в спину, а потом кинулся вперед, чтобы поймать меня. Доехав донизу, я почувствовала в себе силы поднять вопрос о том, чтобы сесть на фуникулер и отправиться назад в деревню: передохнуть и выпить капучино.
– Бриджит, – сказал Марк. – Лыжи – это как и все в жизни. Главное – уверенность в себе. Пойдем, мне кажется, тебе не помешает рюмка граппы.
14.45. М-м-м. Граппа восхитительна.
15.00. Граппа – просто отличный напиток. Марк прав. У меня вполне может получиться профессионально ездить на лыжах. Только надо почувствовать эту чертову уверенность.
15.15. На вершине склона для детей. Бже. Этсвсем прсто. Пшла. У-у-ух!
16.00. У меня все чудесно, я прекрасная лыжница! Только что съехала вместе с Марком: шух, шух, шух! Виляю телом с полным знанием дела, словно инстинкт подсказывает, как именно надо двигаться. Дикий восторг! В меня будто вдохнули новую жизнь. Я просто спортсменка, как принцесса Анна! Сколько во мне энергии, какой позитивный настрой! Ура! Вперед с уверенностью! Граппа! Ура!
17.00. Пошли передохнуть в кафе, и там вдруг Марк натолкнулся на целую толпу народа юридическо-банковского вида, в которой оказалась высокая худая блондинка, стоявшая вполоборота ко мне. На ней был белый лыжный костюм, пушистые наушники и темные очки от «Версаче». Она заливалась смехом. Потом, точно в замедленной съемке, она откинула с лица волосы и, когда они мягкой волной вернулись назад, я поняла, что узнала этот смех. Она повернулась к нам. Это была Ребекка.
– Бриджит! – звонко воскликнула она, целуя меня. – Красавица! Как я рада тебя видеть! Какое совпадение!
Я глянула на Марка. Он стоял с недоуменным видом, проводя рукой по волосам.
– Кхм, это, по-моему, не совсем совпадение, – смущенно пробормотал он. – Это же ты предложила мне поехать сюда с Бриджит. Разумеется, я бесконечно рад всех вас тут встретить, но я понятия не имел, что вы тоже здесь будете.
Хорошо в Марке то, что я всегда ему верю. Но почему она предложила ему сюда поехать? И когда?
Ребекка на мгновение показалась взволнованной, но потом улыбнулась обворожительной улыбкой.
– Я тоже понятия не имела. Но наш разговор заставил меня вспомнить, как в Куршевеле чудесно, к тому же все ребята собрались ехать, поэтому я… Ой!
Она потеряла равновесие (в самый подходящий момент), и один из поклонников тут же ее подхватил.
– Хм-м-м, – сказал Марк. Вид у него был совсем не радостный.
Я стояла опустив голову и пыталась понять, что же такое происходит.
Когда сил изображать, будто все нормально, у меня не осталось, я шепнула Марку, что хочу еще раз скатиться с детского склона. Добралась до очереди к подъемнику куда ловчее обычного, очень довольная, что скрылась от всей этой истории. Первые пару шестов пропустила, т. к. не сумела нормально ухватиться, но на следующем поехала.
И тут все пошло вопреки ожиданию: совершенно не получалось скользить, – как будто еду по ухабам или вообще бегу спотыкаясь. Вдруг заметила, что мне машет какой-то мальчик и что-то кричит на французском. Глянула в сторону кафе и с ужасом обнаружила, что на террасе стоит вся толпа Марковых знакомых и они тоже мне машут и что-то кричат. Да в чем дело? Потом увидела, что со стороны кафе ко мне с ошалелым видом бежит Марк.
– Бриджит! – завопил он, как только подбежал достаточно близко, чтобы я могла расслышать. – Ты забыла лыжи надеть!
– Вот идиотка, – хохотнул Найджел, когда мы вернулись в кафе. – Такой глупости в жизни не видал.
– Хочешь, я с ней побуду? – спросила Марка Ребекка, всем своим видом выражая обеспокоенность – точно я дитя малое, от которого одни беды. – А ты до ужина покатаешься, где тебе нравится.
– Нет-нет, не стоит, все в порядке, – ответил он, хотя по лицу его было видно, что он хотел бы покататься.
И мне тоже хотелось, чтобы он покатался, ведь он так любит лыжи. Но допустить, чтобы чертова Ребекка со мной осталась и учила меня лыжным премудростям, я не могла.
– Думаю, мне лучше немного отдохнуть, – проговорила я. – Выпью чашечку горячего шоколада и приду в себя.
Ужасно приятно было сидеть в кафе и пить горячий шоколад из огромной чашки, к тому же это отвлекало меня от наблюдений за Марком и Ребеккой, вместе поднимающимися вверх на подъемнике. Я видела, какая она довольная и как со смехом касается его руки.
Потом я увидела их снова: они со свистом пронеслись по склону, он в черном, она в белом, точно парочка с рекламной фотографии элитного горнолыжного курорта – фотографии, которая сообщает не только о наличии восьми спусков высокой сложности, четырехсот подъемников и полупансиона, но также о том, что ты сможешь заняться таким же потрясающим сексом, какому сейчас предадутся эти двое.
– У-ух, здорово, правда? – сказала Ребекка, поднимая очки на лоб и со смехом заглядывая Марку в лицо. – Слушайте, вы не хотели бы сегодня с нами поужинать? У нас будет фондю в горах, а потом мы поедем назад на лыжах при свете факелов. Ой, Бридж, извини. Ты можешь съехать на фуникулере.
– Нет, – отрывисто проговорил Марк. – Мы не отметили вчера День святого Валентина, поэтому я веду Бриджит ужинать сегодня.
Что удобно в Ребекке – она всегда на долю секунды выдает свои чувства и имеет совершенно пришибленный вид.
– Хорошо-хорошо, как хотите, приятно вам провести время, – отступила она, сверкнув ослепительной улыбкой, точно из рекламы зубной пасты, потом снова надела очки и эффектно заскользила на лыжах вниз к городку.
– Где ты с ней встречался? – не удержалась я от вопроса. – Когда она предложила тебе поехать сюда?
Он нахмурился.
– Она тоже была в Нью-Йорке.
Я покачнулась и выронила лыжную палку. Марк рассмеялся, поднял ее и крепко меня обнял.
– Не пугайся так, – сказал он, касаясь губами моей щеки. – Она была там с толпой друзей, я с ней поговорил всего раз, да и то минут десять. Упомянул, что хочу чем-нибудь тебя порадовать, потому что пропустил Валентинов день, и она посоветовала поехать сюда.
Из груди моей вырвался неясный тихий звук.
– Бриджит, – произнес он. – Я люблю тебя.
Вес: неважно (да и взвеситься негде), кол-во мысленных прокручиваний услышанной вчера фразы со словом на букву «Л»: запредельное, не поддающееся передаче число.
Я так счастлива. У меня нет злобы к Ребекке, я великодушна и все прощаю. Она вполне приятное гадкое насекомое (= мымра). Мы с Марком очень мило поужинали, много смеялись и шутили, говорили о том, как сильно друг без друга скучали. Я вручила ему подарок: брелок с эмблемой клуба «Ньюкасл юнайтед» и трусы с такой же эмблемой. Подарок ему явно очень понравился. Он же вручил мне красную шелковую ночную рубашку, которая оказалась чуть-чуть коротковата, но его это, похоже, не смутило, даже напротив, если честно. Еще он рассказал мне про работу, которой занимался в Нью-Йорке, и я обо всем высказала свои суждения, которые он охарактеризовал как весьма полезные и нестандартные!
P. S. Этого никто не должен прочитать. Постыдный факт. Я была в таком восторге, что он сказал мне слово на букву «Л», да еще на такой ранней стадии взаимоотношений, что не удержалась и позвонила Джуд и Шерон, оставила им сообщения. Теперь понимаю, как это глупо и по-детски.
60 кг (а-а-а! а-а-а-а! чертов шоколад), алкоголь: 4 порц. (включая те, что выпиты в самолете, так что оч. хор.), сигареты: 12, кол-во отвратительных неоколониалистских актов, совершенных родной матерью: 1, но зато какой.
Выходные прошли великолепно, если не считать неприятностей с Ребеккой, но сегодня утром в Хитроу я испытала тяжелейшее потрясение. Мы стояли в зале прибытий и искали глазами стойку, где можно заказать такси, как вдруг я услышала голос:
– Доченька! Не стоило приезжать меня встречать! Джеффри с папой ждут нас снаружи. Мы заглянули сюда купить папе подарок. Иди познакомься с Веллингтоном!
Передо мной стояла мама, от загара принявшая ярко-оранжевый оттенок. На голове у нее были косички с бусинами, а одета она была во что-то броско-африканское, наподобие нарядов жены Нельсона Манделы.
– Ты, конечно, думаешь, он из племени масаи, но он кикуйю. Кикуйю! Подумать только!
Я проследила за ее взглядом и увидела Юну Олконбери, тоже выделяющуюся оранжевым загаром и наряженную в африканское одеяние. Правда, на носу у нее были ее всегдашние очки, а в руках зеленая кожаная сумка с большим позолоченным замком. Юна с кошельком в руках стояла у прилавка небольшого магазинчика и с восторгом взирала на габаритного чернокожего парня с отвислыми мочками, в одну из которых была вставлена кассета для фотопленки. Одет он был в ярко-голубую клетчатую хламиду.
– Акуна матата! Ни о чем не волнуйся! Суахили. Правда, здорово? Мы с Юной чудесно провели время, и Веллингтон приехал к нам погостить! Приветствую, Марк, – между делом произнесла она, обратив наконец внимание на его присутствие. – Давай, доченька, скажи Веллингтону «джамбо»!
– Прекрати, мама. Прекрати, – сквозь зубы прошипела я, нервно оглядываясь по сторонам. – Нельзя приглашать к себе погостить представителя африканского племени. Это отдает неоколониализмом. И папа только-только пришел в себя после истории с Жулиу.
– Веллингтон не представитель племени, – строго заметила мама, вытянувшись во весь рост, – или, по крайней мере, он достойный представитель племени! Он живет в хижине из навоза! И он сам захотел приехать! Он хочет поездить по миру, так же как мы с Юной!
В такси по дороге домой Марк был неразговорчив. Вот мама, черт ее дери. Как бы мне хотелось иметь обычную среднестатистическую маму, у которой седые волосы и которая готовит вкусное печенье.
Так, позвоню-ка папе.
21.00. Папа оказался в самом угнетенном расположении духа. Голос у него звучал очень подавленно.
– Как ты? – отважилась спросить его я, когда возбужденно тараторящая мама наконец отошла от телефона и он взял трубку.
– О, все нормально, все нормально. В саду африканские партизаны, ростки примулы скоро появятся. У тебя как дела, все в порядке?
О господи. Хватит ли у него сил пережить еще одну волну маминого безумия? Попросила его звонить мне в любое время, но, когда он в таком раздрызге, дело плохо.
60 кг (это уже настоящее ЧП), сигареты: 13, мазохистские фантазии о том, что Марк влюблен в Ребекку: 42.
19.00. В смятении. Провела кошмарный день на работе, как ошпаренная принеслась домой (Шерон ни с того ни с сего решила, что она любит футбол, поэтому мы с Джуд идем сегодня к ней – смотреть, как немцы разносят то ли турок, то ли бельгийцев, то ли кого-то там еще). Дома меня ждали два сообщения, оба не от папы.
Первое было от Тома, который сказал, что его приятель Адам из «Индепендент» готов дать мне попробовать свои силы и взять у кого-нибудь интервью, при условии, что я сама найду для этой цели очень известного человека и не буду требовать за это платы.
Надеюсь, в газетах это не постоянная практика. Как они там все выплачивают ипотеку и лечатся от алкоголизма?
Второе было от Марка. Он сказал, что сегодня проводит вечер с индонезийцами и Международной амнистией и поэтому хотел бы позвонить мне, когда я буду у Шерон, чтобы узнать результаты матча. Помолчав немного, он добавил:
– И еще… э-э… Ребекка приглашает нас и всю свою компашку провести следующие выходные в доме ее родителей в Глостершире. Ты хотела бы поехать? Я тебе перезвоню.
Хотела бы я поехать? Уж скорее я бы захотела просидеть все выходные в норе в саду своих мамы и папы с «компашкой» червяков, чем ехать к Ребекке и смотреть, как она заигрывает с Марком. Раз она решила нас позвать, то почему позвонила ему, а не мне?
Это упомяноз. Упомяноз в чистом виде. Двух мнений быть не может. Телефон. Наверняка Марк. Что мне ему сказать?
– Бриджит, возьми трубку, положи, положи на место. НА МЕСТО!
О проекте
О подписке