Цитаты из книги «Подземка»

Свидания в больнице разрешены до восьми, но для Тацуо делают исключение. Напоследок он собирает грязные вещи для стирки и опять возвращается в фирму. Там оставляет машину, пять минут идет пешком до метро и с тремя пересадками возвращается домой. В электричках проводит чуть больше часа. Когда приходит домой, дети уже спят. Для такого семьянина, как Тацуо, очень печально, что времени на детей просто нет. Подобная жизнь длится уже год и восемь месяцев. Будет неправдой сказать, что он от нее не устал. Сколько она еще продлится, не скажет никто.

Обычно нужно радоваться поимке последнего преступника, но не тут-то было. На самом деле тело сейчас покинули силы и я ощутил какой-то вакуум. Может, наоборот, – пронеслась мучительная мысль – сейчас и начнется новая борьба. Похоже, в ходе долгого процесса взятия интервью у меня постепенно возникла привычка судить о вещах, видя все глазами пострадавших. Ничего похожего на радость во мне не бурлило. Лишь мало-помалу, как горькие желудочные спазмы, подступали горечь и безымянная пустота.

Встречалась с парнями, но – то «живет далеко», то «на кого я оставлю родителей». Дальше разговоров дело не шло. Я женился и жил отдельно, а она, видимо, чувствовала за родителей ответственность. Про себя думала: кто, если не я? У матери не гнулись колени, и она передвигалась с палочкой. Вот такое у нее чувство дочернего долга. Куда сильнее, чем у меня. Вдобавок к тому, развалилась фирма, в которой работал отец. С тех пор он так никуда не устроился. Вот сестра и решила, что должна стать экономической опорой родителей. Поэтому работала с энтузиазмом, не брала больничных, даже когда болела.

Хиросэ, не в силах справиться с напряжением, вышел на станции Мёгадани или Коракуэн. А когда оказался на платформе, вновь почувствовал страх от серьезности собственных действий. Его разбирало острое желание просто покинуть станцию. Он сам признавался, что завидовал выходившим из поезда людям. Если подумать сейчас, то был важный поворот его судьбы. Выйди он там – и судьбы многих людей сложились бы совсем иначе.

Есть ли случаи крушения семей? Насколько я знаю, нет. Проблемы возникают, наоборот, на рабочих местах. Ни одна из фирм не хочет понять это «заболевание». В самых худших даже отказывают в страховании. Таких примеров до сих пор было два. Они просто саботировали выполнение этих формальностей. Каким-то образом специально оттягивали до последнего. Пострадавшим стало невмоготу, и они сами подали заявления об увольнении. От этих бы фирм не убыло, оформи они все необходимые документы. Несмотря на это – вот такое пренебрежение. И фирмы, позволяющие себе такое, – реальность.

И еще одно сильное впечатление – все страдают в одиночку. Например, ухудшилась память – пытаются ссылаться на возраст, повысилась утомляемость – опять пытаются ссылаться на возраст. Нет таких мест и путей к ним, где люди могли бы общаться с себе подобными, беспрепятственно получать консультации специалистов. Вот они страдают и мучаются в одиночку

считалось, что люди, причастные к смерти и несчастьям, подвержены греху. И грешные по традиции отдаляются от окружения. Это не простой предрассудок – их отдаляют, но продолжают заботу о них в обществе. Не заставляют работать и в некотором смысле опекают. Тем самым, как бы отдавая должное грешникам, постепенно их вылечивают. И древняя концепция греха функционирует весьма эффективно.

Например, после землетрясения в Кобэ состояние ущерба видно отчетливо. Понятно, сколько дней пролежал человек под завалом, видны травмы и степень их болезненности. Однако в случае с зариновой атакой людям, не пережившим ее, трудно реально ощутить на себе страх.

? Объем работы никто не сократит. Каждый день до двенадцати ночи сплошные переработки, задержки. Поди пожалуйся – никто руки не протянет. Внимания не обратит. В таких условиях не бросить работу просто невозможно.

Несколько человек со слезами на глазах были вынуждены оставить работу. Когда женщина страдает от головной боли, работать она не может. Но окружающие этого как бы не понимают. Они считают: раз последствий газа уже нет, в чем