Не помню ни месяца, ни года. Но воспоминание живет во мне, будто заключенный в прочную оболочку кусочек счастья, будто яркий мазок на сером, безрадостном полотне, в которое превратилась наша жизнь.
В руках у стройной красавицы с шелковистыми иссиня-черными волосами был термос и пластиковая чашка. Густые брови срослись на переносице, словно два крыла у птицы, нос с легкой горбинкой – ну вылитая персидская принцесса, вроде Тахмине, жены Рустема и матери Сохраба из «Книги о царях».
– Для тебя хоть тысячу раз подряд!
Бросаюсь вслед за змеем. Всего-навсего улыбка. Она ничего не решает, ничего не исправляет. Такая мелочь. Вздрогнувший листок на ветке, с которой вспорхнула испуганная птица.
Но для меня это знак. Для меня это первая растаявшая снежинка – предвестник весны.
Бегу. Взрослый мужик в толпе визжащих детей. Смешно, наверное. Но это неважно. Ветер холодит мне лицо. На губах у меня улыбка шириной с Панджшерское ущелье.
Я бегу.
что у меня было, только бы этот забытый Богом приют хоть как-то дышал. Думаете, у меня нет родственников в Пакистане или Иране? Я мог бы бежать из страны, как все прочие. Но я остался. Из-за них. – Заман показывает на