Я откладываю нежданное письмо, стараясь не думать о Короле-Призраке и его жутких подданных, отхожу от заснеженного бука и бреду к садовым воротам, где на старом фонарном столбе висит вторая кормушка. Следы, которые я оставила десять минут назад по дороге к кривому дереву, давно исчезли под свежим снегом. Какое-то время я не вижу вообще ничего – ни дома, ни деревьев, ни тропинки, ни забора.

– Клэри?

Голос, зовущий меня, – вполне земной. Он звучит как голос Випа, но этого не может быть, потому что бывший кронпринц Амберлинга уже три месяца пребывает в имперской столице, Толовисе, обучаясь дисциплине, которая, вероятно, называется: «Как мне управлять провинцией, которая раньше была моим собственным королевством?»

Знакомое фырканье и тяжелое дыхание приближаются ко мне, и вот передо мной вырисовываются очертания охотничьих собак Випольда. Радостно лая, они бросаются ко мне, повизгивая, запрыгивают на меня и пытаются дотянуться до моего лица своими длинными языками. Можно было бы, конечно, чувствовать себя польщенной, но эти бездумно счастливые собаки исполняют ровно то же самое со всеми людьми без исключения – даже с Этци, к ее величайшей досаде.

Охваченная их жизнерадостностью, я опускаюсь на колени и приветствую животных с тем же преувеличенным энтузиазмом, с каким они приветствуют меня. Думаю, в их слюнявых ртах живет своя магия, потому что, пока я тщетно сопротивляюсь тому, чтобы меня свалили в снег, весь мрак из меня улетучивается. Я чувствую себя свободной от невидимых существ, пересекающих границы миров, чрезмерно тревожащихся фей и безумных посланий из птичьих кормушек.

– Они не могли дождаться, чтобы увидеть тебя! – кричит Вип, едва успев появиться из-за завесы снегопада. – Прямо как я. Мой первый путь – к тебе.

Месяцы, которые Випольд провел в Толовисе под пятой имперского суперинтенданта, похоже, ничуть не расстроили его. Он выглядит таким же бодрым и расслабленным, как и всегда.

– Добро пожаловать домой, Вип! Я думала, ты вернешься только весной.

– Так и будет. Я здесь всего на несколько дней – приехал навестить родителей. А еще хотел рассказать тебе кое-что, о чем узнал в Толовисе. Решил, что будет лучше поговорить с тобой лично. Никогда не знаешь, в чьи руки попадет письмо.

– Что-то серьезное?

– Ну, не на государственном уровне, – отвечает он. – Но… в личном плане – серьезно.

– Тогда давай поговорим об этом прямо здесь. Мои сестры жаждут новостей и набросятся на тебя с вопросами, как только мы войдем в дом.

Вип смотрит вверх, на потемневшее от снега небо.

– Мы можем где-нибудь укрыться?

– Пойдем со мной, – говорю я и веду его к сараю, где моя фея однажды подарила мне занавеску яблочно-зеленого цвета, которую ошибочно приняла за бальное платье.

– Раз уж ты упомянула своих сестер, – говорит Вип, пока тащится следом за мной. – Правдивы ли те слухи, что я слышал о Каникле и нашем новом поваре?

– А что ты слышал?

– Что Каникла, забыв о своем положении, бегает за ним как маленькая собачонка.

– Нет-нет, все как раз наоборот! Это он за ней бегает. Сестра без ума от творений, которые он для нее придумывает, и я могу это понять. Ты хоть раз пробовал коричные крендели, которые он назвал «Сахарными губками Никлы»? Или пряники под названием «Никла с перчиком»? Они настолько восхитительны, что я, чего доброго, скоро стану круглой, как шар.

– Ты меня удивляешь.

– Почему?

– Так нельзя, – объясняет Вип. – Невестка императорского сына не может бродить по рынку с нашим поваром и советоваться с ним в выборе зелени для супа. Тем более когда повар женат и по крайней мере лет на десять старше нее.

– Ну, как видишь, может.

Вип качает головой.

– Ты – практически глава семьи, поскольку твое положение предполагает заботу о сестрах. Твой долг: заставить Каниклу опомниться и объяснить ей, что она должна воздержаться от подобного поведения. То, что они с поваром творят, вредит твоей репутации!

– Что они сделали с тобой в Толовисе, что ты вдруг стал таким поборником морали и нравственности?

– Совершенно ничего. А вот ты в последнее время, кажется, утратила понимание того, что правильно, а что нет.

– Так было всегда. Просто ты слишком поздно это заметил.

– А что по поводу всей этой истории сказала бы твоя мать?

– Мачеха, ты имеешь в виду? Она заперла бы Каниклу в ее комнате без конфет, пока та не разрыдается и не поклянется в слезах держаться подальше от повара. Но я ничего подобного не сделаю. По мне так пусть Каникла делает, что ей нравится.

– Ты несешь ответственность за свою семью, – возражает Вип. – Тебе следует понимать, что это значит.

– Боже, ты точь-в-точь как моя фея-крестная, – говорю я, толкая дверь в сарай. – Я не для того в течение довольно долгого периода времени стирала белье Каниклы, опорожняла ее ночной горшок и стряхивала крошки пирога с ее простыней, чтобы теперь, выйдя замуж за принца, стать ее надсмотрщицей. И если ты не хочешь со мной поссориться, то не читай мне лекций, а просто расскажи новости из Толовиса!

Вип закрывает за собой дверь сарая, и мы вдруг оказываемся в темноте. Окна здесь есть, но они серые от грязи и в них почти не проникает дневной свет. Вспыхивает спичка, и в ее свете Вип осматривает помещение в поисках свечи или лампы. Напрасно.

– В Толовисе такого не бывает, – печально говорит он, когда пламя гаснет и возвращается тьма. – Даже самый простой человек может сотворить небольшое световое заклинание. Что-то, называемое магикалией, проходит через кончики пальцев людей и позволяет им использовать магию для упрощения повседневной жизни.

– Надо же, как им повезло.

– Я хочу сказать, что мы странная маленькая провинция, Клэри. Отсталая, незначительная и капризная с точки зрения Империи. Я заметил это еще в Военной Академии, но тогда я был среди дворян из влиятельных семей. Я думал, что магические достижения касаются только высшего класса, но теперь знаю, что в Империи колдовать могут все люди. Может, это умение проявляется у них в незначительной степени, но в отличие от нас, жителей Амберлинга, они могут это делать. Мы же совершенно бездарны в том, что касается магии, за некоторыми исключениями, к которым относятся наши феи-крестные.

– Еще одна причина избегать Империи.

– Но ведь теперь мы ее часть.

– Ага, отсталая и капризная, как ты мне только что объяснил.

– Этого нельзя отрицать, – задумчиво произнес Вип. – Жизнь в Толовисе восхищает меня, но…

Он замолкает, потому что мне наконец удалось найти шкаф для инструментов и выдвинуть ящик, в котором лежат несколько свечных огарков. Вытащив тот из них, что подлиннее, Вип зажигает еще одну спичку, держит ее возле фитиля, пока свеча не начнет гореть.

– Но? – спрашиваю я, вставляя огарок в тиски верстака.

– Я вообще не понимаю, как мы смогли продержаться так долго, – говорит он. – Как мы могли удерживать наши границы против Империи, обычные граждане которой магически намного одареннее нашего населения?

– Магия – это еще не все.

Мы оба не отрываем взгляд от пламени, мерцающего над тисками. То, что рассказывает Вип, не является для меня таким уж большим сюрпризом. Испе́р все время повторяет, что люди здесь, в Амберлинге, – странные, причудливые упрямцы, и самая упрямая из них – я.

– Ну, – говорит Вип, – вообще-то я не собирался читать тебе лекции о том, насколько отсталая у меня, оказывается, страна. Возможно, у нас есть другие сильные стороны, помимо общедоступной магии. Кроме того, теперь мы находимся под защитой императора, а посему не имеет значения, что мы умеем или не умеем делать. Мы станем извлекать выгоду из достижений Империи, и нам не нужно беспокоиться о будущем Амберлинга. Меня больше беспокоит кое-что другое.

– Мы переходим к серьезному личному вопросу?

Вип смущенно откашливается.

– Да, – признается он. – Он касается твоего мужа.

– Я слушаю.

– Можешь себе представить, насколько популярны в Толовисе оба императорских сына. По всей Империи, то есть практически по всему миру, ими восхищаются, обожают и почитают, ибо они не только сыновья императора, но и два необычайно талантливых волшебника.

– Да, – отвечаю я. – Несмотря на всю мою отсталость, на это у меня воображения хватает.

– Я ожидал, что меня станут расспрашивать, со мной будут говорить о том, что девушка из моей страны замужем за вторым сыном императора. Я предполагал, что они слышали о бывшем королевстве Амберлинг в связи с этим событием. Но никому в Толовисе ничего не известно ни про Амберлинг, ни про вашу свадьбу. Они смеются надо мной, когда я начинаю об этом говорить.

Я пытаюсь взять себя в руки, пытаюсь успокоиться, но тело бьет тревогу. Мое сердце бешено колотится о ребра и при этом так громко стучит, что в ушах тоже начинает шуметь.

– И что это значит? – спрашиваю я. – Что император держит свадьбу Испе́ра в секрете?

– Не только император. Испе́р и все остальные члены императорской семьи, по-видимому, тоже.

– Почему?

– И ты еще спрашиваешь?

Действительно, зачем спрашивать? Я и сама могу ответить. Они поступают так, потому что это – позор. Для императорской семьи этот брак не несет пользы. Вдобавок ко всему однажды он может закончиться, и тогда этот вопрос уладится сам собой. Никто ничего не заметит и не узнает.

Невесту Испе́ра знают только в Амберлинге – и больше нигде.

– Мне очень жаль, – говорит Вип.

Я молчу и смотрю на пламя свечи. Внезапно оно мерцает, вспыхивает сильнее и вскоре гаснет без малейшего ветерка.