Постигаемое в мышлении, конечно, есть нечто постигаемое, но и начинательно открытое по ту сторону самого себя.
с) Мышление не только открыто в начинательной форме по ту сторону постигаемого, но и представляет собой постижение, активированное реальностью, поскольку она открыта. Каким образом? Постижение есть чистая актуализация реального; поэтому само постигаемое реальное дано в качестве реальности: оно есть данное. Что такое это данное? Данное – это прежде всего «данное-чего», то есть данное реальности. Это не означает, что данное есть нечто такое, что дается нам реальностью по ту сторону данного; данное означает саму реальность, которая дана. Быть «данным-чего», то есть реальности, означает быть «данной реальностью» как реальностью. Рационализм во всех его формах (и в этом пункте Кант заимствует идеи Лейбница) всегда считал, что быть данным означает быть «данным-для» некоторой проблемы, а стало быть, заданным для мышления. Такова идея Когена: данное (das Gegebene) есть заданное (das Aufgegebene). Постижение для Когена формально есть мышление и, как таковое, чистая задача. Но это невозможно. Разумеется, то, что мы постигаем о реальности, есть данное для некоторой проблемы, которая встает перед нами в процессе мышления. Но это не самое главное в нашем вопросе – ни в отношении идеи «данного», ни в отношении идеи «данного-для»: ведь для того, чтобы быть «данным-для», данное должно для начала быть, прежде всего, «данным-чего», то есть реальности. В противном случае о проблеме не могло бы идти речи. Стало быть, реальное есть «данное-чего», то есть реальности, и «данное-для» мышления. Что представляет собой это «и»? Другими словами, каково внутреннее единство этих двух форм данного? Это не чисто присоединительное единство: дело обстоит не так, как если бы данное было «данным-чего» и вдобавок «данным-для». Дело обстоит так, что оно является «данным-для» в точном и формальном смысле именно потому, что является «данным-чего». Почему это так? Потому, что данное реальности дает нам реальность как реальность в ее внутренней и формальной открытости. Поэтому оказывается, что «данное-чего» есть ео ipso «данное-для» по ту сторону данного. Отсюда очевидно, что рационализм не только оставил без внимания «данное-чего», но также имел ложное представление о «данном-для», потому что полагал, что то, для чего данное дано и что конституирует его в качестве «данного-для», есть соотнесенность с мышлением. Так вот, это ложно. «Данное-для» есть момент актуальности реального в его открытости «по ту сторону». «Данное-для» дано как открытое в мире. Прежде всего, данное есть не заданное для проблемы, а данное «потустороннего». Поэтому рационализм заблуждается вдвойне: во-первых, потому что он пренебрег «данным-чего»; во-вторых, потому что он истолковал «данное-для» как заданное для некоей проблемы, тогда как «данное-для» в первую очередь есть не форма постижения реального, а форма актуализации поля в его открытой потусторонности. Только потому, что «данное-для» есть момент полевой реальности по ту сторону, – только поэтому оно может быть заданным для некоторой проблемы. Открытость реальности, поскольку она чисто актуализирована в постижении, есть внутреннее и радикальное единство двух форм данного: «данного-чего» и «данного-для». Обыденный язык выражает это внутреннее единство бытия данного в выражении, которое не только удачно само по себе, но и, будучи взятым в строго формальном смысле, выявляет унитарную структуру двух форм данного: вещи дают о чем поразмыслить. Реальное не только дается в постижении, но и дает о чем поразмыслить. Стало быть, это «дать» образует радиальное единство двух форм данного в реальном. И это «дать о чем поразмыслить» есть не что иное, как постижение в мыслящей деятельности. Мыслящая деятельность не только в начинательной форме открыта потустороннему, но и конституирована в качестве именно такой деятельности самим предварительно постигнутым реальным. С этой точки зрения мыслящая деятельность заключает в себе сущностно важные аспекты, которые необходимо рассмотреть подробно.
с-1) То, что именно вещи дают нам о чем поразмыслить, прежде всего означает, что постижение формально конституируется отнюдь не бытием в качестве деятельности. В самом себе, как таковом, постижение не есть деятельность. Разумеется, постижение может находиться в деятельности, но оно не «есть» деятельность, а кроме того, деятельность по отношению к постижению вторична. Первичное постижение реального, взятое в двух его аспектах – бытия «реальным» и бытия «в реальности», не есть деятельность. Утверждение – не деятельность, а чистое движение; к тому же не всякое движение будет движением в деятельности. Утверждение – не деятельность, а движение. Движение становится деятельностью только тогда, когда первичное постижение, в силу того, что уже постигнуто как реальное, оказывается активированным самим постигнутым. Оно становится деятельностью именно потому, что постигнутое есть реальность, которая, в качестве реальности, открыта. Быть в действии постижения через видение не значит пребывать в деятельности, но может стать пребыванием в деятельности в силу самого видящего постижения. Итак, мышление не есть нечто первичное; оно вторично по отношению к первичному постижению. Первичным, в том числе хронологически первичным, будет постижение.
с-2) В силу этого мыслящая деятельность не только не первична, но и не проистекает из себя самой. Было принято говорить (как это имеет место у Лейбница и Канта), что, в отличие от чувственности, которая чисто рецептивна, мышление – это спонтанная деятельность: мышление есть спонтанность. Но это ложно вдвойне.
Прежде всего, ложно потому, что даже человеческая чувственность – не чистая рецептивность, не чистое восприятие аффекций, но физическое представление данного во впечатлении как реального, – другими словами, она есть инаковость, умная чувственность. Но сейчас для нас важно не это. Сейчас важно подчеркнуть, что мышление не есть деятельность, которая спонтанно проистекает из себя самой. Не есть именно потому, что интеллект конституируется в деятельности только вследствие той данности, какой является открытая реальность. Сами вещи дают о чем поразмыслить, и, стало быть, именно они не только побуждают к деятельности, но и определяют деятельный характер самого постижения. Мы интеллектуально деятельны, потому что активированы для этого вещами. Это не означает, что такая деятельность сама по себе не обладает специфическим характером (позже мы в этом убедимся), что могло бы легко привести к ошибочному предположению о том, что мышление – это спонтанная деятельность. Истина, однако, в том, что она не спонтанна: это нас делает некоторым образом спонтанными первичное постижение, а значит, само реальное. В самом деле, дать о чем поразмыслить есть нечто данное реальными вещами; но то, что нам дают реальные вещи, есть именно «необходимость поразмыслить». Будучи взятым в первом аспекте, мышление не спонтанно, однако во втором аспекте может выглядеть в некотором смысле спонтанным. Без вещей нет мышления; но то, что имеется при наличии уже постигнутых вещей, есть именно та специфическая деятельность, которая называется «поразмыслить». Можно сказать, что мышление происходит от реальных вещей через то «поразмыслить», которое вещи нам «дают». Это и есть радикальный пункт, способный привести к ошибочному представлению о спонтанности.
с-3) Мыслящая деятельность – это постижение, активированное вещами, дающими о чем поразмыслить. Она составляет, как уже было сказано, внутреннюю необходимость нашего полевого постижения, ибо то, о чем вещи нам дают поразмыслить, есть открытость их реальности. Но этого недостаточно. Необходимо добавить, что сама эта открытость – не просто открытость мирского соответствия, но открытость как схваченная в поле. Если бы это было не так, не было бы никакой деятельности мышления. Простое мирское соответствие – это открытый характер реальности. Если бы постижение не было чувствующим, такая открытость постигалась бы, как принято говорить, интуитивным интеллектом – как простая мета реальности. В таком случае постижение не было бы мыслящим. Однако открытость нам дана чувствующим образом, то есть в поле, и значит, ее постижение – это постижение «транс-полевое», постижение «по ту сторону», то есть ход. Этот ход и есть мыслящая деятельность. Таким образом, возможность и необходимость мыслящей деятельности внутренне и формально определятся чувствующим постижением.
В конечном счете, мыслящая деятельность – не просто частный случай деятельности человеческого существа; другими словами, речь идет не о том, что человеческая реальность – это деятельность, и поэтому все человеческое, в том числе и мышление, подразумевает деятельность. Это ложно вдвойне. Ведь, во-первых, не всякое действие человеческого существа будет результатом деятельности: как мы видели, действие и деятельность – не одно и то же. Деятельность – это действование: нечто совсем иное, нежели реализация действия. Сама по себе жизнь человеческого существа – всего лишь действие: то действие, в котором человек реализует самого себя, как живое существо, в обладании самим собой. Но от этого такое действие еще не становится деятельностью. Оно станет ею лишь тогда, когда это действие будет задействовано. Так вот, это происходит многими и разнообразными способами, и в этом – вторая причина, по которой оказывается ложным представление о мыслящей деятельности как просто о частном случае предполагаемой деятельности вообще. Что же касается интеллекта, активатором его деятельности выступает само реальное как таковое: реальным пробуждается действование, поскольку реальное есть актуальность в чувствующем постижении, а стало быть, открыто. И такое действование, такая деятельность есть не что иное, как мышление. Как уже было сказано в первой части книги, жизнь вынуждает меня постигать, а интеллект, будучи чувствующим постижением, вынуждает меня жить, мысля. Поэтому мыслящей деятельности не только внутренне, но и формально свойственно постижение реальности. Так как постижение есть актуализация реальности, оказывается, что мышление представляет собой модус актуализации реальности. Мы мыслим не «о» реальности, но мыслим уже «в» реальности, то есть уже внутри нее самой, опираясь на то, что уже было положительным образом постигнуто относительно нее. Мышление – это постижение, которое не просто постигает реальное, но постигает его в поиске, начиная с предварительного постижения реальности и совершая ход в ней. Мышление как деятельность постижения, которое есть, формально заключает в себе то, что его активирует: реальность. Интеллект не просто активируется реальностью в той форме деятельности, каковой является мышление; но постижение реальности как реальности активирующей составляет внутренний и формальный момент самой мыслящей активации. В силу этого мышление уже актуально и физически обладает в самом себе реальностью, в которой и сообразно которой протекает мышление. Это мы и должны рассмотреть.
О проекте
О подписке