люди повсюду изо всех сил стремились жить, даже когда им приходилось очень трудно, даже в самых ужасных обстоятельствах. Жизнь так печальна, но мы все ее живем. Мы все за нее цепляемся, все ищем в ней какого-то утешения.
держать перед ней ответ, как и всем остальным. Они все искали опору – Малкольм в своих домах, Виллем в девушках, Джей-Би в красках, он в лезвиях, – искали чего-то, что будет принадлежать только им, за что можно будет держаться в этом страшном просторе и непостижимости мира, в беспощадности его минут, часов, дней.
От неудач тоже, но по-другому: неудачники хотели только одного – успеха. Но и успешные люди хотели только одного – оставаться успешными. Разница как между бегом и бегом на месте: бежать, конечно, по-любому,
Он знал, что романтизирует их, и все равно ими восхищался, он восхищался каждым, кто может жить год за годом, ведомый лишь жаром надежды, невзирая на уходящие дни, погружаясь все в большую безвестность.
Если же мы настроены философски – а сегодня это, без сомнения, так, – мы можем сказать, что сама жизнь есть аксиома о пустом множестве. Она начинается с нуля и кончается нулем. Мы знаем, что оба состояния существуют, но не осознаем ни одно из них как опыт: это состояния, которые неизбежно составляют часть жизни, хотя они не могут быть прожиты. Мы предполагаем, что понятие „ничто“ существует, но не можем этого доказать. Однако оно должно существовать.