– Наливал, – спокойно ответил Костян. – Чтоб спалось крепче. На вот, я и тебе налил.

Он протянул мне стакан, и я, всё ещё ничего не понимая, взял пойло из его рук.

– Ну, вздрогнем, – произнёс Костян и глотнул из бутылки.

– Вздрогнем, – прошептал я в ответ и опустошил свой стакан.

Тогда мне казалось, что я смогу заснуть ещё очень нескоро, но мои глаза закрылись сами собой, и я погрузился в долгий, практически безмятежный сон. А утром, когда начало светать, я вышел на холодную улицу покурить и, пока бродил вокруг конуры, заметил небольшие тёмно-красные пятна, вмёрзшие в ледяную землю. Они, кажется, вели куда-то в лес, ближе к нашему водопою. Я пошёл по этим следам и минут через десять наткнулся на человеческое тело, окоченевшее и покрывшееся за ночь тонким слоем снега. Один из наших бомжеватых друзей лежал, поджав колени, на луже собственной замёрзшей крови. Я не могу сказать, что именно я почувствовал в тот момент. Это нельзя было назвать страхом или отвращением, но я отчётливо ощутил какую-то пустоту, словно из меня выпустили весь воздух. Я докурил сигарету и повернул обратно в сторону конуры, несмотря на то, что бордовые пятна вели ещё глубже в лес. Осознание увиденного нагнало меня уже практически у входной плёнки, и тогда я понял, что нас и правда стало на одного меньше.

Когда я вернулся, все ещё спали. Я подошёл к Костяну и начал его будить. Неохотно, с бранью и ворчанием, он проснулся, и я вывел его на холод, чтобы он поскорее пришёл в себя. За то утро я успел продрогнуть насквозь, но события прошлой ночи интересовали меня куда больше возвращения в конуру. И после того, как я дал Костяну сигарету, он, наконец, начал более-менее чётко формулировать свои мысли.

– Мы за водой пошли, – он прохрипел, с трудом шевеля опухшими губами. – Ну с этими двумя ребятами. А там, на нашем месте, какие-то придурки бухали впятером. Видимо, им стало скучно, а мы как раз им под руку попались…

Костян остановился, чтобы передохнуть. Ему, казалось, было очень сложно разговаривать, а когда он затягивался, то его скулы начинали выступать ещё сильнее, реагируя на боль. Я немного подождал, и снова его спросил:

– Так они местные?

– Не, они на каком-то внедорожнике приехали. Как будто эти богатые ублюдки другого места не могли найти, чтобы нажраться, – Костян со злостью сплюнул на землю, и от боли громко выругался. – Хорошо хоть зубы целы…

– Так а дальше что?

Меня начинало трясти от холода и нетерпения, и я, словно клещами, вытаскивал из Костяна эту историю. Но он, в свою очередь, как будто специально говорил всё медленнее.

– А дальше они решили поиграть с нами в догонялки, и почему-то начали с меня. Я одного ведром огрел, и они словно с цепи сорвались. Набросились всей толпой… Я думал, попинают, да отстанут, но нет. Наши попытались им помешать, но в их возрасте силы уже не те.

Костян снова задумчиво затянулся, но ощутив на себе мой пристальный взгляд, сделал ещё один вдох и потушил сигарету.

– Ну, а когда им надоело, один из них принёс откуда-то охотничий нож и решил напоследок проверить, как глубоко он войдёт в одного из нас…– Костян с шумом втянул воздух, сглотнул, и, прохрипев, прибавил:

– А остальное ты сам видел.

Костян опустил взгляд на замёрзшие капли крови и попросил у меня ещё одну сигарету. На самом деле я всегда был уверен в том, что ему хватило бы дури справиться с этой ситуацией, но он, словно прочитав мои мысли, ухмыльнулся через силу.

– Повезло вообще, что они свалили так быстро, иначе…

Он взял у меня ещё одну сигарету и снова затянулся.

– Я был уверен в том, что смогу их уложить, но это оказалось гораздо сложнее, чем я думал.

Пока он рассказывал мне всё это, мы обошли вокруг конуры раз десять. Мои пальцы онемели, куртка, казалось, успела примёрзнуть прямо к телу, а Костян даже ни разу на меня не взглянул. И, когда мой взгляд в очередной раз упал на нашу входную плёнку, меня посетила ужасная мысль, от которой все волосы на моём теле встали дыбом.

– А если бы они нарвались на Катьку с Ванькой?! – я прикрикнул на Костяна, и он, всё ещё пялясь в землю, остановился.

– А что я должен был делать? – произнёс он с вызовом.

Я ничего ему не ответил. Я ведь и понятия не имел о том, что такое может произойти с нами. Костян хмыкнул.

– Они видели? – спросил я, стуча зубами.

– Кто?

– Катька с Ванькой.

– Немного…

Я вздохнул. Наш разговор зашёл в тупик. Я не знал, стоило ли мне ещё что-либо у него спрашивать, а Костян всем своим видом показывал, что ему надоело отвечать на мои вопросы.

– Ладно, пойдём обратно, – я сделал несколько шагов и одёрнул плёнку.

Я заметил, как Костян сгребал снег своими кроссовками, чтобы хоть немного припорошить следы крови. Он заполз в конуру через пару минут после меня, и сразу же улёгся на одеяло рядом со мной, чтобы не будить остальных. Немного мы помолчали, а потом, оглянувшись по сторонам, он чуть приподнялся и сказал мне вкрадчиво и тихо:

– Валить надо отсюда, не думал об этом?

– Думал, – ответил я честно. – Но вряд ли сейчас это будет сделать так просто…

– Согласен, только, например, через месяц или через неделю это, может, будет и просто, но уже не нужно. Кто знает, сколько ещё отморозков будет периодически здесь ошиваться, и что ещё сможет прийти им в голову. И мне не очень хочется, чтобы следующим стал кто-то из нас.

Костян говорил тихо, но весьма резко, всё ещё морщась от боли. Он на самом деле очень переживал за Ваньку с Катькой, да и мне после всего случившегося было немного не по себе. Только куда нам идти, вот в чём вопрос.

– Если бы можно было вернуться… – едва слышно пробормотал Костян, и эти его слова подействовали на меня не хуже звонкой, сделанной от всей души оплеухи.

– Нам некуда возвращаться, – напомнил ему я. – Или ты думаешь, что можно так запросто вернуться туда, куда нас отправили наши предки? А еще лучше сразу туда, откуда они нас вышвырнули, и сказать: «Мам, пап, я буду жить с вами» ?!

– Нет, я не это…

– А что тогда?!

Мне кажется, я начал практически задыхаться от какой-то необъяснимой злости. Костян не сказал ничего плохого, но почему-то его слова задели во мне что-то живое, оставшееся далеко в прошлом, и я перестал на какой-то миг контролировать себя. В тот момент, когда я набрал в грудь достаточно воздуха, чтобы сказать ему что-то ещё, он бесцеремонно прижал свою большую лапу к моему лицу.

– Не ори, – просто сказал он, и, подождав, пока я сделаю пару глубоких вдохов, убрал руку. – Я не собираюсь назад, но было бы неплохо жить там, где будет не так легко нас угробить.

– Это где, например?

– В городе, в какой-нибудь дешёвой комнате. Найдём какую-нибудь работу и всё будет путём…

– Давай поговорим об этом со всеми, – предложил я после очередного глубокого вдоха, хотя понимал, что эти разговоры ни к чему не приведут. Костян практически всегда предлагал всем свои идеи и планы действий. Вернее, он ставил всех перед фактом и не принимал никаких возражений, и именно поэтому в тот момент я решил с ним не спорить. Я прекрасно знал, что без денег и документов нам ничего не светит, но доказывать это Костяну я не стал.

К счастью, Костян сам понял, что разговор этот был абсолютно бесполезен, и поэтому он просто лёг обратно на одеяло и накрылся тряпками. Но те слова, которые в нём кипели, не давали ему спокойно заснуть, да и у меня после нашей беседы желания поспать осталось ещё меньше. Я резко поднялся, поплотнее застегнул на себе куртку и вытащил сумку, потерявшуюся под тряпками. Когда Костян демонстративно перевернулся на другой бок, я в очередной раз одёрнул плёнку и направился к метро, чтобы немного остыть и привести свои мысли в порядок.

Примерно через полчаса я подошёл к большим дверям и увидел рядом с ними ребёнка. Лет ему было на вид как Ваньке, хотя может и чуть побольше. На нём были уже привычные моему взгляду обноски, но разукрашенные синяками открытые участки тела всё же заставили что-то внутри меня сжаться в комок. Парнишка протягивал какие-то листовки, и, когда я подошёл к нему вплотную, он дал мне одну из сотен бумажек, которые держал в голых, немного потрескавшихся от мороза руках.

– Спасибо, – он посмотрел на меня абсолютно счастливыми детскими глазами, когда я взял листовку, и тут же отвернулся от меня, чтобы не упустить из виду других людей, которым можно будет отдать бумажки.

Я улыбнулся через силу и, толкнув тяжёлую дверь, сошёл по скользким ступеням в подземку. Я бросил монетку в прорезь, и эскалатор повёз меня к старым синим вагонам. Моя рука всё ещё сжимала в кармане листовку, и, может, дело было в том, что я давно ничего не читал, но отчего-то мне захотелось развернуть эту бумажку. Я поднёс её поближе к глазам, и вдруг мне стало настолько противно, что я мигом скомкал листовку обратно и выбросил прямо на мраморный пол, как только сошёл с эскалатора. На листовке на сероватом фоне большими синими буквами красовалась надпись: «Подари Мне Жизнь», а внутри был текст о вреде абортов. Дополняла эту листовку фотография молодой улыбающейся девушки, прижимающей к груди голову новорождённого ребёнка и воодушевляющий лозунг в самом конце: «Твоя семья – Твоё счастье!». Я прочувствовал какую-то насмешку, когда представил, как ребёнок, раздающий такие листовки, отдаст все заработанные деньги своей мамаше, чтобы та купила себе бутылку водки. Да, правильно, сохраняйте своим детям жизни, и, скорее всего, они будут вам благодарны.

Я зашёл в вагон, подошедший к станции, и сел на подобие диванчика из искусственной кожи. «Осторожно, двери закрываются!» ‒ прогремело у меня над ухом, и поезд тронулся.